О том, что первое покушение с грузовиком и вертолётом было организовано именно на меня, предположил и Весёлкин. Тогда он находился слишком близко ко мне, чтобы быть заказчиком. Впрочем, ему-то многоликому верить вообще было нельзя.
В этот момент он хмуро на меня глянул. Будто мысли прочитал.
— Не спится? — бросил он.
Я пожал плечами. Выходило так, что либо Весёлкин страдал от раздвоения личности, либо был кто-то ещё, заинтересованный в моей кончине.
Почему бы кто-то хотел моей смерти? Мстить мне было не за что. Молодой парень, студент, без претензий на мировое господство. Стало быть желание убить меня связано с тем, что я ещё не сделал, но мог сделать потом. А это, в свою очередь, означало, что мой противник знал о том, что сознание моё переместилось из будущего, и это было для него опасно.
Тут тоже были варианты, причём не один и не два. Вариантов было много. Если этот кто-то сам из будущего, то я мог его в будущем прищучить и он теперь старался это предотвратить. Но, как не напрягался, я не мог припомнить никого, кому так сильно насолил бы в своей первой жизни…
— Поедем ко мне? — кивнул Весёлкин, когда вертолёт приземлился на бетонные плиты закрытой базы. — Поговорим, раз уж ты не спишь.
— Меня там девушка ждёт не дождётся, — усмехнулся я.
— Такая их доля девичья — ждать. Всё стало слишком серьёзно, чтобы можно было откладывать разговор из-за бабы.
Говорил он жёстко, видать поговорить было действительно нужно. Позарез.
— Значит, едем. Поговорим, раз уж я не сплю.
Он кивнул. Мы вышли и сели в чёрную «Волгу».
— А как мои парни доберутся? — поинтересовался я.
— Довезут на служебном, не переживай. За шабашников тоже не переживай. Их оформят по всем правилам.
Он замолчал, не желая говорить при водителе. А я снова начал соображать. Скорее всего, заказчики моей ликвидации опасались, что я могу совершить что-то такое, что в будущем окажется для них категорически неприемлемым. А из этого напрашивался вывод, что эти заказчики имели о будущем весьма полное представление. А если сами они там ещё не были, значит кто-то им рассказал. Из тех, кто там побывал, я пока знал только Весёлкина-Грабовского. И себя.
А что, если допустить, что в моём устранении заинтересована некая специальная служба из-за границы? Смешно, конечно, но не так уж невероятно. Например америкосы. Правда, зачем им это? А вот предположим, моя деятельность приведёт к смене истории, я же этого хотел? Хотел. И тогда Союз не распадётся на независимые государства. А значит их усилия по расшатыванию и ослаблению СССР пойдут прахом. Логично? Да, но с намёком на паранойю и новую теорию заговора. Так что…
Мы снова приехали на Лубянку. Мне оформили пропуск и мы пошли по коридорам и этажам.
— Ну вот, — кивнул Весёлкин и открыл дубовую дверь. — Заходи в мою берлогу, как говорится. Чай или кофе будешь? Надо было заехать бутербродов купить.
— Где в это время?
— Да хоть в «Интуристе». Ладно, что теперь об этом. Поголодаем. Так кофе или чай?
— Кофе, пожалуйста. Растворимый?
— Ну, а какой ещё? Сахар надо?
— Нет.
Пока он возился с чайником, стоящем на подоконнике, я осматрелся. Кабинет был небольшим, похожим на кабинет Рахманова. Та же советская роскошь деревянных панелей, рабочий стол, шкаф с папками. Приставной стол для заседаний у Весёлкина был поменьше. Блин, прилепился этот Весёлкин. Грабовский он, Грабовский.
Он поставил передо мной чашку кофе и вазочку с шоколадными конфетами, а сам уселся на своё кресло под портрет Железного Феликса.
— «Кара-Кум», «Белочка», «Летняя ночь». Угощайся.
Я отпил горячей кисло-горькой жидкости.
— Кофе дрянь, конечно, — усмехнулся Грабовский, — но ничего. Придёт время и кофе у нас появится, как у нормальных людей, и товарное изобилие.
Я промолчал.
— Так как вышло-то? — спросил он.
— Что вышло, Алексей Михайлович?
— То, что ты оказался связан с партконтролем.
— Так у меня же отец там работал.
То, что Грабовский рано или поздно узнает о КПК, я не сомневался, поэтому несколько мыслишек заранее набросал.
— Это когда было? — цокнул он языком. — При царе Горохе?
— Так точно, при горохе. Отец мне письмо оставил. Я когда в армию уходил, мать вручила. Там он написал, что хотел бы, чтобы я продолжил его дело. Телефон был, имена. Я после Анголы на вас злой был.
— Почему? — довольно искренне удивился Грабовский.
— Да … хрен его знает, товарищ майор, — пожал я плечами. — Я, конечно, понимал, что вы не думали, но послали-то меня в самую мясорубку. А потом ни здрасьте, ни… спасибо в общем.
— Так не за спасибо воюем.
— Это точно. Но я подумал, что мне с вами не по пути. Что вы мутный тип…
— Мы вроде на «ты» были.
— Да. А тут ещё бульдог этот, Сёмушкин наехал. И тоже через тебя неприятность. Подумал, нахрена мне это надо, вообще? Мне жизнь новую дали, а с твоими заданиями никакого бессмертия не хватит.
