– Как видишь, они пока целые, но это ненадолго, – ехидно вякнул Ворон.
– Ну чего тебе ещё надо? – вырвалось у меня. – Сказал же, отвезу куда вам надо. Отпусти их, чего они тебе сделали?
– Они нас видели, вот и все!
– Тогда на хрена мне вас возить, если ты и меня в расход пустишь?
– Можешь отказаться, тогда увидишь, как их прямо тут выпотрошат, – сплюнул мне под ноги главарь этого стада.
– Не трожь их, в тебе хоть что-то человеческое осталось ещё? – тихо, чтобы только он меня слышал, произнёс я. – Она матерью скоро станет, ведь у тебя же тоже, наверное, ещё мать жива, ты молодой ещё!
Ему и правда лет сорок на вид.
– Она померла, когда меня на кичу заперли, на двадцать лет!
– Мне жаль, правда, – искренне сказал я, – но ведь эти люди не виноваты в этом?
– Вы все виноваты! Живёте здесь, жируете, а такие, как я, гниют на зонах.
– Тебя что же, ни за что закрыли?
– Тебе, падла, этого не понять! – отрезал Ворон. Не получилось его разжалобить, да и вряд ли бы вышло. Это прожжённый урка, ему убить, как хлеба отрезать. Значит, сейчас и кончится моя жизнь. Если они только притронутся к моим девочкам, я сорвусь, и это будет конец.
– Отпусти их! – тихо, но глядя прямо в глаза вожаку, прошипел я. – Я помогу вам, сделаю, что хотите, отпусти!
– Даже если бы захотел, не смог бы, парни не поймут, – внезапно произнёс Ворон, а в его глазах мелькнуло что-то человеческое.
Я смотрел на своих любимых не в силах сделать хоть что-то. Катя ревела, тихо и обречённо. Аленка, не понимая, что происходит, плакала навзрыд.
– Лось, давай сюда малявку, прокатится с нами, со своим папашей. Мамашу отпусти, не нужна, – внезапно произнёс бандит, а у меня появилась надежда. Катя вцепилась в руку дочери, но здоровый Лось легко оторвал Аленку от неё и затащил на катер.
– Кать, все будет хорошо, жди нас! – крикнул я.
– Ага, жди! – заржал как конь Лось.
Ну-ну, твари, только дайте мне шанс, я вас порву голыми руками.
Отчалили мы быстро, набирая ход, взяли курс на восток. Ворон потребовал карту и указал точку, куда следует перевезти бандитов. Это противоположная сторона Байкала, будет трудно, никогда так далеко не ходил ещё, почти две сотни километров. Волна здесь бывает очень серьёзной, а мой катерок слабо подходит для высокой волны, буду стараться, что делать…
Отдаю должное уродам, Алёнку не стали держать возле себя, а поместили в носовую каюту, которая и задумывалась мной для дочери. Дочери было страшно, но улучив момент, я попросил у Ворона дать мне пять минут, чтобы успокоить ребёнка и покормить, провёл беседу. Просто попросил дочку верить мне и пообещал, что все будет хорошо, я вытащу нас из этой передряги, обязательно, всегда вытаскивал.
Байкал словно понимал, что я не по своей воле сунулся в его стихию, и был спокоен, как пруд в деревне поутру. Такое спокойствие огромного озера притупляло реакцию и даже приносило удовольствие. Красиво это и страшно немного – не видеть берегов, осознавая, что ты не на круизном лайнере, а всего лишь на речном катере. Бандиты весь путь предавались расслабону, пили, бузили, играли в карты. Фени из них столько сыпалось, уши вяли. Вроде бы русские люди, почти все, а говорят так, что ни хрена не понятно порой.
Ворон часто сидел со мной на мостике, общался мало, больше наблюдал и спал. Разговорить его было очень сложно, но все же удалось. Результат этого разговора пока не известен, но надежда на хороший исход для нас оставалась.
– Почему вы вообще сунулись в наш дом? – решился спросить я. – Мало ли кораблей на берегу…
– На берегу и подсказали, знаешь, как наши добрые граждане относятся к тем, у кого есть то, чего нет у других? – смеялся Ворон. – Тебе завидуют, сам и виноват, нечего шиковать было.
– А в чем шик? – делал вид, что не понимал, я.
– У тебя машина, катер, дом вам дали свежий, то есть специально строили для вас, людишки все это видят и подмечают. Тут нищие все, а вдруг появляетесь вы.
– Так это же все не моё! – спокойно ответил я. – Дом ты сам сказал, нам дали, на время, машина на испытаниях, катер… Так его дали, чтобы учёных возить.
– Что за гаврики пытались нам помешать? – внезапно сменил тему командир бандитов. – Уж больно резкие.
– Как учёных дали, то и эти появились, – попытался уклониться я.
– Ага, чеши кому другому! Они же ваша охрана! Менты?
– Не, – отмахнулся я, – просто охранники, точно не менты. Я не знаю, кого они охраняли, уж мне они точно не подчиняются. То ли за катером следят, то ли за научниками, я не знаю. Сам подумай, если бы нас охраняли, хотя бы менты, вы бы смогли сделать то, что сделали? – я был искренним, поэтому, наверное, бандит согласился со мной, даже кивнул.
– Может быть, может быть, – покачал он головой, – трёх наших положили, но мы их все равно задавили.
Неужели парни погибли? И где, на курорте? Как же несправедлива жизнь…
– Ворон, отпусти нас, ну осталось же в тебе что-то хорошее? – опять решил надавить на жалость я.
– Я вас всех ненавижу, всех вас, – повторил бандит.
