Обычно по вечерам компьютер постоянно жужжал и блямкал: Тибби вовсю переписывалась с подругами. Сегодня все они были далеко. Как будто этим скотчем компьютеру заклеили рот.
– Эй, Мими, – позвала Тибби.
Мими спала. Тибби положила ей в мисочку немного корма и поменяла воду. Мими не проснулась.
Потом, когда Тибби уже засыпала, не раздевшись и не выключив свет, мысли ее поплыли, как всегда в таких случаях, – и она лежала и думала о подгузниках для стариков, дезодорантах, стерильных салфетках, антибактериальном мыле, прокладках на четыре капли и Бейли, раскинувшейся на полу.
– Вон твой парень, – сказала Диана, покосившись на Эрика, который прошагал по террасе.
Бриджет впилась в него глазами.
«Эй! Посмотри на меня!»
Он посмотрел. И сразу отвел взгляд – так быстро, что аж приятно. Да, он заметил ее.
Эрик сел на дальнем конце террасы. Бриджет принялась за лазанью. Она ужасно проголодалась. И любила столовскую еду, и чтобы порции были побольше. Такая у нее была странность.
– У него наверняка есть девушка в Нью-Йорке, – сказала девочка по имени Рози.
– Ничего, мы над этим поработаем, – задиристо ответила Бриджет.
Диана пихнула ее локтем.
– Бриджет, ты спятила.
– Лучше и не начинай. Огребешь по полной, – покачала головой Эмили.
– Может, да, а может, нет, – заметила Бриджет.
Диана скорчила мину, достойную Зигмунда Фрейда.
– То есть огрести по полной – это входит в программу?
– Нет, конечно, – огрызнулась Бриджет. – Разуйте глаза – вы его вообще видели, этого парня?
Она встала и двинулась к шведскому столу взять добавки лазаньи. Нарочно пошла кружным путем, чтобы пройти мимо Эрика. Она знала, что подружки смотрят на нее во все глаза.
Остановилась у него за спиной. Дождалась паузы в разговоре с Марси – его помощницей. Нагнулась к Эрику. Кругом стоял гвалт, поэтому у нее были все основания нагнуться прямо к его уху. При этом ее распущенные волосы упали вперед и мазнули по его плечу.
– В котором часу завтра первая тренировка? – спросила она.
Он не решался даже повернуть голову.
– В девять
Бриджет заставляла его нервничать.
– А, отлично. Спасибо. – Она выпрямилась. – Мы вас порвем.
Тут он повернулся и посмотрел на нее удивленно и даже сердито. По его лицу она сразу увидела, что проняла его.
– Это мы еще посмотрим.
Он все-таки улыбнулся.
Бриджет не спеша зашагала дальше к шведскому столу, позволив себе коротко взглянуть в потрясенные лица подруг.
– Ха, – произнесла она одними губами.
Дорогая Кармен!
Соседки по корпусу подняли ставки на нас с Эриком до 40/60. Я веду себя ужасно и кокетничаю напропалую. Ты бы посмеялась. А чем еще заняться девушке на полуострове за тысячу миль от цивилизации?
Мы ездили на экскурсию в ближайший городок Мулехе. У Эрика мама оттуда. Видели большой собор и тюрьму, которая называется carcel sin cerraduras – тюрьма без замков. Тут заключенным разрешают днем работать на фермах, а на ночь возвращаться в камеры.
Надеюсь, ты там отлично проводишь время с Алом.
Обожаю,
Би
У Лины остался последний день со Штанами, и она решила, что они должны себя оправдать. Пока что она вела себя как обычно – замкнуто и застенчиво: она всегда была одиночкой, любила рутину и тщательно избегала всего, что могло привести к спонтанному взаимодействию с людьми. В целом она, конечно, запорола роль первой владелицы Волшебных Штанов.
Но сегодня она организует себе приключение. Что-нибудь сделает. Не подведет подруг. И Штаны тоже. Да и себя саму, если вдуматься.
Она поднялась высоко-высоко, перевалила за гребень и вышла на ровную площадку наверху. По сравнению с городком здесь было пусто. Вдали вздымались горы – наверное, там утесы были еще выше и далеко вторгались в море. Но здесь было очень мило. Бесплодные каменистые утесы переходили в просторные зеленые луга и виноградники. Было жарче, чем внизу, и солнце палило еще сильнее.
«Все-таки Штаны приносят удачу», – подумала она еще через полмили, когда набрела на прелестную рощицу – скопление изящных олив с глянцевитыми серебристо-зелеными листьями. Плоды были еще мелкие и твердые – совсем младенчики. На краю рощи Лина обнаружила родник, питавший маленький пруд. Это было место такое уединенное, спокойное, очаровательное – оно словно бы принадлежало ей одной, будто она была первой, кто его увидел. А может быть, его и не существовало, пока не пришла она в своих колдовских Штанах. Лина тут же поставила этюдник и начала писать.
К тому времени, когда солнце взошло в зенит, Лина была с ног до головы в соленом поту. Лучи жарили с такой силой, что у нее кружилась голова. Капли пота катились из-под густых темных волос на шею и виски. Она жалела, что не взяла шляпу, и с тоской поглядывала на пруд. А главное – жалела, что не подумала взять купаль- ник.
Она огляделась. Кругом, насколько хватало глаз, не было ни души. Ни домика, ни фермы. По спине у нее потек ручеек пота. Надо окунуться в пруд.
