– Даже если нет, все равно здесь целый мир.
И Тибби, и Бейли смотрели из-за спины Брайана, как он в обличии высоченного мускулистого воина привлекает на свою сторону отряд верных людей и одну даму соблазнительного сложения.
– До седьмого уровня даже с драконами не сражаешься, – пояснил Брайан.
На четвертом уровне было морское сражение. На шестом вандалы подожгли деревню Брайана, и он спас всех женщин и детей. Тибби смотрела на его руки, ловко и проворно управлявшиеся с разными кнопками и рукоятками. Он играл, вообще не глядя на них.
Примерно после появления второго дракона Тибби услышала писк севшей батарейки и щелчок отключившейся камеры, но продолжала смотреть.
После долгой осады средневекового замка Брайан поставил игру на паузу и обернулся.
– У тебя, кажется, батарейка села.
– Ой, да. Ты прав, – небрежно ответила Тибби. – Это была третья. Больше заряженных у меня нет. Может быть, потом доснимем.
– Конечно, – согласился Брайан.
– А ты играй дальше, если хочешь, – предложила Тибби.
– Буду, – сказал он.
Бейли купила всем по слоеному пирожку с фруктовой начинкой, и они смотрели, как героическая версия Брайана отважно сражается до самого двадцать четвертого уровня, после чего погибает в пламени дракона.
В пять Эрик снова позвал всех на пробежку. Бриджет не была уверена, что он рад ее видеть.
– Сегодня попробуем урезать время до километра за четыре сорок, – объявил Эрик собравшимся. – Повторяю, вы знаете свой организм. Знаете, когда начинается перенапряжение. Сейчас жарко. Поэтому не перетрудитесь. Если надо, замедлите темп. Это упражнение, а не соревнования. – Он посмотрел в упор на Бриджет. – Готовы? – спросил он после нескольких минут на раз- минку.
По-видимому, он быстро смирился с мыслью, что Бриджет будет бежать рядом с ним, с какой бы скоростью он ни бежал.
– Отлично играешь, Би, – сказал он ей ровным голосом. – Сегодня было настоящее представление.
Он думал, что она перетянула одеяло на себя. Это было очевидно. Бриджет смутилась и прикусила губу.
– Я слишком задрала планку. Со мной бывает.
У него стало такое лицо, как будто он был ничуть не удивлен.
– Я выпендривалась перед тобой, – призналась она.
Он словно бы задумался на секунду, а потом посмотрел ей прямо в глаза. Затем обернулся посмотреть, далеко ли следующая бегунья.
– Би, не надо, – произнес он вполголоса.
– Что не надо?
– Не надо… не надо… торопить события.
Похоже, он не мог подобрать слова, которые его устроили бы.
– А почему? Почему мне нельзя хотеть тебя?
Ее прямота его ошеломила. Он поглядел на нее и застонал.
– Слушай, мне… лестно. Это честь для меня. И для кого угодно.
Бриджет скрипнула зубами. «Лестно» и «честь» – это были не те слова, которые она хотела услышать. И потом, она им не верила.
Эрик прибавил ходу, чтобы они еще немного оторвались от остальной группы.
– Бриджет, ты очень красивая. Ты удивительная, талантливая и просто… просто… неукротимая. – Голос его смягчился, он поймал ее взгляд. – Не то чтобы я этого не заметил. Заметил, поверь мне.
Бриджет преисполнилась надежд.
– Но я тренер, а тебе… шестнадцать.
– Ну и что? – спросила она.
– Во-первых и в‐главных, так нельзя поступать, а во‐вторых, это абсолютно против правил.
Бриджет заправила за ухо выбившуюся прядь.
– Мне на эти правила наплевать.
Лицо Эрика снова окаменело.
– Я вынужден им следовать, у меня нет выбора.
Завтрак в обществе Бапи стал привычным делом, но неловкость никуда не делась. Особенно после всего, что случилось.
Этим утром рисовые колечки у Лины в миске бешено булькали, трещали и лопались, а Бапи ел тихие кукурузные хлопья. Она изучала его, выжидая подходящий момент. Пыталась перехватить взгляд серо-голубых глаз, такого же цвета, как у нее. Она хотела, чтобы было понятно, что она искренне раскаивается, но шумные рисовые колечки портили весь эффект. При виде бугристых мелких стежков на его морщинистой коже Лине становилось прямо больно от угрызений совести.
– Бапи, я…
Он поднял голову. Вид у него сразу стал озабоченный.
– Ты понимаешь, я… – Голос у нее практически дрожал. Что она затеяла? Бапи даже не говорит по-англий- ски.
Бапи кивнул и накрыл ее руку своей. Это был чудесный жест. Он выражал любовь и защиту, но еще он означал «Нам не нужно об этом говорить».
Лина жалела, что Эффи так любит поспать по утрам. Вчера вечером Лина так устала и растерялась, что даже не смогла ничего объяснить Эффи, а бабушка с дедушкой вообще не стали ничего обсуждать.
Эффи спросила у Бапи, почему у него пластырь на щеке, но Бапи только отмахнулся и что-то сказал по-гречески. Теперь Лина мечтала поскорее рассказать сестре все как есть и по крайней мере получить фирменный трезвый взгляд Эффи на ситуацию, пусть даже выслушивать это будет для нее мучительно. Потом она все расскажет бабушке, а бабушка объяснит Бапи, что случилось. Так будет лучше. Но Эффи еще спала.
