— Да, я не возражаю, — пожал я плечами. — Мне он вообще по барабану, Аджан этот.
— Чё значит? — нахмурился он.
— Значит, что не колышет меня тварь эта.
— А-а, ну да…
Пройдя через пустой склад, мы двинули к свинарнику. В загоне снаружи орали голодные свиньи. Но мы прошли дальше. Запашок, конечно, был тот ещё. Внутри было вообще невозможно находиться. Поначалу.
Мы прошли по грязному полу вдоль загонов со свиньями. В конце прохода была половинчатая дощатая дверь, Лысый открыл её и придержал.
— Тут молодняк держат, — усмехнулся он.
Загоны были пустые, а один из них представлял из себя сваренную из арматуры клетку. Вот туда фальшивого Аджана и затащили. Опустили на кучу несвежей соломы, валявшейся на полу. Как по сигналу, коснувшись пола, Мурадян открыл глаза и замычал.
— Воды ему надо, — нахмурился я. — Чтоб не сдох раньше времени.
— Слышь, иди вон туда, набери, — махнул рукой Лысый, посылая одного из своих подручных к трубе, торчащей из стены.
— Лысый, там шланг, — крикнул тот, добравшись до крана.
— Налей из шланга значит. Ведро видишь? Лей в ведро. Сполосни только, а то траванётся раньше времени. Догоняй потом. Лысый двинул на выход, второй амбал и я последовали за ним.
— Не могу, — покачал он головой, когда мы вышли наружу. — Вонь, сука, въедливая такая, щас целый день говном пахнуть будем из-за этого редиски.
При слове «редиска» все заржали.
— Ну чё, тебя куда, домой? — задал вопрос Лысый.
— Нет. На главпочтамт отвези, надо несколько звонков сделать.
— А, ну ладно, погнали тогда.
Охранники объекта закрыли за нами ворота, и мы поехали в центр города. Я позвонил сначала Львову и доложился, что жив-здоров. Расписывать ситуацию по незащищённой линии не стал. Сказал только, что были сложности кое-какие, но пока всё под контролем. Он ответил, что, возможно, пришлёт кого-то для связи.
Потом позвонил Весёлкину, сообщил, что всё по плану. С ним не разговаривал, просто оставил сообщение. Сёмушкину тоже отправил телефонограмму. Про Мурадяна никому не сказал. Ситуация с ним была неприятной и нездоровой. Смысл его появления здесь пока мне был неизвестен, и я подозревал, что он был связан с каким-то из троих ведомств. И это было связано именно со мной. Кто устроил подлянку, надо было разбираться.
После переговоров я пошёл побрился в Дом быта. Поблагодарил Моисея за помощь и спросил нельзя ли мне раздобыть машину на время своего пребывания здесь, чтобы быть более мобильным. Он обещал подумать. А ещё я договорился на следующее использование Шумахера на запоре.
Потом я зашёл в гостиницу, покрутился там, изобразил присутствие и двинул в кафешку, куда за мной должен был подъехать Лысый. Он был уже там, ел плов. Предложил присоединиться, и я заказал себе то же, что он.
— А ты ничё так, резкий кент, — одобрительно заметил он. — Мало того, что махом вычислил этого фуфлыжника, так ещё и обезвредил. Кто бы мог подумать, этот хряк здоровый такой. Как ты его вырубил?
— Ну, ты сам видел, — пожал я плечами.
— Не всё же. Я бы глянул, конечно, если б случай был.
— Жизнь длинная, — усмехнулся я. — Увидишь ещё.
Когда Лысый привёз меня в дом Сармата, я сразу пошёл к себе. Судя по всему, мне предстояла бессонная ночь, поэтому стоило немного добрать сна. Я поднялся по лестнице, прихватив лежащую на столе книжку про Ходжу Насреддина. Впрочем, читать не стал, полистал немного и задремал, а потом и вообще уснул. И проспал до самого вечера.
— Нихера себе, ты чё, массу давишь, герой войны?
Я открыл глаза. Надо мной стоял Сармат. Херово. Не услышал, как он вошёл, вырубился наглухо. Обычно со мной такого не бывало. Наверное, напряжение последних дней сказывалось.
— Ага, чёт улетел, — хмуро ответил я и, сев на кровати, помотал головой. — У-ф-ф…
— Да ладно, чё! — заржал хозяин дома и хлопнул меня по плечу. — Мне Лысый рассказал, как ты этого чмыря выловил. В одиночку. А как бы ты его вёз и куда?
— На себе бы тащил, — криво усмехнулся я. — Босс дал задание, умри, но сделай.
— Мужчина, — засиял он.
— Там скорая стояла неподалёку. Я договорился, если что за чирик чтоб кореша пьяного подвезли.
— Ну, ты в натуре, продуманный кент. Ладно, пойдём, Айнура на стол собирает. Шарахнем за будущие успехи. Мы с Башкой отлично съездили. Расскажу потом. И ты тут порадовал. Есть, что отпраздновать! Щас не отмажешься, придётся бахнуть с правильными людьми хорошенько. Или пыхнуть.
За столом оказался и Лысый, и Башка, и Лиза. Пришли ещё двое неизвестных мне кренделей совершенно бандитской наружности, чуть позже нарисовался и Волчонок. Ужинали шумно и радостно, будто получили гору бабок. Волчонок смеялся каждой шутке Сармата, а на меня смотрел косо. Я сидел рядом с Лизой, она сама меня усадила рядом с собой, а когда пришёл он, ему поставили табуретку и посадили на угол стола.
— Семь лет не женишься! — засмеялась Лиза.