Лина стеснялась даже себя самой и раздевалась медленно. «Самой не верится, что я на это решилась». Осталась в трусах и лифчике, сложила одежду стопкой. Сначала она хотела купаться в белье, но это было бы такое ханжество, что прямо неловко. Лина поглядела на Штаны. Они велели ей немедленно раздеться донага.
– Ай-й-й-й, – сказала Лина, ступив в пруд.
Было странно слышать свой голос. Обычно мысли и чувства жили в ней глубоко-глубоко, а чтобы вывести их на поверхность, требовалось приложить усилие. Даже когда она видела по телевизору что-то очень смешное, она никогда не смеялась, если была одна.
Она нырнула до самого дна, потом всплыла. Лениво улеглась на воду лицом вверх. Солнце грело щеки и веки. Она немного поплескалась – вода приятно обтекала все тело.
«Это самый идеальный момент моей жизни», – решила Лина. Она чувствовала себя древнегреческой богиней, одной на всем белом свете.
Она свободно раскинула руки в стороны, запрокинула голову, закрыла глаза и словно полетела – каждая мышца была вольготно расслаблена. Вот бы пролежать так до самого заката, до восхода, до августа – до скончания времен…
Тут все ее мышцы сжались – зашуршала трава. Миг – и Лина нащупала ногами каменистое дно пруда и встала.
Она резко втянула воздух. Тут кто-то есть. Она увидела чью-то тень за деревом. Человек? Зверь? Какие злобные хищники-людоеды водятся на Санторине?
От душевного покоя не осталось ни следа, он разлетелся вдребезги. Лина чувствовала, что сердце готово выпрыгнуть из груди.
Ужас велел ей присесть, чтобы спрятаться под водой, но еще более сильный ужас велел бежать. Она выскочила из пруда. Тень показалась из-за дерева.
Это был Костас.
Лина смотрела на Костаса в упор – и, хуже того, Костас смотрел в упор на нее. Она была в таком ступоре, что не сразу нашла в себе силы крикнуть:
– Костас! – Получился хриплый визг. – Что ты здесь… что…
– Извини, – сказал он. И должен был отвернуться, но не стал.
Лина в три прыжка добежала до одежды. Схватила всю кипу и прикрылась ей.
– Ты что, следил за мной? – Голос едва не сорвался. – Шпионил, да? Ты давно здесь стоишь?
– Извини, – повторил он и прошептал что-то по-гречески. Повернулся и ушел.
Лина, совершенно мокрая, лихорадочно натянула одежду. Кипя от гнева, она как попало собрала этюдник, скорее всего, смазав картину. И зашагала через луг к утесу, злая настолько, что в голове все путалось.
Он за ней следил! А вдруг он решил бы… Штаны были наизнанку. Да как он смел на нее смотреть! Ну теперь она ему…
Только у самого дома она обнаружила, что застегнула рубашку сикось-накось, промахнувшись на две пуговицы, и что ткань непристойно облепила тело, мокрое от воды из пруда пополам с потом.
Лина ворвалась в дом, захлопнула дверь и швырнула этюдник на пол. Бабушка выскочила из кухни и ахнула при виде нее.
– Лина, ягненочек мой, что с тобой стьяслось?!
Бабушкино лицо потемнело от беспокойства, и Лине захотелось плакать. Подбородок у нее задрожал, будто ей было пять.
– Что?! Расскажи мне! – взмолилась бабушка, круглыми непонимающими глазами глядя на штаны наизнанку и криво застегнутую рубашку.
Лина не могла найти слов. Пыталась остановить на лету мельтешившие в голове мысли – хотя бы одну.
– Костас не славный мальчик! – выпалила наконец она, трясясь от переполнявшей ее ярости. И умчалась к себе в комнату.
Иногда ты лобовое стекло, а иногда мошка.
Кармен наблюдала, как Криста мается над уроками за кухонным столом. Криста пошла в летнюю школу на геометрию, чтобы в следующем учебном году было полегче. У Кармен сложилось впечатление, что Криста собирается вступить в «Менсу» или что-то в этом роде.[1]
– Ну что, готова? – крикнул папа из своей комнаты, где он переодевался в теннисный костюм.
– В целом да, – отозвалась Кармен. Она была готова уже двадцать минут.
Кристе приходилось очень много стирать ластиком. Она сдувала пыль от красного ластика с истерзанного листа бумаги. Как третьеклашка. Кармен даже посочувствовала ей, но тут же одернула себя. Она невольно подглядела, что у Кристы за задачи. Сама Кармен изучала геометрию еще в позапрошлом году, поскольку обожала математику, и это был, пожалуй, ее любимый предмет. Кристе не давалось доказательство. Кармен, прищурившись, даже через стол видела, как свести его к минимуму шагов. Даже странно, до чего ей хотелось решить эту задачу. Прямо руки чесались схватить карандаш.
Она слышала, как Лидия болтает с кем-то по телефону в кабинете своим свадебным голосом. Наверное, обсуждает банкет, догадалась Кармен, поскольку в разговоре постоянно упоминались «миниатюрные суфле».
– Пошли? – Папа показался на пороге кухни. На нем была тенниска и белые шорты.
Кармен встала, сердце радостно забилось. У них с папой впервые за пять долгих дней появилось общее занятие. Как ни глупо, она почему-то чувствовала, что заполучить его в свое распоряжение – честь для нее.