Но харч мне отведать снова не удалось. Открылась тяжёлая скрипучая дверь и меня вызвал вертухай:
— Стрелец, на выход!
— Куда это в такую рань? — удивился Валера.
— В карцере сдох кто-то, место освободилось, — заржал Гапон. — Возвращайся, Стрела, мы тебе каши манной оставим.
Я не ответил и вышел в коридор. Как и ожидал, это был Сёмушкин. Правда, я полагал, что он появится ближе к обеду, а он вот примчался ни свет, ни заря.
— Оставьте нас, — раздражённо кивнул он конвойному.
Я огляделся. Это была небольшая пустая комната, похожая на ту, где меня допрашивали вчера.
— Ты чё творишь, ирод⁈ — набросился на меня Сёмушкин.
— Что с Зоей? — спросил я. — Мне никто ничего не сообщил.
На самом деле, с Зоей всё было предельно ясно. Просто голова отказывалась верить в то, что ей конец.
— А как ты думаешь? После такого-то удара… Скажи мне, какого хера? Ведь всё же нормально было! Работа пошла! А сейчас всё коту под хвост.
Сегодня бульдожка был явно не в своей тарелке. Весь на нервяке, глаза красные, не спал наверное всю ночь.
— Скажи, ты больной? Или что?
— Иван Трофимович. Почему она оставалась в общежитии после моего отъезда в командировку? Командировка длительная ожидается.
— Ты чё, вопросы мне будешь задавать? Совсем уже охерел?
— Погодите строжиться, это дело нехитрое, всегда успеется. Просто ответьте, кто принял такое решение?
— Я принял! — рявкнул он. — И что?
— А почему.
— Сомов разумно заметил, что если командировка сорвётся, можно будет продолжать с точки, где остановились.
— Не пойму, — покачал я головой. — Вы меня завербовали ради этой командировки. И если она сорвётся, какой вам от меня толк?
— От тебя и так толку никакого. Вместо того, чтобы работать, сидишь здесь, нихера не делаешь.
— Значит Сомов предложил, — кивнул я. — А вот такой ещё вопрос. От вас я поехал напрямую в общагу. Зашёл ещё в гастроном на «Планерной», купил пельмени. Пришёл в общагу, отдал пельмени соседу, чтобы он сварил. Тот сообщил, что несколько дней не может найти нож.
— Зачем нож, чтобы пельмени варить?
— К слову пришлось, наверное. Ещё сказал, типа Зоя без меня не сильно грустила. Всё. Сколько я был в комнате? Максимум пять минут. Я пошёл сразу к ней. Дверь была открыта, играло радио. Вошёл. Она лежала с ножом в боку, на губах ещё пузыри кровавые лопались. Я закричал соседу, чтобы звонил в скорую и хоба! Ваши с пистолетиками нарисовались и перед общагой куча машин. Американские копы прям, тушите свет. Как такое возможно?
— В протоколе иначе написано, — нахмурился бульдожка.
— Правда? Ну вы поговорите с моим соседом сами, без Сомова и его деревянных солдат.
— Может, ты сначала к ней заглянул, а потом уже к соседу своему.
— Ну-ну.
Я опустился на стул и нахмурился.
— Зойку жалко, — покачал головой. — Вся жизнь впереди, а тут.
— Ты хочешь сказать, он всё подстроил, чтобы отомстить за то, что ты ему пару раз рыло начистил?
— В том-то и дело, что не из-за этого. Но Мурадяна он зачем прислал? С вами не согласовывал. Всю ведь операцию под угрозу срыва поставил. А прислал заранее, до моего приезда ещё.
— Ну, это ещё надо проверять, — помотал головой Сёмушкин. — Ты конечно мне сказал об этом вчера, но…
— А как проверять будете? У Сомова спросите, мол, Васёк, а это не ты гадишь на каждом углу? В прессуху меня в ту же самую поселили. Кто организовал?Вам что ещё надо? Приведите его сюда и я с ним поговорю. В вашем присутствии. Только, чтобы посторонних никого не было. И всё узнаем. Из первых рук, так сказать. Короче. Вы меня вытаскивать будете отсюда или мне к Весёлкину обращаться? Или в ЦК письмо писать?
— Ну, это ты… — он махнул рукой и покачал головой. — Эх Зоя-Зоя…
— Вы же понимаете, кто-то знакомый был. Ведь ни шума, ни криков, ни борьбы! Зою убил Сомов. Сто процентов!
— Ну, допустил пока рано…
— Что? — поднялся я.
— Да, говорите, коль уж начали!
— В общем, в коме она.
У меня будто… я не знаю, будто камень с души упал, будто взорвалось что-то внутри и… Я сел на стул и помотал головой.
— Прооперировали ночью и…
— Ф-у-у… Сразу сказать нельзя было?
— Ждём пока… Тревожимся… Доктора ничего не говорят. Но операция вроде нормально прошла…
— Нормально… А вы вместе с Сомовым ждёте? Он-то точно тревожится. Вы понимаете, что это значит?
— Да нет, — махнул рукой бульдожка. — Прекращай.
— Ни нет, а да! Поставьте охрану, чтобы ни одна душа к ней проникнуть не могла. Если она в себя придёт Сомову конец.
— Да не сам же он, даже если его рук… Вообще, бред какой-то…
— Сам, конечно! Короче, Иван Трофимович, вы меня будете отсюда вытаскивать или нет?
— Да как я тебя вытащу-то⁈ — рявкнул он. — Прокуратура, все дела, всё по правилам. Я что сделать-то могу?
— Всё вы можете. Не вы, так Чурбанов. Не Чурбанов, так Брежнев.
— О, какой умный. Даже Леонид Ильич не может. Он что позвонит и скажет, мол, освободите подозреваемого? Не в Америке живём!
