ия нешуточная.
Дверь заскрежетала, ворота открылись и мы увидели Самвела, Сэма в грязных рабочих штанах и куртке, и ещё одного неизвестного мне шабашника.
Весёлкин смело шагнул вперёд, отодвигая этих вольных каменщиков в сторону, и направился вглубь гаража. Да, место было то самое, что и на фотографиях, полученных от Ивашки.
— Где девушка? — спросил я.
— Какой девушка? — развёл руки Самвел. — Нет никакой девушка. Мы здесь вдвоём зашли, от ветра спрятаться. А что, запрещено, да?
Я показал фотографию Весёлкину. Он молча взял, посмотрел на фото, огляделся и махнул Гуськову, чтобы тот подвёл Шабашников ближе. Где вот эта девушка, спросил Весёлкин и показал фотографию Сэму.
— Я не видел, я не знаю, — напрягшись, замотал он головой. — Зачем мне девушка? Я рабочий человек. Я девушку красть не могу, не буду. Мне жену не надо. Зачем такое, говоришь, начальник?
Весёлкин помолчал. Посмотрел на фото, посмотрел в сторону, посмотрел на Гуськова и его товарищей, глянул на меня и потом резко, внезапно выбросил руку, сжатую в кулак, вперёд и нанёс Сэму удар в солнечное сплетение. Тот был покрупнее Весёлкина и возвышался над ним, как молодой Кинг-Конг, но сейчас сложился, сломался, как спичка, закашлялся и задохнулся. У его спутника глаза на лоб полезли от ужаса. У Гуськова тоже, но он даже звука не произнёс.
— Где девушка? — медленно спросил у второго шабашника Веселков и развёл руками, ожидая ответ. — Ты по-русски понимаешь?
— Да.
— Тогда говори, где девушка которая изображена вот на этом снимке? Ты видишь, снимок был сделан здесь совсем недавно. Где она?
— Нет… я нет… не на-до…
Весёлкин продолжал свой допрос, а я прошёлся по гаражу. Так вот здесь она сидела, вот здесь с ней был сделан снимок. Никаких следов пиршеств и прочих разных дел я не обнаружил, и на том спасибо.
Услышав шаги, я обернулся, подошёл Гуськов.
— Ты это… Как здесь оказался, Стрелец? — тихонько спросил он.
— Да вот так, Гуськов. Я ж теперь в КГБ работаю, в отделе профессионального соответствия. Будем в ближайшее время милицию всю проверять. Начнём с участковых. К примеру, если обнаружим профессиональную непригодность, если, к примеру, кто употребляет на службе, пендаль под жопу и волчий билет, и нигде не устроишься. Будешь, вот как эти, самвелы, вольным каменщиком работать.
Тот сглотнул и пытливо на меня уставился, пытаясь понять шучу я или говорю правду?
— Ладно, Гуськов, не переживай, — сказал я, не глядя на него и продолжая осматривать помещение. — Тебе-то мы ничего не сделаем. По знакомству. Только ты старайся, работай хорошо и бухать кончай. А пока думай, где заложница. Ищи.
— Да где ж искать-то, заложницу вашу, — недовольно пробурчал Гуськов понуро побрёл в сторону стоящего в дальнем углу старого ржавого трактора, и когда уже подходил к нему, под ногой раздался звук, будто он наступил на металлическую бочку.
Я тут же подскочил к нему, сгрёб ногой сено и увидел крышку люка. Обернулся на каменщиков и по их испуганным лицам понял, что мы оказались на верном пути.
— Поднимай, — скомандовал я Гуськову.
Тот кивнул, наклонился, схватился за металлическое кольцо, вмонтированное в крышку, и потянул наверх.
Люк подался, открывая под собой яму с уходящими вниз ступенями.
— А ну-ка! — кивнул я Гуськову.
— Что? — не понял он.
— Руки вверх!
— А?
Я одним движением раскрыл кобуру и выхватил его Макаров.
— Смотри-ка! — подмигнул я. — А говорили, с огурцом ходишь.
— Э, ну-ка, ну-ка, ты хорош балдеть! Оружие давай-ка обратно!
— Отдам, не волнуйся. Поиграю и отдам! Пошли за мной.
Я спрыгнул вниз и спустился по лесенке, пригнул голову и вошёл в ход с низким потолком. Поскольку было темно, я касался рукой прохладной кирпичной стены. И тут чик, рука упёрлась в пластмассовую коробку. Выключатель. Щёлк, и случилось чудо, загорелся свет. Тусклый, но свет.
Мы оказались в небольшом проходе, ведущем под стену гаража. Он был коротким и служил когда-то для загрузки каких-то грузов с внешней стороны. Мы дошли до конца, и на потолке обнаружили ещё один металлический люк.
Потолок был невысоким, и я вытянул руку, чуть надавил, и люк подался, открылся. Он находился с той стороны, где стена полностью заросла кустарником. Это значило, что пока мы толпились у ворот, можно было подойти сюда, открыть этот люк и выбраться через него так, чтобы не попасться на глаза ни нам, стоящим перед воротами, ни бойцу с позывным Третий, тем, что находился за углом и контролировал окна гаража.
— Твою мать! — пробормотал Гуськов. — Полезли что ли?
— Я полез, а ты доложи Весёлкину.
Я выбрался наружу, встал, выпрямился и… в глубине за кустами мне показалось, будто мелькнуло платье, возможно то самое, что было на фотографии. И я рванул сквозь заросли как как обезумивший марал, с грохотом круша и ломая сухие ветви. Сделал три шага пробрался через кустарник и оказался на тропе, на которую мы не обратили внимание при обходе гаража.
