— Об этом я ещё подумаю, — кивнул я.
— Ну что же, значит по рукам. Деньги я буду получать наличными от твоих друзей, они будут привозить их в Банк Ватикана. Окей?
— Окей.
— Ну что, тогда будем считать, что официальная часть закончена, — улыбнулась Дориш и сделала длинный глоток из бокала.
— Полагаю, да, — ответил я и встал с дивана.
Она восприняла это по-своему, и тут же положила руки мне на ремень и начала его расстёгивать.
— Послушай, Дориш, — тихо и даже немножко печально, сказал я.
Она была такой соблазнительной, такой доступной. И вообще вся эта обстановка, вся эта звёздная пыль, бриллианты, брызги шампанского, мягкий диван и дурман восточных ароматов, роскошь и ощущение нереальности — всё это безусловно действовало, как афродизиак, и заводило, и настраивало на вполне определённую волну.
Да только ещё когда она положила руку мне на колено в машине, когда мы неслись по римским улицам, я поймал себя на том, что… что сегодня ничего у нас не выйдет, а может быть и вообще никогда не выйдет.
Вместо всей этой прелести и роскоши, внезапно окружившей меня, я вдруг вспомнил убогую комнату со старым покривившимся диваном в тепличном хозяйстве Красноперниково, чай со смородиной или с чем он там был и ту ночь, которую провёл с Люсей. И вдруг вся эта фантастическая картинка сегодняшней ночи показалась мне фальшивой, дешёвой и пошлой.
А уж заниматься любовью под прицелом микрофонов, а может быть и камер показалось мне совершенно безответственной затеей.
— Не нужно, Дориш, — сказал я. — Извини, ты видишь… ты сама чувствуешь, как мне хочется повторить то, что между нами когда-то было. И мы обязательно с тобой сделаем это. Но не сегодня. Мне нужно лететь.
— Прямо сейчас? — немного капризно и сердито спросила она.
— Прямо сейчас. Разве Хакан не сказал тебе, что у меня будет очень мало времени?
— Ну, — возразила она, оценив физическую готовность моего тела, — просто скажем, что разговор затянулся, вот и все.
— Мы же не дети, он узнает. И у нас обоих будут неприятности.
Она убрала руки, обняла себя за плечи и сердито откинулась на спинку дивана, отвернулась и замолчала.
Я сделал шаг, наклонился. Легко поцеловал куда-то в район ключицы, провёл кончиками и пальцев по её руке и прошептал:
— Не сердись, все будет хорошо.
После этого встал и, не оглядываясь, вышел из комнаты.
Утром, сразу после завтрака, Хакан представил меня покупателю. Не самому покупателю, но его доверенному лицу. И лицо это очень походило на героя гангстерского кинофильма. Выглядело немного карикатурно, но… принесло дипломат набитый долларами
— В этот раз, — сказал я Хакану, — я увезу наличные а потом будем работать по схеме.
— Ты уверен что это правильное решение? — нахмурился он.
— Да, не сомневаюсь. Я скажу Весёлкину, что его схема провалилась и мне пришлось выстраивать всё самому с итальяхами, которые сами вышли на меня. Если у меня на руках будут деньги, причин для сомнений не будет. Деньги же будут. Ну, а если я начну говорить, что передал их Дориш… Сам понимаешь, да? Кто, что, почему? Врубаешься? Вот то-то.
На этом и порешили.
Предложение Хакана… возвращаться снова через Югославию я отмёл и, попрощавшись с калабрийским мафиози и с ним самим, отправился в советское посольство на виллу Костагути. Там я подошёл к будке охранника и сказал, что я гражданин СССР, попал в сложную ситуацию, и мне нужна помощь.
Охранник велел подождать, и через 15 минут ко мне вышел человек, представившийся консулом. Я сообщил ему, что мне необходимо передать информацию помощнику товарища Андропова.
— Вы с ума сошли, молодой человек! — воскликнул лысеющий консул с выпуклыми глазами, хлопающими за толстыми линзами очков в роговой оправе.
На это я ответил, что нахожусь при памяти и в добром разуме. Он проводил меня внутрь. Меня завели в комнату без окон и практически без мебели. Перед этим тщательно обыскали и забрали чемоданчик с деньгами.
Расчёт был сделан на то, что Грабовский, узнав, что потерянный и наглухо проваленный агент появился в римском посольстве, захочет немедленно вернуть меня обратно. Предположения оправдались.
Примерно через полтора часа ко мне вошёл консул в сопровождении явно не штатского человека в штатском. Мне вручили дипломатический паспорт с действующей визой и вернули чемодан. Примерно через три часа после этого я был уже во Фьюмичино. Выпил там чашечку замечательного эспрессо и прошёл на посадку в первый класс самолёта авиакомпании «Аэрофлот». Ещё через три часа я вышел из самолёта и сел на заднее сиденье чёрной «Волги», подъехавшей прямо к трапу.
А ещё через полтора часа находился уже в кабинете полковника Грабовского, рассказывая ему о своих приключениях. Ему была предложена несколько урезанная версия реальных событий, произошедших со мной.
Хакан, Ми-6, наркотики, деньги, Дориш и даже приём во дворце Паллавичини. Всё это я сообщил Хакану. При упоминании о Дориш он удовлетворённо кивнул, обрадовавшись тому, что завербованный им агент оказался встроенным именно в ту часть цепочки, которую решила использовать, британская разведка. Впрочем, уверенности в том, что Дориш ничего не сказала англичанам у меня не было. Верил ли в это Грабовский, я не спрашивал.
