Нетрудно догадаться о том, что по обочине дороги выстроятся в ряд всем известные персонажи: Анна Керн с ее чудным мгновеньем, роковая Натали, злодейский киллер Дантес, а также кот ученый, дуб зеленый («Лукоморьем и дубом был каждый пленен» — пишет Алевтина Белова из Хвалынска) и Арина Родионовна, обращенная в подобье горьковского Данко: «светит ему огонечком из тьмы / Прекрасное сердце Арины» (Венера Бакаева, Александров Гай).
Для авторов, плененных дубом и подсвеченных Ариной, Пушкин столь велик, что ему можно простить даже негероическую гибель, даже сомнительное нацпроисхождение: «Пусть не за Родину он пал на поле брани, / А на дуэли встретил свой последний час, / Пусть обладал он не российскими корнями…» — снисходит к поэту Светлана Барбье из Энгельса. А Елена Старовойт из Саратова тем временем торопится перейти от слов к делу: «Слова любые — просто пелена, / Пусть даже соткана с большой любовью. / Не проще ль чарку доброго вина / Поднять и выпить за его творенья?» (Судя по рифме, последнее слово должно было быть «здоровье», но кто-то вовремя объяснил автору, что за здоровье покойников пить вроде бы не положено, и произведена была поспешная замена…)
«Мне другом верным Пушкин стал. / И за столом. Среди знакомых, / Пускай хмельных, но добрых лиц / Всегда узнаю взгляд поэта…» — продолжает алкогольную тему Алексей Овчинников из Аткарска. Похоже, на народной тропе не хватает строгого гаишника: путь от обожания до нетрезвой фамильярности преодолевается с завидной скоростью. «Отбросивши спесь и сомненье теперича, / Помянем мы здесь Александра Сергеича» — пишет Валерий Агапов из Саратова (диплом 1 степени). «Встречай, Александр Сергеич! / Распахнуты дверь и душа. / В твою атмосферу теперичь / Вторгается плавный мой шаг», — вторит Агапову саратовчанка Елена Борзых (удивительную рифму оставим на совести наших стихотворцев).
Превращение «Сергеевича» в панибратского «Сергеича» — только первый этап. «Во сне вас часто вижу: / Вокруг цветы, цветы, / Поговорить пытаюсь / И перейти на «ты», — сообщает Рада Бритвина (с. Владимирское Ровенского р-на). Не успел читатель оглянуться, как сердечное «ты» уже тут как тут: «Ты, Александр, был всегда влюблен…» (Наталья Песчанская, с. Натальин Яр Перелюбского р-на). А можно и еще интимней: «Мой Саша! Мой любимый Пушкин! / Твой образ в мыслях и в душе. / Неважно, на какой я службе, / Свободна, замужем уже» (Лидия Крухмалева, с. Сухая Елань Балашовского р-на, поощрительный диплом). Осталось лишь назвать великого поэта Шуриком — что, кстати, и делает еще одна дипломантка конкурса, Эльвира Янмухаметова из Саратова.
«Многие авторы представляют Пушкина не в виде бронзовой статуи на Тверском бульваре в Москве, а самого родного и близкого человека», — объявляет В. Азанов, и с этим, увы, не поспоришь. Степень близости у каждого из авторов своя: кому-то Александр Сергеевич — просто собутыльник, кому-то друг, кому-то брат. «Он — мой отец, а я, возможно, — дочь», — делает открытие Анна Подгорнова (с. Алексеевка Базарно-Карабулакского р-на). «Я Пушкина, как человека / Люблю доверчивой душой. / И, не было б меж нами века, / Могла бы быть я его женой…» — признается Светлана Ермакова (Энгельс). Дальше — больше. «Я честь свою тебе вручу…» (Елена Баринова, Энгельс). «Ох не надо, Саша, Саша, подожди…» (Людмила Азова, Аркадак). Занавес!..
