— Здорово. Завтра ты мне нужен будешь, — холодно сообщил он.
— Завтра? Не знаю. Что-то я захандрил походу.
— Мастырка что ли? — подмигнул он, намекая на симуляцию. — Фуфло гонишь?
— Нет, реально.
— Да ладно, до завтра пройдёт.
— Как пройдёт, если сейчас только самое начало? — покачал я головой и демонстративно потёр глаза.
— Ну, в натуре, по болезни пошёл, — покачал он головой. — Ты это дело неблагодарное оставь. Завтра со мной едешь в Ташкент. У нас там важные дела.
— Да какое там… Говорю же, заболел.
— Значит, в пути поправишься, — отрезал Сармат и внимательно на меня посмотрел.
— Походу, — добавил я хрипотцы в голос. — Накрывает меня капитально. Ангина, скорее всего.
— Это что значит накрывает?
— А вон, — кивнул Лысый, — смотри, какие у него шары красные, в натуре.
— Да, что-то, занемог, братаны, начинает колбасить.
— Не надо было с бабами заразными сосаться, — ощерился Сармат. — Делай, что хочешь, но чтоб завтра утром, был как огурчик.
— Постараюсь, — проскрипел я. — Но по опыту знаю, неделю расколбас будет. Если ангина не начнётся.
— Так, ладно, всё! — Сармат начал злиться. — Я вечером тебе позвоню или заеду, в натуре. Невовремя ты, совсем невовремя, Стрела. Я главное договорился уже со всеми.
— А что за тема-то? — поинтересовался я. — Ты с кем едешь?
— С Башкой, но ты тоже в деле. Маршрут там у нас один интересный намечается. Наклёвывается. Так что, короче, всё. Лети домой. Лечись. Завтра в половине седьмого утра должен быть как огурчик.
Я ничего не ответил и вышел из кабинета.
— Слушай, Игорёк, — сказал я, сев в машину. — Нужно завтра с утреца организовать машину скорой помощи.
— Вопрос интересный, — задумался он, — ты же вроде улетаешь завтра…
— Мне надо в аэропорт поехать не на твоей прекрасной тачке, а на карете скорой помощи.
Он помолчал.
— А ещё надо моего виртуального двойника разместить в инфекционной больнице.
— Виртуального? — насторожился он.
— Это значит, если кто-то будет наводить справки, ему должны ответить, что я лежу в отделении с ангиной. Посещения запрещены.
— Мы здесь не на своей территории, — покачал он головой. — Но я постараюсь, шеф.
— Постарайся и… слушай, а во сколько завтра на Ташкент самолёт? Можешь узнать?
— Завтра нет такого рейса. Я их все знаю.
— Странно… — задумался я.— На машине ведь далеко. Сколько отсюда до Ташкента?
— Километров шестьсот навскидку.
Наверное, на машине собрался, а может на кукурузнике опять… Эта неопределённость мне не понравилась. Поздно вечером я позвонил Сармату, но как только он услышал мой хриплый голос и известия про ангину и температуру, разорался и поговорить нормально с ним не получилось.
— Короче, — выдал он. — Завтра в шесть тридцать я за тобой заезжаю. Ты понял? Больной, здоровый, хоть в гробу, в натуре, поедешь со мной. Точка.
Он бросил трубку, а утром в назначенное время у подъезда стояла карета скорой помощи, и два крепких санитара выносили меня из лифта на носилках. И всё это ровно тогда, когда во двор въехала машина Лысого.
— Погодите… — измождённым голосом проскрипел я, увидев Лысого, и слабо шевельнул рукой.
— Эй, вы чё творите волки! — зарычал он на санитаров.
— Ангина, — недовольная ответил врач, находившийся рядом. — Вы что предлагаете? Не понимаете к чему это приведёт? У него температура за сорок.
— Куда вы его⁈
— В инфекционную. Недели две будет лечиться.
— Эй, чё там такое? — раздался голос Сармата.
Он подошёл ближе и, увидев меня, выматерился так, что за одно это его следовало немедленно раскороновать и навсегда исключить из законников.
— В инфекционку поехал, — просипел я, и санитары задвинули носилки со мной в «буханку».
Двери захлопнулись и бригада расселась по местам.
— Поехали, Степаныч, — махнул рукой доктор.
«Буханка» с красными крестами на бортах, резко вскрикнув сиреной, выехала со двора. До аэропорта домчали быстро. Я выскочил, зарегистрировался и побежал на посадку, до конца которой оставалось десять минут.
Ни на что не отвлекаясь, я рванул в свою секцию, где с удивлением обнаружил, что посадка ещё и не начиналась.
— Объявили задержку рейса, — пояснил невысокий пожилой киргиз.
— А в чём проблема? Почему задержка?
— По техническим причинам, — пожал он плечами.
Я отошёл в сторону, чтобы лишний раз не светиться и присел на диванчик. Задержка была объявлена на час.
— А вон на Душанбе уже сажают, — посетовала сидящая рядом девица своему спутнику.
— Так это ж с нашим самолётом что-то, — ответил он.
— Уважаемые товарищи пассажиры, — объявила подошедшая строгая дама, в лётной форме. — Борт из Москвы только что прибыл, так что скоро начнётся посадка. Как только приберут в салоне и зальют горючее вас пригласят. Пожалуйста, никуда не расходитесь, чтобы быстро, не теряя времени загрузиться.
