Дениска родился с синдромом Дауна. Безнадежно, нелепо. И ведь не должно быть так, даунята рождаются у старых матерей, за 30 лет, за 35.
Ей было всего-то 23. Но она бы жила с этим. Она любила этого ребенка. И ведь даже не объяснишь никому, что любила — потому что реакция у всех одна: "слава Богу, освободил мать". Даже мама сказала: "Доченька, ну наверное, это и к лучшему". Никому, никому дела нет… Комбинированный врожденный порок сердца оказался слишком большим. Сразу — неоперабельным. А потом, когда они все-таки взялись делать, Денис умер там у них, на столе. Может быть, лучше было вообще не отдавать на операцию. Иногда у нее бывали страшные минуты, когда она думала, что Дениску специально убили. Они все ненавидят таких детей. Дениска всем мешал. Пусть она его содержала сама, на свою стипендию и подработки, пусть она же за ним и ухаживала, не считая присмотра нанятой бабушки — все равно он всем мешал, его все ненавидели. Такие, как он, не должны жить…
Нет, не надо об этом думать. Алена бездумно сорвала голую веточку с куста. Как тепло — даже перчатки не надо надевать. Середина марта, и такая теплынь. Скоро река тронется…
Почему Дениска должен был умереть, почему такие, как он — это плохо, а такие, как Валик — это хорошо? Здоровые, умные. Почему Валик лучше Дениски?
Алена зашагала по Набережной — все равно куда, лишь бы подальше. Домой не хотелось. Просто похожу, решила она. Похожу по городу, и… может быть, успокоюсь немного.
Да она и не волновалась. Но Валик прав — она никому уже не нужна. В ее жизни ничего не будет. Наука разве что. Да. Но об этом сейчас не хотелось думать. И дело ведь даже не в том, что она никому не нужна. Дело в том, что это ей — ей самой — никто не нужен.
Может быть, Валик и козел. Она в этом не была уверена. Он говорил таким твердым, хорошо поставленным голосом, он так хорошо играл свою роль. Может, правда, это она настолько плохая, что довела его до таких этически некрасивых поступков? И может быть, и сегодня она — сама того не сознавая — как-то пыталась его соблазнить?
Но неважно. А кто нужен ей? Алена перебирала в уме знакомых мужчин. Нет, не то, что все они плохие. Скорее всего, есть даже такие, кто растил бы Дениску вместе с ней. И может, Дениска не умер бы… хотя это здесь ни при чем, это ерунда.
Но кого она могла бы полюбить? Никого, горько ответила себе Алена. Все они — дети. Слабые, несчастные, глупенькие дети. Мужчина — это тот, кто хотя бы встанет рядом, не говоря уже — чуть впереди нее. Закроет плечом. Положит на плечи руку — "не бойся, я помогу тебе".
Даже папа — не такой. Таких вообще не существует. Разве что в ее воображении. Даже непонятно, откуда взялся такой образ — из книг? Фильмов? Пятнадцатилетний капитан Дик Сэнд, Атос, Алексей Маресьев… В жизни Алена не видела таких мужчин. Валик, правда, успешно играл для нее что-то подобное. А она по неопытности не смогла распознать эту игру, хоть и ощущала фальшь. Но теперь-то она все понимает.
Но ведь был, был всегда где-то в дремлющем подсознании этот образ… представление. "Не правда ль, я тебя слыхала… ты говорил со мной в тиши, когда я бедным помогала или молитвой услаждала тоску волнуемой души?" Алена упивалась этими строками, потому что в них была — правда. Он жил где-то в ней, там, глубоко внутри. Как Пушкин мог понять это, ведь он мужчина? Как он догадался, что в ней, Алене… или в каждой женщине? Может быть, и в каждой… Есть такой вот образ. Очень сильный, зовущий. Но Алена не так глупа, и даже Валика никогда за этот образ не принимала.
Она свернула в проулок, уходя от реки. Здесь где-то недалеко Пряжка. Алена до сих пор не так уж хорошо разбиралась в ленинградских улицах… некогда было гулять.
Этот внутренний образ… Алена задумалась о нем. Она ведь очень хорошо его представляла, в подробностях. У него серые глаза, внимательные и цепкие. Лицо слегка ассимметричное — морщинка у левой губы глубже, чем у правой. Красивое лицо. То есть ничего особенного, наверное, с общепринятой точки зрения. Не красавец. Но очень приятное лицо, с узким твердым подбородком. Почему она представляла Его именно таким?
Неизвестно. Детские фантазии. Так сложилось.
Глупости какие, подумала Алена. И сказала себе назидательно: вот типичный пример того, как ожидание принца на белом коне… с серыми глазами и чуть ассимметричными складками губ… как это ожидание приводит к слому всей личной жизни, из-за слишком завышенных требований к мужчинам. Все это глупости, и это надо выкинуть из головы. Но… собственно, почему? Лучше думать об этом, о своих девичьих мечтаниях, чем вспоминать Валика или еще какие-нибудь неприятности.
Наверное, на летние каникулы надо будет выбраться домой, в Миасс… можно в горы сходить с палаткой. Или путевку взять какую-нибудь, на Тургояк. Хотя она и так месяц отработает на Белом море, а там тоже очень красиво и чудная природа. Но к родителям надо — так давно уже не виделись…
— Девушка, вы торопитесь?
Алена вздрогнула. Остановилась.
Здесь было темно и узко. Проклятье… дура, идиотка. Мама отчитала бы ее за привычку шляться в сумерках в полном одиночестве. И была бы права. Разве можно — в наше-то время?