— А ему и не надо, — возразил Сармат. — Мы его через семь лет как раз короновать будем. А у вора ни кола, ни двора быть не должно и семьи, тем более.
Волчонок улыбался, но получался у него злой оскал. В общем, веселье было своеобразным, за чей-то счёт. Лысого Сармат тоже донимал за то, что Аджана взял я, а не он. Напрасно я пояснял, что мы туда одновременно пришли, босс так и продолжал по нему ездить.
Мне пришлось выпить пару рюмок коньяка, поскольку Сармат давил по-полной. Из-за этого разболелась голова. Я пошёл к себе и порылся в аптечке. Нашёл аспирин и саданул сразу две таблетки. Вечеринка стихла, но по дому кто-то продолжал шарахаться.
Я выключил свет, лёг на постель сверху, не раздеваясь и стал ждать. Поспать днём было мудро. Прошло не меньше часа, когда всё стихло. Я полежал ещё минут пятнадцать и тихонько поднялся. Ботинки мои стояли в прихожей, поэтому я натянул лёгкие кроссовки. Половицы, как назло заскрипели.
Я вышел в коридор и подошёл к лестнице. Из-за приоткрытой двери нёсся чудовищный храп. Мне это было на руку. Тихонько спустился по лестнице. Она тоже неимоверно скрипела, гадина, но рядом с эпицентром храпа, наверняка скрип слышно не было. Оказавшись внизу, я пошёл на кухню, сжимая в руке упаковку аспирина, как доказательство добрых намерений.
Налил в стакан воды, постоял, послушал. Было тихо. Тогда я открыл окно, залез на подоконник и высунул голову. Здесь тоже было совершенно тихо — ни звука, ни ветерка. Через дверь, может, было бы спокойнее, можно было бы сказать, что я, например, подышать вышел, потому что голова болит, но на крыльце горел свет, и риск оказаться замеченным был весьма высок.
А вокруг кухонного окна росли кусты, что-то вроде барбариса. Поэтому я и решил выходить здесь. Я аккуратно, практически беззвучно, спустился на землю и снова прислушался. Теперь нужно было не попасться на глаза патрульному. Ночь была я тёмная, луна пряталась за облаками и единственный свет, который я различал, шёл от фонарей у ворот и на крыльце.
Я надеялся, что ночью никто территорию не патрулирует и все охранники спят в своей избушке. Или, на крайняк, играют в карты. Прижимаясь к стене и оставаясь в тени, я прошёл вдоль трёх сторон дома, избегая освещённой лицевой. Никакого патрульного не было. И только я решил уже рвать в сторону забора, поодаль из-за куста вышла тёмная тень.
Японский городовой… всё-таки, патруль не спал… Я затаился. Пришлось ждать, пока он неспешной походкой пройдёт по дорожке вдоль ограды, свернёт, свернёт ещё раз и скроется за домом. Он никуда не торопился, поэтому прошло минуты четыре, пока он не исчез из глаз.
Я резко и максимально беззвучно рванул к забору, прижался, спрятался за кустом и подождал. Тянуть не следовало, чтобы не пришлось ждать, пока дозорный пройдёт очередной круг. Не заметив ничего опасного и подозрительного, я перемахнул через забор, по кошачьи приземлился и рванул в сторону остановки.
— Ну, молодой человек, — покачал головой Шумахер, когда я уселся рядом с ним. — Точность вежливость королей, да?
— Где короли, Иван Арсеньевич, и где мы. Тут бы не напортачить, так что извините, не до этикета.
— Понимаю, — кивнул он, заводя двигатель. — Но должны же у меня хоть какие-то недостатки быть, правда? Вот редкие ворчания, например.
— Согласен, поехали.
Мы двинули к складу и свинарнику. Ночные бродяги на запорике, отчаянные солдаты удачи и непримиримые воины, воющие за всё хорошее против всего плохого.
Метров за триста мы остановились, я вышел, обул привезённые Шумахером старые ботинки, взял фонарик и пошёл по направлению к объекту. По земле, по камням, по сухим кустам конопли. Было темно, я спотыкался, но шёл дальше.
Не запачкать обувь было не возможно, поэтому я решил, что оставить ненароком на подоконнике след из свиного навоза было бы плохой идеей. Поэтому решил переобуться. Ботинки были неудобными и чуть давили, но это было нестрашно.
Я подошёл к высокому глухому забору и прислушался. Легко постучал кончиками пальцев. Лая не последовало. Постучал чуть громче. Нет. Собаки не появились. Хорошо. Зато раздалось отдалённое тихое хрюканье и дуновение ветра принесло крепкий запах свинарника.
Я пошёл туда. Тропы вдоль ограды не было. Стараясь не переломать ноги, я медленно двигался вперёд. Запах стал сильнее и звуки ночной свиной жизни — чуть громче. Наконец, пройдя достаточно, я подпрыгнул, подтянулся и присмотрелся, пытаясь сориентироваться. До свинарника оставалось метров двадцать, мне нужно было зайти с задней стороны, чтобы быть закрытым от охранников.
Фонари, горящие у ворот, сюда не добивали, но, чтобы не рисковать, я спрыгнул обратно и прошёл ещё немного вперёд. Потом перелез через забор, спрыгнул громче, чем планировал и затаился. Непривычные ботинки стукнули по земле, но из сторожки услышать этот звук было невозможно. Тем более, тут и других звуков было достаточно.
Я подошёл к свинарнику и потянул дверь. Эпическая сила, хозяева, бляха! Не могут петли смазать! Дверь заскрипела, но делать было нечего. Голодные свиньи снаружи оживились и заорали, тва