— И что тебе в КПК сказали? О чём спрашивали?
— Там нашлись друзья отцовские, пообещали взять на работу, даже показали какому-то шефу. Но я про такого не слышал раньше. С тех пор ни слуху, ни духу. А спрашивали только анкетные данные. Не буду же я им говорить, мол, так и так, мне двадцать пять лет, а разум у меня из далёкого будущего.
— А почему им позвонил, когда в передрягу попал?
— Твоего телефона не имел, подумал, они передадут, куда надо. Ну, так и случилось, ты же прилетел. Кстати, где этот мальчишка, Матис?
— Матис у нас.
— Понятно.
— Он дверь тебе раскурочил, хотел по-тихому смыться, но не удалось. Матис этот тот ещё фрукт. Мы его уже хрен знает сколько поймать не можем. А на счёт КПК, смотри сам, конечно, насильно-то мил не будешь. Но лавочку эту прикроют скоро. Пельше, конечно, останется. Должен же кто-то песочить зарвавшихся мелких функционеров, а вот оперативные функции передают нам.
— Да я уже решил всё, — пожал я плечами. — Там я бумажки буду перелистывать или что делать? Не знаю, что у них там за функции такие, и насколько они оперативные, но только с ними я заканчиваю. К тому же у нас с вами и цели значимые появились, и Андропов, опять же. С помощью КПК Союз точно не спасти.
— Хорошо, — кивнул он. — Я тебе верю. Но у нас есть протокол, и я вынужден действовать согласно этому протоколу. Придётся тебя проверить.
— Серьёзно? — удивился я. — То есть вербовка МВД не требует проверки, а не состоявшееся сотрудничество с бумажной фабрикой требует?
— Не такая уж эта фабрика бумажная. Спецназ ведь от них был сегодня? От них. Заначит, кое-что они могут.
— Их же вам передают.
— Передают, но ты что, реально не понимаешь, о чём речь? За тобой охотятся, киллеров посылают, причём с самого появления практически. Значит рисковать мы не будем, ясно? У тебя в голове может быть что-то такое, о чём ты сам и понятия не имеешь. Явно действует серьёзный противник. Информированный и имеющий технические средства.
— Средства, кстати, могут через тех же «Лесных братьев» передавать.
— Да, так и есть. Их шведы обеспечивают и оружием, и пропагандистскими публикациями. Но сами они не дотягивают, прям как КПК, и получают всё это из Штатов. Это наши ребята отслеживают. Но, как говорится, леший с ними, с братьями этими. У нас шпионами всё пронизано, понимаешь? Везде агенты, везде резиденты. Западники не дремлют, что бы кто ни думал. Я полагаю, что информация о том, что ты мог быть возвращён с определённой миссией у них уже имеется. Верят они или нет, неизвестно, но на всякий случай хотят предотвратить все неблагоприятные последствия. Будем работать по этой теме. Но тебя мы скоро скроем с глаз, отправим в Чуйскую долину.
— Всю жизнь прятаться не будешь, хотелось бы как-то решить проблему.
— Сначала надо проблему выявить, а потом уже решать. Ну что готов?
— К чему?
— К небольшой проверке.
— Прямо сейчас, что ли? — опешил я и почувствовал, как сердце сжала холодная чужая рука. — Надо поспать для начала, отдохнуть. Как так-то?
— Вот, после и поспишь.Пойдём, всё готово уже. Нам потом будет проще, когда мы сможем доверять друг другу на сто процентов.
Да-да. Я-то почему стану верить тебе больше?
Он снял трубку и сделал звонок. Подождал, что ему скажут, а сам не произнёс ни слова. Он повесил трубку и кивнул.
— Идём, здесь рядышком. Много времени это не займёт.
Сказочник. Будто я не знаю, сколько это займёт. Но дело было не в том, что я оказывался почти на сутки выбитым из графика. Дело было в том, что имелось в моей голове и не предназначалось никому из посторонних. Тем более, ему.
— Пойми, мы не сможем двигаться дальше и обсуждать планы операций, пока ты не пройдёшь эти тесты.
Тесты. ЕГЭ, бляха муха!
— А потом на все твои вопросы отвечу я.
— Тоже под сывороткой?
Он улыбнулся.
— Мне концентрацию поменьше надо, — сказал я, когда мы вышли из кабинета. — А то могу ласты склеить. Реакция организма.
Можно было бы начать отказываться, кричать, впадать в ярость, проявлять характер, но здесь, на Лубянке ярость, характер и несогласие не имели никакого веса. Здесь очень хорошо умели ломать людей. Поэтому я решил рискнуть и попытаться обмануть сыворотку. Получилось однажды, получится ещё раз… Обязано получиться — другого выхода не было.
Пройдя по коридорам и опустившись в подвал, мы подошли к металлической двери. Грабовский гулко постучал, и она тотчас открылась.
— Давай, заходи, — подтолкнул он меня ко входу. — Всё конфиденциально, не бойся.
Я переступил через порог и оказался в небольшом помещении. Как в «Семнадцати мгновениях», только инструменты не разложены. Здесь было несколько человек. Инквизиция, твою мать. Они молча смотрели на меня и ждали. А я глянул на них и окаменел, а рука, схватившая сердце, сжалась ещё сильней.
Прямо передо мной в белоснежном халате стояла Элеонора. Эпическая сила! Та самая Элеонора, которая уже пытала меня однажды. В бункере КПК…