– В комнате Брюссена куча книг по продвижению идеологий и древним языкам.
– Там он и откопал свой символ *e. Других потайных комнат не нашли? Других пленников? Никакой информации о личности испанского убийцы или…
– Ванкер, отстаньте, если будет – скажу.
Он повесил трубку.
Людивина поднесла руку к губам и начала было грызть ногти, но тут же спохватилась.
Почему Брюссена не оказалось в той квартире?
Людивина была уверена, что квартиру купили вскладчину всем сообществом, чтобы использовать ее как укрытие или привал возле Парижа для выполнения очередного жуткого дела.
На данном этапе у Брюссена не было причин бежать оттуда: весть о смерти Капюсена не стала достоянием прессы, Априкан строжайше запретил называть его имя, а также упоминать адрес и выкладывать фотографии дома. Брюссен, конечно, человек крайне подозрительный, но он не мог знать, как близко подобралось к нему правосудие.
Так где же он сейчас?
Вряд ли живет в отеле. Если он не дома, значит либо в дороге, либо остановился где-то у надежного человека.
И тут в глубинах дедуктивной системы Людивины зажегся огонек. Не ярче ночника, скорее маленькая красная лампочка, сигнал тревоги.
Она чувствовала, что упустила какой-то существенный момент. Своим аналитическим умом она улавливала его, но не могла вычленить и обдумать, касаясь его лишь по верхам.
Дом Капюсена.
Капюсен не был его владельцем! – внезапно поняла она. Дом принадлежал Лотте Андреа!
Брюссен поселил своего выкормыша у старой знакомой, он наверняка сначала сам вышел на нее, убедился, что она живет одна, вдали от родных, и только потом поселил там парня. Тело женщины, вероятно, захоронено где-нибудь в лесу.
Брюссен не забывал своих бывших названых братьев и сестер, бывших «идеальных детей».
Значит, считал, что они обязаны поддерживать друг друга и всячески помогать?
Людивина снова позвонила Магали и снова безрезультатно, но на сей раз ей удалось изложить свою мысль ее коллеге Бенжамену.
– Надо поставить под наблюдение жилье еще троих, – сказала она без долгих объяснений. – Эгона Тюррена, Клааса Бочеллини и некоего Ронье – полного имени не знаю, живет на юге. Точнее можно узнать у первых двух.
– Погоди, я не понимаю…
– Позже все объясню, а пока немедленно отправляй машину к ним и скажи нашим ребятам, чтобы поставили охрану! У меня есть основания полагать, что Герт Брюссен захочет их навестить или даже пожить у них, чтобы сбить нас со следа.
– Я этим займусь.
Людивина исключила из списка Каролину Фитч-Жандрие. Эта пожилая женщина жила в постоянном окружении людей, так рисковать Брюссен не станет. Последний в списке, Локар, жил в Канаде, так что расстояние, по крайней мере на время, должно было обеспечить ему безопасность.
Людивина взяла из автомата банку газировки и разом выпила половину, не столько утоляя жажду, сколько снимая нервное напряжение.
Из коридора донеслись чьи-то быстрые, взволнованные голоса.
Приехали родные Матильды.
Людивине не хватило духу выйти к ним навстречу. Только не сейчас. Ей не хотелось рассказывать им, что испытала девочка за эти почти три года. Ведь родители с нетерпением ждали встречи, и она не хотела портить этот момент.
Мобильный завибрировал. Звонила Магали.
– Плохая новость, – сказала она, – только что получила подтверждения от полицейской погранслужбы и от авиакомпании: сегодня утром Герт Брюссен покинул страну.
– Вот черт. Куда вылетел?
– Рейс до Монреаля.
– Скоро приземлится? Ты предупредила людей на месте?
– Самолет сел два часа назад, Брюссен прошел пограничный контроль в общей толпе. Теперь гуляет где-то на свободе. И мне пока не удалось узнать в авиакомпании, какой у него билет: в один конец, с пересадкой или туда-обратно.
– Он не вернется, – догадалась Людивина.
– Откуда ты знаешь?
– Он полетел к старому знакомому. Брюссен бежал из Франции, чтобы спрятаться у одного из тех, кто жил с ним и Ферри тридцать лет назад, у Маркуса Локара.
– Я сейчас же найду адрес этого Локара. И подключу Канадскую королевскую жандармерию, именно она работает с Интерполом. Априкан ждет от нас результатов, чтобы сообщить местным полицейским.
Людивина ожидала чего угодно, но не этого.
Она считала, что Локар рассорился с бывшими товарищами. Ведь он покинул общину при первых признаках опасных отклонений.
В коридоре кто-то заплакал. Звуки рыдания стали глуше, словно кто-то уткнулся в ладонь или в родное плечо.
Брюссена надо остановить. Людивина кипела от досады. А вдруг выдача преступника из Канады станет муторной политической волокитой! Ей так хотелось, чтобы этот гад вернулся на родину и предстал перед судом. Чтобы встретиться с ним взглядом и заставить его опустить глаза.
Она дождалась звонка от Магали только через полтора часа.
– Дело усложняется. Локар живет в глуши, на самом севере провинции Квебек. Место труднодоступное из-за снега, и до ближайшей цивилизации далеко, это поселок лесорубов. Местные власти зафрахтовали целый конвой со снегоходами, они считают, что даже Брюссену добраться туда будет нелегко.