— Ну, Гриша, а ты неплохо поработал! — сказал он радостно. — Напиши это всё на бумаге, пожалуйста. Каждую деталь, каждую мелочь. Отрази все буквально поминутно и хочу тебя поздравить с успешным возвращением. Не зря я сделал ставку именно на тебя.
— Служу Советскому Союзу, товарищ полковник, — усмехнулся я.
— А ты напрасно усмехаешься, мой друг, — потёр он руки. — Ведь теперь получается, что хвалёная Ми-6 будет как миленькая работать на КГБ и отрабатывать свою комиссию. Как тебе это нравится? Причём не просто работать, а зарабатывать нам денежки.
— Кому нам, Алексей Михайлович?
— Нам? Самому справедливому в мире государству рабочих и крестьян.
— Ну тогда, — развёл я руками, — дайте-ка мне одну пачку из этого чемоданчика, чтобы я мог наконец снять себе квартиру.
— Квартиру? Мы тебе уже подготовили квартиру, — усмехнулся он.
— Прекрасная новость.
— Да-да, хорошая квартира в центре, недалеко от института.
— Дом-то, наверное, старый, с тараканами и жуками?
Он захохотал.
— Нет, никто тебя слушать не будет, никаких жучков. Успокойся. Всё там чисто.
— Ну ладно.
Квартира, в которой я был как блоха под микроскопом, конечно, мне не особенно была нужна, но пригодится, как говорится, воды напиться. Ночь я провёл в ней, а утром отправился на встречу со Львовом и Прокофьевым. А вот, им-то я рассказал все.
— Ну что, Гриша, молодец, — после долгой паузы сказал Львов. — Молодец, задумчиво повторил он. Готовь дырку на груди для ордена. И напиши, пожалуйста, отчёт.
— Да вот он, я уже всё написал, — сказал я, протягивая пачку из писаной бумаги. — Ночь была. Не спать же, в конце концов, в такую чудесную ночь.
Он засмеялся.
— Молодец. Значит, что, ты возвращаешься во Фрунзе?
— Да.
— Хорошо, нам нужно больше материала, на Грабовского и на Сёмушкина. Понимаешь, то, что ты принёс сейчас, это… Настоящая бомба, глубинная, которая сносит всё, опустившись на дно и рванув там. Но сейчас, на этом этапе, нам нужно просто показать вовлечённость структур КГБ и МВД в работу преступного синдиката. Понимаешь меня?
— Понимаю.
— Поэтому нужно сконцентрироваться на тех вещах, которые покажут нам непосредственную связь Грабовского с Башкой, а Сёмушкина с Волчонком.
— Волчонок не человек Сёмушкина.
— Значит, найти того, кто его человек. И времени у нас остаётся очень мало, потому что если сейчас мы это не успеем, напоминаю, нас сольют с конторой, и всё. Дальше мы уже ничего не сможем. Нас просто всех выпотрошат, всю нашу службу. И меня точно выпнут на пенсию, а Леонида Борисыча переведут в постовые. В общем, для того, чтобы продолжить работу по этой теме, которую ты нарыл, и для того чтобы выдернуть всё это кубло с корнем, нам нужно срочно предоставить Воронцову какие-то рычаги мелкие но необходимые для того, чтобы сохранить нашу независимость. Значит ты когда возвращаешься в Киргизию?
— Да сегодня вечером. Сейчас после вас поеду встречусь с Сёмушкиным и в аэропорт.
— Хорошо. Мы там организовали что-то. Небольшой опорный пункт. Там будет три человека, на помощь которых ты можешь рассчитывать. Это что Воронцов распорядился. Потому что понимает, о чём идёт речь. Не в целом, но в той части, где речь идёт о сохранении независимости КПК. Так что дерзай. У тебя появляется отряд из троих ребят и кое-какое материальное обеспечение. Так что, давай, дружище. Вся надежда на тебя.
— Там, кстати, — добавил Прокофьев, почти всё время молчавший. — Машину тебе отремонтировали. Она в гараже стоит. Можешь взять сейчас.
После встречи со Львовым я поехал к Сёмушкину. Его на месте не оказалось и мне пришлось полчаса сидеть в приёмной. Наконец он появился.
— О, ты откуда?
— Оттуда, — кивнул я.
— Ну давай, давай, заходи, — он торопливо посмотрел на часы. — Давай, давай, давай, что там у тебя? Рассказывай!
Бульдожка явно куда-то торопился. Поэтому разговор у нас получился коротким и не особо обстоятельным. Да, собственно, знать ему из того, что со мной произошло, мало что было нужно. Ни о каких заграничных путешествиях и приключениях, естественно, я его не информировал. Но в общих чертах обозначил контроль и точки контроля чекистами трафика.
Он загорелся и принял моё предложение по… попытке завербовать Волчонка.
— Почему у вас своего-то там нет человека? — спросил я.
— Так ты мой человек!
— Ну, знаете ли, я у вас не в штате, и вы меня в любой момент можете списать со счетов. Это для меня не секрет, так что, когда вы придёте к Щёлокову и скажете, мол, у меня там есть Гриша Стрелец, понятно, как это будет выглядеть. Почему вы не внедрили человека?
— Человека, твою мать, умный какой. Грамотей! Ты делай то, что тебе велят и сначала собери информацию, а мы потом агента внедрим. Знаешь, сколько везде навнедрено? Людей не хватает внедрять. Так что, Стрелец, всё, давай, мне нужно к начальству.