После завтрака Лина пошла наверх и сложила свои рисовальные принадлежности. Рутина всегда помогала ей упорядочить мысли. Она выглянула в окно в то время, когда Костас обычно проходил мимо и останавливался у кафе дальше по улице, прежде чем свернуть под гору в кузницу, но сегодня он этого не сделал. Еще бы.
Лина вышла из дома и решила спуститься к морю. Солнце, отражавшееся от белых стен, било ей в глаза и ярко освещало изнутри весь мозг, все его пыльные заброшенные уголки.
Лина двинулась к дому Костаса. Из-за наклона тротуара дом стоял так, что, если случайно споткнуться и упасть у входа, а дверь случайно будет открыта, докатишься до самой гостиной.
Она медленно прошла мимо. Никаких признаков жизни. Двинувшись дальше вниз по склону, Лина направилась туда, где, по ее мнению, стояла кузница. Может быть, она пройдет мимо него. Может быть, сможет поговорить с ним или по крайней мере передать выражением лица, что она понимает, с какой страшной силой все пошло наперекосяк.
Она его не увидела. Пошла дальше. И без особого рвения поставила этюдник в тени любимой церкви. Достала уголь, чтобы построить рисунок колокольни. Рука двигалась вяло, мысли уносились прочь. Она отложила уголь. Сегодня ей для разнообразия совершенно не хотелось уделять все внимание самой себе. Она собрала остальные вещи и двинулась обратно в гору. Может быть, удастся на этот раз пройти мимо Костаса. Может быть, она пригласит Эффи сходить по магазинам – Эффи никогда не отказывается – и купить идиотскую салатницу из оливкового дерева, какие делают специально для туристов. Может быть, найдет способ объяснить бабушке, как все было на самом деле.
В любой бочке дегтя есть ложка меда, сказала она себе. Костас больше не будет ей надоедать. Только сегодня этот мед не показался ей особенно сладким.
Карма!
Мы ходили в поход через вулканическую равнину. Она называется Трес Виргенес – три девицы. Жаль, не Куаттро Виргенес – это были бы как раз мы. Честное слово, я чуяла там запах дыма, хотя наш проводник говорил, что вулканы неактивны с прошлого века.
Потом мы двинулись на юг по каньонам, чтобы посмотреть древнюю индейскую наскальную живопись. Сначала там сцены охоты, а потом – одно за другим – изображения огромных таких пенисов. Мы с Дианой так хохотали, что сели на землю и не могли встать. Тренеры, которые поехали с нами, тормошили нас, чтобы мы шли дальше. Было дико смешно. Жалко, что тебя здесь нет.
О, безумные наслаждения Баия-Консепсьон.
С любовью,
Би
Прежде чем судить человека, пройди милю в его башмаках. Тогда ты будешь судить в миле от него и к тому же в его башмаках.
– Барбара, вы же знаете мою дочь Кристу, – сказала Лидия портнихе днем во вторник.
Криста вся сияла.
Лидия показала на Кармен.
– А это моя…
Она умолкла. Кармен понимала, что Лидия собирается с силами, чтобы сказать «падчерица», как Ал называл Кристу, но у нее не хватает духу.
– А это Кармен.
– Лидия – моя мачеха, – пояснила Кармен из чистой вредности.
Светлые волосы Барбары были идеально подстрижены колокольчиком. Зубы, когда она улыбалась, были словно белая стена. Большие и фальшивые, решила Кармен.
Барбара уставилась на Кармен. Волосы Кармен были неряшливо стянуты в узел на затылке. Красная майка промокла от пота.
– Это дочка Альберта? – с очевидным удивлением спросила Барбара и в ожидании подтверждения посмотрела не на Кармен, а на Лидию.
– Это дочка Альберта, – ответила Кармен за себя.
Барбара решила загладить неловкость. Ведь это Альберт за все платил.
– Видимо, вы… вы, должно быть, похожи на мать, – сказала она, как будто это было дипломатично.
– Так и есть, – подтвердила Кармен. – Моя мама – пуэрториканка. Она говорит с акцентом. И читает молитвы по четкам.
Похоже, никто не оценил ее дерзость. Девочка-невидимка.
– Она унаследовала от отца способности к математике, – слабым голосом возразила Лидия, словно в глубине души сомневалась, что Кармен состоит с Альбертом в родстве.
Кармен захотелось ее стукнуть.
– Ну что ж, приступим к примерке, – предложила Барбара и водрузила охапку одежды в пластиковых пакетах на кровать Лидии. На кровать Лидии и Альберта.
– Криста, давайте первым примерим ваше платье.
– Ой, ой, а можно сначала посмотреть на мамино? – взмолилась Криста.
И даже стиснула руки у груди – буквально.
Кармен исчезла, сев на мягкий стул у стены, а Лидия тем временем гордо облачилась примерно в семьдесят метров блестящей белой ткани. Кармен считала, что женщине за сорок с двумя детьми-подростками просто неприлично надевать на свадьбу что-то пышное, белое и в оборках. У платья был тугой корсаж, а коротенькие рукава-фонарики оставляли голыми почти все руки, которым тоже было за сорок.
– Мама, ты просто великолепна. Мечта. Я сейчас заплачу! – соловьем разливалась Криста, однако же не плакала.