Говорят, что иногда эти параличи проходят… через сутки вроде. Прошли уже сутки, или нет? Светлана чувствовала, что ничего у нее не пройдет.
Слишком уж сильно все это. Слишком тяжело.
Даже если она не умрет — жизнь кончена. Начинается умирание. Оно может растянуться еще лет на десять… ужас какой! Но жизни больше не будет. А лучше бы, конечно, закрыть глаза и уйти сразу… вот прямо сейчас… Светлана закрыла глаза.
Неужели это все… вот и вся жизнь… а что там — дальше? Как ее уверяли с детства — ничего? Или, как ей рассказывала подруга — Бог? Вдруг резанула несправедливость: почему именно она, именно сейчас должна умереть? Смерть казалась такой далекой… даже когда уже состарилась, уже было ясно, что несколько лет — и все. Так приговоренный к казни не боится, потому что осталось еще целых полчаса… пятнадцать минут. Это время впереди кажется вечностью. Но вот больше нет времени. И над беспомощной шеей — топор гильотины.
Светлана Григорьевна заплакала.
Пришел Ваня. Он был весь какой-то потерянный, напуганный. Посидел, держа ее руку в своей. Что-то говорил, тихо, не очень понятно. Светлана Григорьевна попыталась ответить, но заметила, как сын вздрогнул от звуков ее голоса. Голос изменился, и говорила она теперь непонятно, неразборчиво. Ваня с врачом вышел в коридор, и они там о чем-то беседовали.
Потом Ваня сказал ей, что завтра должен прилететь Олег.
Я умираю, снова кольнул ужас. Поэтому они и… Я умираю! И они не могут помочь. Никто не может помочь.
Светлана Григорьевна проснулась ночью. Состояние было непонятное. Правая сторона все так же не двигалась. Кажется, кровать мокрая. Кожу неприятно жгло. Светлана решила не обращать на это внимания.
Через высокое окно в палату лился лунный свет.
Что там будет, когда я умру, снова подумала Светлана. Вот ведь всю жизнь гадала. Раньше была атеисткой, да и вопрос этот сильно не волновал. Ее слишком занимала жизнь — некогда было думать о смерти. Потом вроде стала во что-то верить. Но сейчас это опять уже казалось глупостью. Бог, ангелы… черти… ей, наверное, по церковным канонам положено попасть в ад. Она и не ходила никогда в церковь. А чувство говорило ей, что ничего этого не будет. Какая там душа, отдельная от тела? Как вообще может что-то существовать отдельно от тела? Ничего этого нет. Просто сон — вечный сон.
Но сейчас это не пугало ее. И вообще ничто уже не пугало.
Старая ведь уже, подумала Светлана. Пожила достаточно. Все умирают.
Почему-то эта простая мысль — все умирают — успокаивала ее. Мало ли людей умирают молодыми… вот как ее мальчики. Умирают даже дети. А она — прожила долгую, хорошую, интересную жизнь. Чего же ей еще нужно?
Она просто смотрела на лунный свет. Как это, оказывается, просто и прекрасно — лунный луч ложится на шероховатый белый подоконник, высвечивает трещины, исчезает в синеватой дымке внизу.
Это было новое, доселе неизвестное ей занятие — умирать. Даже интересное чем-то занятие.
Только хорошо бы все-таки это случилось уже сейчас, подумала Светлана. Лежать годами, мучиться самой и быть обузой для окружающих… и ведь все равно это не что иное, как тот же процесс умирания, только растянутый и мучительный.
И в этот миг от стены отделилась легкая тень.
Светлана перепугалась на миг — сама не зная, чего. Глупым был этот ужас — кто будет нападать на умирающую парализованную старуху? Но это и не был простой страх — а безотчетный мистический ужас… Кто это?!
Перед ней стояли двое. Девушка и молодой мужчина. Обычно одетые, темноволосые, и оба — в темных очках.
Безумная мысль шевельнулась — может, кто-то из воспитанников решил зайти? (ночью?!) Непонятно, как они сюда попали… Но… других-то объяснений вообще нет.
— Не пугайтесь, Светлана, — произнесла девушка спокойным, звучным голосом, — все будет хорошо. Мы к вам.
— Вы… кто? — прошептала она с трудом.
Девушка присела рядом с ней, наклонилась.
— Вы понимаете, что с вами?
— Да, — выдохнула Светлана, — инсульт.
— Вы умираете, — безжалостно сообщила девушка, — мы пришли, чтобы помочь вам.
— Ххто… вы… — прохрипела Светлана.
— Мы — частицы Союза Тайри. Вы позже узнаете, что это такое. Сейчас не время. Вы в очень тяжелом состоянии. Скорее всего, вы не доживете до утра. Поэтому мы должны торопиться. Мы хотим забрать вас с собой.
— Кху… кхуда?
— Вы ведь читали фантастику, Светлана. Много. Вы даже ее пишете. Так вот мы — другая цивилизация. Более развитая, чем на Земле. Несравненно лучше развитая. Почему мы хотим забрать именно вас — вы поймете позже. Но мы хотим вас спасти. Вы готовы на это?
— Вы-ы… мошшете меня выле… вылечить? — выговорила Светлана.
— Это не нужно. Вы получите новое тело. Старое уже слишком дряхлое. Оно останется здесь.
— Я… умру?
— Нет. Это не смерть. Это жизнь, новая жизнь. Очень долгая.
Девушка положила руку ей на голову.