Ну, естественно, услышав кодовую фразу «никуда не расходитесь», народ начал тут же расползаться, кто в туалет, кто в буфет. Я тоже захотел в туалет. Дошёл до ближайшего, ни на кого не глядя, нигде не отсвечивая и не бросаясь в глаза.
Сделал своё дело, повернулся, чтобы выйти и в этот самый момент, ни раньше, ни позже, дверь распахнулась, и в уборную ввалился Сармат, а за ним и Башка.
— А у неё, — со смехом заливал наш босс, не глядя вперёд, а обернувшись к Башке, — а у неё дойки, ты прикинь, как дыни в натуре, две торпеды. В Душанбе. Я тебя с ней познакомлю.
Он громко заржал. Что ответил, Башка, я не расслышал, потому что среагировал мгновенно. Толкнул дверь кабинки и залетел внутрь. Твою мать! Причём здесь Душанбе? Ты же сказал что в Ташкент, какого хрена!
Это был мой прокол, конечно, нужно было сначала всё узнать, а потом уже напирать на болезнь, но вчера разговоры не задались.
— Стрёмно, конечно, — раздалось снаружи, — что Стрела заболел.
— Да подозрительно это как-то, — донёсся голос Башки.
— Чё подозрительно? Ты же сам видел скорую.
— Видеть-то видел, да только…
— Ну так ты узнай, куда там его законопатили, лежит такой в инфекционном или нет.
— Да, я уж дал команду, — отозвался Башка.
— Ну и все, чё тогда? Ты, бляха, продуманный кент, тебя на мякине не проведёшь, молодец. Ладно, ну и короче. А у неё была подруга. Вообще ляля. Ляля, картинка, губки, глазки, козы, ножки! Я как её увидел, у меня прям сразу елда вздыбилась…
Я дождался, пока они вышли и открыл дверь кабинки. Ситуация была, прямо скажем, не фонтан. Мне нужно было пройти незамеченным в зону выхода на посадку, соседствующую с выходом на Душанбе.
В туалет вошёл молодой парень в тюбетейке и старенькой поношенной куртке.
— Слышь, братан, — кивнул ему я.
— Чего хочешь? — нахмурился он.
— Давай махнём, я тебе свою куртку, смотри, импортная, фирменная, а ты мне свою. И тюбетейку.
— Ты что, больной?
— И ещё четвертак сверху. Даже тридцатка.
Я порылся в кошельке и вытащил три червонца. Протянул ему. Он молча снял куртку, взял мою и протянул мне тюбетейку.
— Спасибо, братан. Век не забуду.
Я поднял воротник и выглянул из двери. Сармата с Башкой видно не было. Я вышел и, как говорится, сделав морду тяпкой, пошёл в сторону посадки. Людей было уже мало, прошёл вперёд, туда, где стояла моя сумка, и встроился в очередь. В самолёте вёл себя максимально неприметно, ни на кого не смотрел, всю дорогу спал.
Москва встретила хмарью и, холодным осенним дождём. В аэропорту меня поджидал Прокофьев. Мы отправились за город на базу ко Львову. Ехать домой я не рискнул, потому что не хотел светиться, чтобы информация о том, что я в Москве, не попала к тем, кому не следует.
Львов провёл совещание, закончившееся жареной картошкой с котлетами. Распрощавшись с коллегами, я рванул в ГУМ, купил новую куртягу и кепку, а уже ближе к вечеру отправился в больницу.
Халат, шапочка, стетоскоп и даже хирургические брюки были подготовлены заранее. Поэтому проникнуть в отделение у меня получилось довольно просто. Я дождался, пока медсестра скроется в ординаторской, и прошёл по коридору прямо к Зойкиной палате.
Охрану, не дожидаясь завтрашнего дня, уже тихой сапой сняли, и в коридоре никого не было. Как говорится, заходи кто хочет и бери, что хочет. Палата была та же самая, куда я приходил в прошлый раз. Я толкнул дверь и вошёл внутрь.
Глаза девушки были закрыты. Я постоял, разглядывая её бледное, мертвенное лицо и покачал головой.
— Ну ладно, — кивнул я. — Поспи. Ночью, возможно, не до сна будет.
Я постоял ещё немного, а потом потянул простынь и одеяло, стаскивая с двух сторон практически донизу, а потом опустился на пол и забрался под кровать, разместив свои ноги под её головой. Главное, было не заснуть. Я постарался расслабиться и приготовился ждать «каменного гостя».
Время тянулось медленно. Стало темно. В палате горела тусклая лампа-ночник, скрывающая подробности действительности. Хотелось спать. Лежать на голом полу было неудобно, но несколько раз я проваливался в темноту, но тут же с силой вырывал себя и возвращал в явь. Щипал за ляжку или за нежную мякоть между указательным и большим пальцем. На некоторое время этого хватало, а потом снова начинал кемарить.
Совершенно незаметно — раз, и полная темнота без забот и напряжения. Приятная, обволакивающая, удобная и комфортная темнота…
Я вздрогнул. Распахнул глаза и потряс головой, отгоняя сон. Посмотрел на часы. Четыре… Опустил руку и… услышал тихие шаги! Дверь, чуть скрипнув, отворилась. В щель между одеялом и полом я разглядел чёрные ботинки на толстой подошве… Они приблизились и остановились у постели.
Я тут же сгруппировался, подобрал ноги и приготовился к рывку. В этот момент раздались два лязгающих щелчка. Довольно громких, но не достаточно, чтобы принять их за выстрелы. Глушитель. Матрас два раза дёрнулся, и наступила тишина. Её нарушил звук упавшей капли. С матраса упала капля чёрной тягучей жидкости…