– А за что, мил человек? Что моя девятилетняя дочь могла тебе сделать? Да она смотреть в твою сторону боится.
– Тебе не понять, морячок.
О как, я уже не Чучело?
– Вы здесь жируете, пока такие, как мы, на зоне чалимся! Ты знаешь, что такое ЗОНА?!
– Нет, не знаю, только извини, но как ты сам себя назвал, ТАКИЕ, КАК ВЫ, разве не сами выбрали свой путь? У меня был один знакомый человек, в моём городе, полжизни на зоне, но в авторитете. Мы подолгу с ним беседовали, пока его не убили свои же. Убили за то, что не давал убить невинных людей, чего-чего, а Старик в людях понимал. Честный был вор, как бы смешно это ни звучало, его и менты не трогали, потому как знали, что «брал» он только тех, кого не грех, а не работяг с завода грабил. «Мокрого» за ним не было, сам жил и людям не мешал.
– Чего-то ты тут «льешь»! Видимо, твой Старик какой-то особенный, чтобы вор с ментами якшался… Вот за это его свои и грохнули!
– Эти «свои», черти последние, беспредельщики, каких мало. Ты сам-то, Ворон, за что к Хозяину попал? Секрет?
– Взял сберкассу, кассира вальнули…
– А что, без убийства нельзя было? Да и что ты в кассе взял, деньги работяг? Интересные вы люди, бандиты. Простой народ за людей не считаете, а представь, что была бы за жизнь, если бы все по вашим воровским понятиям жили? Или хотя бы как в Америке?
– Где? Ты чего несешь?
– То и несу! Знаешь, какая статья закона в Америке идет второй по списку? Не знаешь, – констатирую я, – это поправка об оружии и самозащите. Там у людей не только в домах оружие, но и при себе у очень многих. Вот влетел ты в магазин или банк, а тебя простой прохожий может запросто вальнуть, и ничего ему за это не будет. А уж если в дом залезут, то полиция у них даже вопросов не задает. Убил ворюгу в своем доме, тебе почет и уважение! Так-то.
– Гонишь…
– Всегда любил спокойно передвигаться, – отшучиваюсь я.
– Мы кассу чистили, а она сбежать решила, вот один из наших ее подрезал, – разоткровенничался Ворон.
– А ведь человек просто хотел жить. У неё дома семья, наверное, испугалась женщина, а вы ее на нож, как фашиста какого-нибудь. Эх, жажда наживы глаза застит. Неправильно это, люди жизни не жалели, совсем недавно, чтобы просто другие могли жить…
– Хватит меня разводить, как поп тут причитаешь! – взорвался предводитель шайки. – Ты ни хрена обо мне не знаешь, а решил тут в душу мне залезть?! Знаешь, кого я первого убил в своей жизни? Батю! Родного отца, молотком забил. А батя у меня, тот самый, из твоей проповеди, который жизни не жалел, фронтовик. Приходил с работы и мать хреначил, как, наверное, немцев на войне не бил. Вот я и завалил его, дождался, когда уснёт по пьяни, да и тюкнул молоточком в височек. А потом еще раз и еще. Мать меня оторвала от него, когда я ему череп в крошки разбил, и на меня же накинулась. Дура! Он ее за человека не считал, а она заступаться… Из дому сбежал, поймали, по малолетке закрыли надолго, а я сдернул с кичи, вот так! Теперь вот уважаемым стал, знаешь, какая у меня кодла? Двадцать стволов!
– Да не кичись ты, Ворон, сам знаешь, что нечем тут гордиться, – осмелел я. Ломается вожак, ломается, если сейчас меня не вальнет со злости, то я его переломлю. Он же никогда, я уверен, ни с кем так и не говорил, не те люди, воры и убийцы, чтобы душу изливать вот так просто. Значит, терзает его собственная жизнь, помнит он о том, с чего начал, и это убивает его.
Понятно, что сын не мог сдержаться, ситуация поганая, но все ж мать-то его любила выходит, раз не ушла от него.
– Хватит, задолбал ты уже! Чего пристал, сам же знаешь, что не смогу я тебя отпустить, о Старике своем придумал, что ли? Если нет, то вот так же и меня сразу на ножи поставят, если слабину почуют.
– Ты, Ворон, вроде умный человек, а как ребенок, – покачал головой я и заслужил затрещину. Не удар в лицо, а именно затрещину. Делаю вывод. – Не гневи бога, уходи, наверняка ведь с деньгами сейчас? Бери катер, уходи куда хочешь, высади нас, а сам уходи. Твои не поймут? Так покажи им свой авторитет, или у вас приказ старшего не приказ, а так, пустой звук?
– Иди ты…
Ворон ушел с мостика, а я, решив, что катер будет идти пока прямо, пошел на корму. Там я, еще на пирсе у дома, слышал голос Олега, а быть он мог лишь в одном месте, в шлюпке. Эта маленькая лодочка, трех метров в длину, была не родная для катера, тут вообще для нее как бы и места не было. Настояли научники, им подавай средства спасения, вот и приладили за кормой, на высоких стойках эту шлюпку. Ни один бандит в нее не заглянул, потому как сделать это было не очень и просто. Лодка висела на высоте двух метров, да еще и за кормой, это я так настоял, чтобы можно было пользоваться кормовой площадкой для рыбалки. Опускалась она просто, талью на тросах, лебёдкой, если проще. Стойки стоят так, что лодка сразу ставится на воду, без всяких ухищрений, но в то же время просто так в нее и не заглянуть. Да и не пришло бы никому в голову, что там может кто-то прятаться, тем более столько времени уже прошло. Блин, Олег там, наверное, с голода опух!