— Соглашайтесь, Светлана, — сказала она ласково, — мы хотим вам помочь. Правда.
— Кха… как?
— Это просто. Ваша личность и ваша память будут отделены от тела и помещены в специальный прибор. Затем мы перенесем запись на новое тело. Это не страшно. Мы постоянно проделываем такие операции. Для нас это рутина. Те, кого вы оставляете здесь, будут считать, что вы умерли. Похоронят ваше старое тело. А вы начнете жить заново.
Светлана молчала. Потом выдавила из себя.
— Снимите… очки… очки.
Девушка послушно сняла очки. Глаза у нее были самые обыкновенные. Голубые или серые, добрые и спокойные.
По ее знаку мужчина поставил на стол небольшой серебристый ящик.
— Закройте глаза, Светлана. Вы сейчас заснете, а когда откроете глаза, все уже будет позади.
Светлана открыла глаза.
Ей было хорошо. Никакой боли. Да и тела она почти не ощущала. Ясное, совершенно ясное сознание. Легкость. И странное небо над головой.
Молча Светлана рассматривала это небо, словно из двух половинок. Темно-синее закатное, пересеченное розовой полосой, в центре оно заканчивалось широкой дугой, и дальше, за этой невидимой гранью начиналось другое небо — звездное. Не привычно-городское, а такое, как бывает где-нибудь на море — со сливающимися бриллиантовыми дорогами, такое яркое, что больно смотреть. Даже, пожалуй, на море или в горах Светлана никогда не видела такого неба.
— Привет, лока-тайри! — услышала она. Повернула голову на этот мелодичный женский голос.
Опять эта девушка. Но волосы у нее светлые, и очков нет. Но Светлана ее узнала. А может, девушка только показалась темноволосой там, в больничной палате?
Воспоминание обрушилось как шквал, сжало сердце. Невероятно… невозможно.
Девушка протянула ладонь и провела над ее лбом. Светлане стало как-то легче. Спокойнее.
— Все хорошо, — тихо сказала девушка, — все уже хорошо, лока-тайри. Светлана. Ты уже дома.
— Я что, умерла? — голос Светланы дрогнул. Она не узнала собственного голоса. Ничего похожего на старушечий скрип, к которому давно привыкла.
— Чтобы считать себя живым, непременно надо сидеть в подвале, имея на себе больничные кальсоны? — поинтересовалась девушка, и Светлана заулыбалась этой цитате.
— Меня зовут Кьена. Кьена Лучистая, на вашем языке. Я стану твоим куратором, Светлана. Прежде всего, тебе надо понять, что изменилось тело. Не пугайся. Ты снова стала молодой. Никакой мистики, сплошная наука и техника. Но сейчас тебе надо подождать несколько часов, пока сознание адаптируется к телу. Ты слишком рано проснулась. Это не страшно, но пока несколько часов ты не сможешь ходить. Тем лучше — мы можем спокойно все с тобой обсудить. Но сначала посмотри на себя.
Светлана подняла руку. Рука молодой женщины, красивая, мускулистая, без единой морщины, без старческих пятен. С ухоженными изящными ногтями и пальцами.
Светлана молча долго рассматривала обе руки.
— Посмотри в зеркало.
Прямо в воздухе перед ней повисла рамка, заслоняя небо. И в этой рамке Светлана увидела… себя, поняла она тут же.
Себя — хотя это было невозможно. Светлана даже узнала себя сразу. Видны были только голова и плечи — дальше тело окутано дымкой. Что-то вроде одеяла из энергии? Но свое лицо Светлана узнала. Она себя уже видела такой. Лет в 20. Может быть, в 25. Пожалуй, даже еще красивее, чем тогда. Свежая, юная… Блестят серые глаза, чистейшая кожа прямо-таки сияет. Алые губы, легкий румянец, золотые пушистые волосы.
Так не бывает. Я свихнулась, поняла Светлана. Что же делать? Надо как-то выходить из этого бреда. Вот ведь не представляла, что это такое — когда теряешь рассудок! Оказывается, все так ярко, так реально, и настоящий мир даже не пытается прорваться сквозь эту иллюзию.
Настоящий мир, где она — парализованная умирающая старуха на больничной койке.
Да, здесь гораздо лучше, но я хочу обратно — в реальность.
Легкая рука Кьены легла на ее лоб. Провела по волосам.
— Светлана, — тихонько сказала она, — ты здесь. Ты дома. Я знаю, ты не можешь поверить. Но это так. Ты поверишь со временем.
И Светлана не то, что поверила — а как-то успокоилась. Чего дергаться? Назад в реальность, на койку, она всегда успеет. Почему бы и не поиграть немного в эту забавную игру?
— Как вы это сделали? — спросила она.
— Видишь ли, человек, да любое разумное существо, складывается из трех компонентов…
— Тело, душа и дух?
— Нет. Не совсем. Тело, память и… личность. То, что можно назвать душой. На нашем языке — кера. Все эти три компонента можно разделить. Память — это то, что ты помнишь о своей жизни. Ты ведь помнишь не все. Ты была когда-то маленьким ребенком, памяти об этом не сохранилось, но согласись, ты была той же самой личностью. Память уникальна. Кера тоже. Кера может существовать отдельно от памяти. Ну а тело… тело всегда можно реплицировать. воссоздать. Изменить. Наша техника все это позволяет.
— Так я что теперь… действительно молодая? — спросила Светлана слабым голосом.
— Да. Как в 25 лет — но без накопленных ошибок и загрязнений.