Отвлечемся, однако, от поэтического интима. Есть вещи посерьезнее. Какую партию в нашей стране ни придумай — в итоге получается КПСС, а если возьмешь собирать из деталей швейную машинку — непременно выйдет автомат Калашникова. Вот так и с Пушкиным. Хотя рецензируемый сборник вобрал произведения авторов самого разного (подчас достаточно юного) возраста, в чертах Александра Сергеевича почему-то упорно проглядывает Владимир Ильич. Едва ли не каждый третий из авторов, например, обращается к настенному портрету поэта — точь-в-точь как Маяковский или Вознесенский обращались к Ленину. Подобно вождю мирового пролетариата с его «Учиться, учиться и учиться», Пушкин со стены провозглашает: «Работайте. Стремитесь к знаньям, / Без этого вам не прожить» (Татьяна Слепова, с. Сосновка Балтайского р-на). Не забыта и строка из прежнего михалковского гимна («И Ленин великий нам путь озарил»): «И верный указав нам путь…» (Юлия Веденеева, Базарный Карабулак). А помните детсадовское «Когда был Ленин маленький с кудрявой головой»? Вот, пожалуйста, примите: «Твой детский образ с кучерявою головкой…» (Людмила Ильина, Энгельс). «В кудрявой голове одно и то же — / Что день грядущий уготовил мне?» (Иван Попков, Новые Бурасы). А горьковское «прост, как правда» еще не выветрилось из памяти? Нет, не выветрилось! «Словом правды в сердце каждому проник» (Людмила Азова, Аркадак). А «заветам Ленина верны»? Извольте, есть и это: «Впитали мы твои заветы — / Они живут в душе у нас» (Никита Рубцов, Аткарск). Листая сборник, ждешь с замиранием сердца: вспомнит ли кто-то о маяковском слогане «Ленин жил, Ленин жив…»? Ну а как же! «Пушкин был! Пушкин жив! Будет жить» (Нина Шиняева, Самойловка). И уже ничуть не удивляешься, когда в стихах Александра Дивеева из Ртищево наш Ильич с нашим Сергеевичем сливаются в одну символическую фигуру: «И пусть Каплан, а не Дантес, / Стреляла б слепо в Пушкина…»
Книга преподносится читателю как «сборник репертуара для коллективов художественного слова» — то есть подразумевается, что на пушкинских вечерах и утренниках вместо строк классических будут декламироваться вот эти. Да, согласно Ахматовой, стихи могут расти из любого сора. Однако самая искренняя симпатия к Пушкину не способна превратить в поэзию явные сорняки.
Дух Единого Целого против Геморроя
На минувшей неделе в Саратовском госуниверситете состоялась презентация тома под названием «Что есть реальность? Беседа о реальности» (Саратов, ООО «Приволжское издательство», 2009). Пожалуй, из всех книг, посвященных столетию университета, эта производит впечатление, близкое к неизгладимому: внушительный переплет, объем под семьсот страниц, цветные иллюстрации, неординарная тематика («коллективный фрактальный полижанровый сюжет, разыгранный незаурядными представителями саратовской интеллигенции»), да и сам инициатор беседы, кандидат физико-математических наук, доцент Олег Шимельфениг — личность в Саратове известная.
Том открывается взволнованным спичем, из которого приведем лишь небольшой фрагмент (орфографию и пунктуацию сохраняем в неприкосновенности): «Наш Юбилей! — Пусть Время вдаль стремиться! / Пусть Ты почти безус, а Я почти — что сед, / Но вечно юной будет Юности столица — / Саратовский Град-университет! / Да здравствуют Студенты и Профессор! / Да здравствуют Студенты и — пока — Доцент! / И вы, сотрудники всех званий и профессий! / Да здравствует наш университет!» Автор этих строк — выпускник физфака СГУ Вадим Светлаков (не вздумайте спутать с юмористом из передач «Прожекторперисхилтон» и «Наша Russia» Сергеем Светлаковым!), а некоторый переизбыток пафосных прописных букв заранее готовит читателя книги к сугубой серьезности и Очень Важным Проблемам. Но об этом — чуть ниже.