– Априкан с ними на связи?
– Вечером он возвращается в Париж и вылетает завтра на рассвете. Он хочет быть на месте, поэтому уже поговорил с судьей, сам ему позвонил! Сейчас утрясают формальности.
– Сеньон едет с ним?
– Да. Априкан для надежности берет даже Микелиса, чтобы тот проинструктировал их перед допросом.
Людивина не успела возмутиться, как кто-то за спиной у Магали выругался и тоже подскочил к телефону. Бенжамен перевел аппарат в режим громкой связи.
– У нас новая проблема, – быстро сказал он. – Ты была права, Людивина, насчет старых приятелей Герта Брюссена. Бочеллини в порядке, он у себя, а вот Эгона Тюррена только что нашли дома с перерезанным горлом.
Людивина закрыла глаза.
– Вероятно, убит прошлой ночью, – добавил Бен.
– Он сводит счеты! И обрубает концы, – догадалась она. – Бочеллини не ездил в Мор, а Тюррен жил там и сбежал с корабля. Брюссен отправился в Квебек не для того, чтобы вербовать Локара, а чтобы его убить. Он убирает свидетелей.
– Зачем? – спросила Магали.
– Свихнулся. Думаю, Ферри держал его в узде, но после его смерти Брюссен решил осуществить свой безумный крестовый поход. Отсюда массовая вербовка сторонников и одновременно уничтожение «предателей». А теперь он хочет уничтожить дезертиров. Я думаю, что, будь у него больше времени, он бы прикончил Бочеллини и всех остальных «идеальных детей» – тех, кто не поддержал его план. Но пока он убирает главных свидетелей.
– Выполнить такую задачу нелегко, – пояснила Магали. – Местные власти сообщили, что Маркус Локар, по всей видимости, живет в окружении многочисленной родни и друзей. Брюссену будет непросто к нему подобраться.
– Не уверена, что это его остановит. Откровенно говоря, он в таком состоянии, что, не колеблясь, убьет всю семью. Возможно, даже ликвидирует всю деревню.
– Старику шестьдесят восемь лет, не забывай, он тоже не дьявол.
– Брюссен планировал все свои выходки долго и тщательно, он организован и хитер. Только посмотри, как он управлял Капюсеном. Магали?
– Что?
– Закажи билет на меня тоже.
– Лулу, я не знаю…
– Я поеду в Монреаль вместе со всеми. Хочу быть в деле.
Нельзя просто сидеть и ждать, иначе она сама свихнется. Ей надо ехать со всеми. Она чувствует Брюссена лучше, чем кто-либо другой. Он не с бухты-барахты отправился в канадскую глубинку. Это не в его стиле.
Теперь Людивина была уверена: у него не просто идея.
У него есть план.
55
В салоне самолета все спали.
Освещение было выключено, и каждый укутался в одеяло, пытаясь согреться.
Людивина никогда не понимала, почему в самолетах так холодно.
Априкан и Сеньон сидели с закрытыми глазами, а полковник так даже и с открытым ртом – он, несомненно, спал. Сейчас даже он был в гражданской одежде, как и все остальные. Единственное, что еще подтверждало их статус, – это удостоверения личности. При них не было ни формы, ни оружия, ни наручников – ничего, кроме официального документа.
Странно, но Априкан мало того что не выставил Людивину, но даже не попытался ее отговорить, словно знал заранее, что она поедет. Он просто сделал вид, что ее не заметил.
А вот Микелис на своем месте отсутствовал.
Людивина обернулась и увидела его в задней части самолета, возле выхода. Она отстегнула ремень и присоединилась к нему.
– Не можете отключиться? – спросила она подчеркнуто дружелюбно.
– Я плохо сплю в самолетах.
– Страшно?
– Нет, просто некомфортно. В моем возрасте привыкаешь спать в своей постели.
– Но вы же совсем не старик, – ответила Людивина, улыбаясь.
– Это дело преследует вас, как наваждение, верно? Вы одержимы им.
Она пожала плечами:
– Так и должно быть, разве нет?
Микелис помолчал, сверля ее своими серыми глазами.
– Для меня это главное расследование всей жизни, – объяснила Людивина. – А тут еще смерть Алексиса. По-моему, одержимость в данном случае оправданна.
Криминолог дернул подбородком, скривил рот, его лицо выражало некоторое сомнение.
– Насилие – черная дыра, оно засасывает все на своем пути, все. Берегитесь, вот единственное, что я хочу вам сказать.
– Поэтому вы и ушли на пенсию?
– Когда вы целыми днями ставите себя на место преступников, причем самых страшных из них, пытаетесь влезть им в голову, вы в конце концов начинаете думать, как они. Усваиваете их взгляд на вещи, их опыт, их фантазии. Постепенно уходите в себя, отгораживаетесь от других, это заполняет вашу душу. Затрагивает вашу личность вплоть до самых глубинных, интимных аспектов, даже сексуальные отношения перестают быть прежними, они становятся грубее, необузданней. Вы отдаляетесь от других и поневоле становитесь более мрачным и агрессивным человеком.