— Не в Америке, точно. Пошутил я. Но надо брать Сомова и колоть. Тащите его сюда. Вместе допросим.
— Нет, нужно выяснить, что он за игру ведёт.
— Тьфу! Хотите посмотреть, кого он следующего грохнет?
— Ладно, — кивнул Сёмушкин. — Пора мне. Тебя сегодня в прокуратуру повезут на допрос. Я постараюсь подъехать. Не вляпайся никуда.
— Дайте ключ от наручников.
— Чего? — округлил он глаза.
— Блядь! Сёмушкин, сука, ты контрразведчик или хер моржовый⁈
Он аж рот открыл.
— Давай ключ! Не можешь меня вытащить, сам о себе позабочусь. А то и на хер сесть и рыбку съесть охота, но чтоб ничего самому не делать, да? Тут дела, бляха, серьёзные. Это не «Следствие ведут знатоки». Это «От заката до рассвета» в полном объёме!
— Ты чё, Стрелец?
— А то, что у вас, простите за резкость, сотрудницу чуть не убили и агента сто раз пытались, а теперь в тюрьму законопатили. И здесь уже ночью пытались. А агент, между прочим весьма ценный.
Он молча похлопал по карманам и вытащил ключик.
— Дайте машину, пусть надёжный, не связанный с Сомовым человек ждёт, когда меня повезут. И пусть едет следом, будет начеку. Когда вырвусь, чтобы подхватил сразу. Если не получится по дороге туда, значит на обратном пути.
— Сука… подведёшь ты меня под монастырь…
— Вы-то тут причём? Сбежал да и всё. Про вас даже не подумает никто. У вас что, кроме меня надёжных людей нет? Аналитический, сука, отдел.
— Ладно, — стал он вдруг жёстким и решительным. — Хорошо. В Киргизии тебя искать не будут.
— Сомов будет. Поэтому главная цель — это он.
— Сядешь в машину, тебя отвезут на явочную квартиру. О ней никто не знает. Будешь сидеть там, пока не объявлюсь.
— Ну вот, товарищ генералиссимус, совсем другое дело.
Когда я вернулся в камеру, там появился ещё один персонаж. Здоровый, как Кинг-Конг, и с такой рожей, просто ужас. Он встал прямо передо мной, выпятив вперёд пузо.
— Кто тут у нас такой сладенький? — скорчив жуткую рожу прохрипел он.
— Алё, ты рамсы что ли попутало, чучело?
Валера смотрел с интересом, ожидая развития сюжета. Понять человека можно бы было. Сидит взаперти, ни книг, ни кино. Ни интеллекта. Впрочем, Гапон решил растянуть удовольствие. Посмаковать.
— Кузнец, остынь, — кивнул он. — Сейчас не стоит. Потом побазарите, если охота не пройдёт. Вечерком. Проходи, Стрела, не менжуйся.
Валера, лишённый развлечения, разочарованно поджал губы, а Кузнец ощерился.
— Я тебя сегодня на кол посажу, сладенький, — прорычал он и ткнул в меня жирным, как сарделька, пальцем.
А я такие вещи всегда недолюбливал. А сейчас, честно говоря, был на взводе. За Зойку переволновался, не спал, не жрал. Да и вообще, невинно в тюрягу загремел. Ну… не сдержался. Перед поездкой к прокурору надо было тише воды, чтоб ни в карцер, ни куда ещё, а тут вот… Да, залёт, товарищ полковник. Ну, какой есть, такой есть. Горячий финский парень.
В общем, я этот палец схватил и резко вывернул. Хоба! Одним движением. Ррраз! Хррусть! Валера даже рот открыл. А Кузнец заревел, как нефтяной танкер. Заревел и завыл.
— Во даёт, — заржал Валерик.
Дверь открылась и в камеру влетели вертухаи, как у нас на киче говорят.
— Что происходит⁈ — заорал старший.
— Да вот, гражданин начальник, — заржал Гапон. — В носу ковырялся, палец сломал.
Валера и Метла заржали, а Макака даже не повернулся в нашу сторону. Кузнеца увели в санчасть. Он сказал, что сам пострадал, типа с шконки спрыгнул, а пальцем зацепился. Похоже у охраны приближался пересменок, поэтому раздувать они не стали.
Часа через два Кузнец вернулся с загипсованным пальцем.
— Теперь ты не Кузнец будешь, а Перст, в натуре, — заржал Гапон, разжигая в пострадавшем злобу и жажду мести.
— Перст! — заржал Валера и даже метла растянул губы в улыбке.
— Перст указующий!
Кузнец ругался матом и рычал.
— Конец тебе, Стрела! — грозил он. — Доска, амба! Урою! Разорву нах!
Я не реагировал, спокойно сидел и ждал. И вскоре за мной снова пришли.
— Стрелец, на выход!
Смена была уже действительно другая. Мне защёлкнули наручники за спиной и вывели во двор. Загрузили в автозак на базе зилка и повезли. Я сидел в клетке, напротив меня находился конвойный и ещё один человек был за рулём. Спокойно и почти по-домашнему. Сразу видно, лихие, дерзкие и безбашенные девяностые ещё даже и не обозначились за горизонтом.
Ехать было по моим расчётам минут двадцать-тридцать, так что прохлаждаться было некогда. Минут через пять, после того, как отъехали мне как-то «поплохело».
— Сержант, — позвал я слабым голосом.
— Чё тебе надо?
— Что-то худо мне… У меня же сердце больное.
— Чё ты несёшь! Заткни пасть!
— Расстегни ворот, будь человеком.
— Не положено.
— Ой, плохо… не доеду… Посмотри, я белый стал, как мел… Да?
Он настороженно подошёл и посмотрел на меня.