Вслед за процитированным спичем идет обширное предисловие, из которого, в частности, можно узнать о том, что «нынешний ректор Саратовского университета профессор Леонид Юрьевич Коссович, продолжая традиции лучших руководителей университета, явился инициатором открытия новых направлений и институтов, в значительной степени его усилиями построены и работают новые прекрасные корпуса университета и строятся комфортабельные общежития…» В числе неоспоримых заслуг Леонида Юрьевича особо выделены две: ежегодное проведение «традиционного молебна в домовом храме Саратовского университета» и поддержка организации и проведения семинара «Беседа о реальности», материалы которого, собственно говоря, и легли в основу данной книги.
Судя по аннотации, диспутанты без шуток озабочены глобальными вопросами бытия: в ходе напряженных споров становится, наконец, ясно, что «пока в основу представления о мире не будет положена идея совместного, коммунального, ответственного «делания реальности» при осознанном соучастии каждого индивидуума, мы будем идти к глобальной катастрофе». Что же делать? Надо «найти пути взаимопонимания и творческого взаимодействия на благо всех народов и культур Земли». Участники дискуссий выражают надежду, что «этот цикл «Бесед о реальности» на факультете философии и психологии СГУ послужит моделью такой деятельности — единственно спасительной для современного человечества».
Если совсем коротко, путь к спасению таков: пока мир задыхается в тенетах иллюзии «объективной реальности», ему грозит беда. Но стоит заменить «статичную» химеру «объективной реальности» на словосочетание типа «межиндивидуальной реальности», как мир будет спасен. Нечто подобное, помнится, происходило в культовом фильме «The Matrix», когда Морфеус предлагал Нео красную таблетку, долженствующую разрушить иллюзорную «реальность».
Понятно, отчего руководство СГУ поддержало это начинание — кому же не хочется поучаствовать в борьбе с Матрицей и спасти мир?
Композиционно книга выстроена по принципу бигмака: дискуссии саратовских ученых перемежаются с многостраничными выдержками из сочинений их коллег — Джорджа Беркли, Ивана Ильина, Альберта Эйнштейна, Алексея Лосева и других. Своим авторитетом упомянутые коллеги обязаны подпереть рассуждения Олега Шимельфенига и его соратников о «Духе Единого Целого», о приближении к «пониманию Единого Творческого Начала всего Вселенского Действа», о смысле «Космической Игры Творца, который прячется от Самого Себя в Своих же бесчисленных проявлениях». На практике, увы, не все части философского бигмака оказываются равно съедобными.
О том, что ему, похоже, подсунули не ту таблетку, читатель начинает смутно подозревать уже на одиннадцатой странице книги, когда упоминается вдруг рисунок Ильи Репина, с изображением волжского грузчика и провидческой пометкой: «Саратов, 1987. Пятница». И это — не последнее открытие участников бесед.
Мы узнаем, например, что «светское государство есть некий миф» (Олег Шимельфениг). И еще о том, что «человечество возникло на фоне урановых рудников», а дети, «рожденные после 1908 года на широтах падения Тунгусского метеорита», стали «родителями талантливых людей, этих гениальных мутантов, создавших бум прошлого столетия» (Раиса Сорокина). И о духовной практике, счастливо обретенной в обществе мудрого восточного гуру: «Спим мы в горах Тянь-Шаня, ночью. Слышу голос Мирзабая: «Ну, а теперь прыгай!» Я куда-то лечу, натыкаюсь на Мирзабая, который пошел по нужде, спотыкаюсь о корень, мы летим вниз (видимо, прямо с вершины Тянь-Шаня — Л. Г.), я еле поймала его 120-килограммовую тушу. Перепугалась я страшно, после чего у меня в предгорьях начались одновременно месячные, понос и рвота. И вот я сижу за домиком, рядом вот такие звезды падают,