Я снял пушку с предохранителя, передёрнул затвор и тихонько двинул по тропе. Не хотелось кричать, подзывая бойцов, и не хотелось терять время. Сейчас они все равно догонят, так что лучше было иметь временное преимущество. Я дёрнул вперёд, пробежал метров тридцать, услышал женский плач и тут же приглушенный мужской голос:
— Пошла, пошла, я тебе сейчас. Я тебе сейчас… Я тебе сейчас…
Он повторял это «я тебе сейчас», не в силах придумать, что именно сейчас он сделает. Вероятно, словарный запас не позволял ему активно применять словесное устрашение, поэтому он решил действовать иначе. Я услышал звук затрещины и жалобный стон.
— Заткнись, сука, заткнись, я тебя сейчас убью! — наконец, разродился он.
— Или я сейчас тебя убью — сказал негромко я, сделав три быстрых шага.
Человек вздрогнул, оказавшись в поле моего зрения, подскочил на месте и обернулся. Глаза его горели, как у зверя, были бешеными. Белки выделялись на тёмном лице. Это был не Мурадян, а неизвестный мне шабашник. В руках он держал обрез а девушка стояла перед ним на коленях, вероятно, запнувшись и не успев подняться.
— Я ему сейчас, — прохрипел он, приставляя ствол к голове своей жертвы, — я ему сейчас дырка в голове сделаю.
— Чудак-человек, — усмехнулся я. — Куда ты её тащишь вообще? Ты что с ней делать собрался? Ты что, думал, что тебя не найдут?
— Гришка! — ахнула жертва и завыла в голос.
— Или что? — не сдавался я. — Ну, ты и дебил, брат.
— Я сказал, — зарычал он, как раненый зверь, — я тебе сказал! Не подходи!
— Я тебе тоже говорю. Опусти. Опусти ствол незарегистрированного и незаконно переделанного оружия, и отойди в сторону. Или я тебя застрелю. Видишь, у меня, пистолет в руке? Милицейский. Знаешь, что это значит?
Кажется, пистолет он заметил только сейчас, но только крепче сжал свой обрез. Смотрите-ка на него. Закусил удила, жеребец.
В это время позади меня раздался шум шагов и приглушённые голоса. Это приближались наши сводные отряды. Злодей прислушался и на мгновение отвёл глаза, глянув в сторону, откуда доносились голоса.
Это была ошибка. Я мгновенно поднял пистолет и выстрелил. Не целясь, единым движением. Сотая доля секунды. Бах, и готово. Шмальнул в грудину. Сначала хотел по руке, но остерёгся. Оружие незнакомое, сноровка не та, в тир не хожу. В общем, грудь она большая, не промажешь.
Чудище лесное отбросило назад, а я ещё сделал один выстрел в воздух.
— Ты чё творишь, сука! — заревел Гуськов, и я даже заволновался, чтобы не лопнули его и без того выпуклые и как всегда красные глаза.
— Хорош пугать, — покачал я головой. — Вот, медальку тебе заработал и звёздочку на погоны. Ты только что опасного преступника обезвредил. Держи.
Я отдал ему пистолет и подошёл к жертве похищения.
— Гри-и-и-ша, — рыдала она. — Гри-и-и-шенька.
Я помог ей подняться и прижал к себе.
— Вот, Галка, скажи, как ты вечно находишь приключения на свою… попу, а?
— Да-а-а-а, я непутё-ё-ё-вая.
— Эх, Галя-Галя, горе луковое. Пошли уже! Смотри сколько народу тебя спасать приехало….
Суть оказалась в том, что Матис пообещал за охрану Галки тысячу рублей каждому участнику. Но тут лесные братья дали маху, конечно. Они узнали, что у меня якобы есть зазноба в деревне. В общаге слухи ходили разные, а тут Зойкины скандалы масла в огонь подлили.
Ну, братья сюда и приехали, а им все местные со знанием дела рассказали, что я за Галку дважды бился с Мурадяном. Вот она бедная и попала в передрягу. Через недоразумение, можно сказать.
— Гриш, приходи сегодня вечером в клуб, а?
— Ты шутишь, Галя? Мне же в Москву надо.
— Завтра уедешь, я тебя домой проведу, мать не увидит.
— Ну, Галина, ты меня под монастырь подвести хочешь. Мать твоя мне голову оторвёт. И не только, она уже пыталась, между прочим.
Шабашников запаковали, наскоро допросили и закинули в вертушку. Пока суд да дело, я попросил Гуськова подбросить до совхозной общаги.
— А чё там?
— Да, с девчатами надо парой слов перекинуться.
— Ну давай, ты теперь мне ближе, чем брат, — расплылся он в улыбке. — Ещё к председателю заскочим, он тоже обрадуется.
— Да он меня и не вспомнит, видел один раз в жизни. А вот твою дружбу я принимаю с радостью. Будешь в Москве, заезжай в гости. Если помочь чего, не стесняйся.
— Лады! — закивал он. — А ты нормальный парень, Григорий. Я ведь присматривался, чувствовал, будет толк из тебя.
— Ты смотри, в рапорте не напутай ничего.
— Не-не, я всё наизусть заучил.
Он высадил меня у одноэтажного здания из железобетонных блоков и сказал, что вернётся минут через пятнадцать.
Сердце немного завибрировало, застучало. Не так, как в метро, не так как в схватке. Иначе. Этот стук мне был хорошо известен. В бою я зол, яростен, но спокоен, а вот тут… Сладкая тревога разлилась по груди. Не пустота, а томление. Шёл поставить точки над «и», а получалось не пойми что.