Да ничего, это только подростки… Похоже, пьяные. Они шли со стороны Пряжки. Человек десять, не меньше. Парни с гоготом окружили Алену.
Или не подростки… Нет, постарше. Лет по двадцать большинству есть.
Девушка, а девушка… а покажи сиськи, — попросил один из гопников и протянул к ней руку. Алена отпрянула.
— Иди на фиг! — сдавленно сказала она, — а то как заору!
— Ты как разговариваешь, сука? — завопил возмущенный гопник, — а ну извиняйся!
Хлынули потоки отборного мата. Алена задрожала, и на глазах ее выступили слезы. Но дрожала она не от страха — от злости. Кто-то схватил ее за грудь, Алена бросилась вперед и вцепилась в лицо бандита. Тот попытался стряхнуть ее, изрыгая мат, но удалось ему это не сразу. Товарищи вокруг гоготали, наслаждаясь зрелищем. Гопник отшвырнул Алену к стене дома. "Завизжать?" — холодно и спокойно думала девушка. Но поможет ли? Сейчас на улицах постоянно крики, визги… вряд ли кто милицию вызовет. Однако попробовать надо. Алена оглушительно завизжала.
— Заткнись! Заткнись, сука! — и вдруг она увидела блеснувшую в чьей-то руке сталь. Сердце на миг остановилось. Это что — так серьезно?
Совсем недавно ей не хотелось жить. Но вот сейчас холодный ужас сковал внутренности. Вот так и умирают… так просто? Неужели вся ее жизнь, все мысли, мечты, планы, все возможности, черт возьми, начатая работа — все сейчас пойдет псу под хвост только потому, что какой-то гопник перебрал лишнего… она будет еще одной жертвой статистики, и Александр Неврозов… пардон, Невзоров, возможно упомянет ее в своей постоянной вечерней передаче… спасибо, Саша, мы попробуем уснуть… Черт возьми, какие дурацкие мысли.
— Уйди отсюда! — крикнула она, — Милиция!
— Дура, он в Афгане был, — пояснил ей снисходительно юный гопник рядом, — а ты его ментами пугаешь.
Так и что, если он был в Афганистане, то теперь ему можно меня убивать, что ли? Да хотя бы хватать… и ругаться матом…
— А ну, разойдись немедленно! — послышался спокойный ровный голос, легко перекрывший общий гвалт. Будто и впрямо появилась откуда-то мифическая милиция.
Чья-то крупная фигура заслонила свет. Заслонила Алену плечом. Кто-то встал рядом с ней.
— Повторяю, — жестко и звучно сказал спаситель, — немедленно разойтись. И чтобы я больше вас здесь не видел.
Он говорил так, что невозможно было не послушаться. Просто невозможно. Гопники стали тихо пятиться назад. Но тот, что был в Афганистане, вдруг рванулся. Алена снова увидела блеснувшую сталь, но испугаться не успела. Она даже не поняла, что произошло. Через секунду гопник лежал на утоптанном снегу, а нож полетел в сторону.
— Следующий, — предложил мужчина, стоявший рядом с ней.
Желающих больше не нашлось. Через минуту проулок опустел.
Мужчина — романтический спаситель, успела ехидно подумать Алена — повернулся к ней.
Алена чуть приоткрыла рот. Это было глупо. Но ей было все равно, что глупо.
У него были серые глаза. Внимательные, очень цепкие. Узкий и твердый подбородок. Чуть ассимметричное лицо, левая носогубная складка глубже правой.
— Привет, — сказал он, — мы с тобой знакомы, но ты меня не помнишь. Меня зовут Дьен.
Они молча вышли на набережную Мойки. Наконец Алена решилась нарушить молчание.
— Как это может быть?
— Ты когда-нибудь теряла память? Представляешь, что такое амнезия?
— Да, — сказала Алена. И вспомнила случай из детства, когда упала с крыши, точнее, сквозь крышу. От того случая у нее осталось глубокое удивление, как это она, нормальный человек, может вдруг начисто забыть то, что делала и думала, без следа, как будто этого никогда не существовало? — Да, было у меня такое. Но это было очень давно.
— Не очень, — сказал незнакомец. Как его зовут-то? Имя какое-то иностранное.
— А меня Алена зовут, — запоздало сказала девушка.
— Я знаю. Я же говорю, мы знакомы. Алена Маркова, только что исполнилось 26 лет, без пяти минут кандидат наук… А память ты теряла всего 15 лет назад.
— Да. У меня было сотрясение мозга… а вы…
Немного мешало, что незнакомый человек вот так запросто ей тыкал. Было в этом что-то унизительное. Но не одергивать же спасителя.
— Твоя память у меня здесь, — объявил незнакомец и похлопал себя по карману. Алена еще раз ощутила ирреальность происходящего. Может, она просто сошла с ума? У нее галлюцинации… ну конечно. Все началось с Валика и его дикой нелогичности. А может, Валик все это и подстроил? Специально разыграл для нее этот спектакль.
Мужчина вдруг остановился. Повернулся к ней. Сказал совсем другим тоном.
— Успокойся, Аленушка. Успокойся. Все хорошо. Ты сейчас все поймешь. Это не бред, это нормальная жизнь. Я очень рад, что мне удалось появиться вовремя. Ты все-таки была в опасности. Я лучше не буду тебе ничего рассказывать заранее. Просто мы вернем тебе память, и ты все поймешь сама. Ты даже не представляешь, как я рад.