Бабушка устало оглядела их.
– Не хочу об этом говорить.
Съев положенный объем еды, Лина и Эффи наскоро сполоснули тарелки и удрали.
– Да что у вас стряслось? – сердито спросила Эффи в шаге от порога.
– Ы‐ы-ы! – застонала Лина.
– Господи боже мой, все с ума посходили, что ли?! – напирала Эффи.
Лина вдруг сама ощутила, что ужасно устала.
– Слушай, Эф, ты только не ори, не визжи и не ругайся, пока все не дослушаешь. Дай честное слово.
Эффи дала честное слово. И даже держала его, пока Лина не дошла до описания драки, но там уж она просто взорвалась:
– Да ты что! Не может такого быть! Бапи?! Ой, господи!
Лина кивнула.
– Знаешь, расскажи-ка им правду поскорее, пока этого не сделал Костас, иначе выставишь себя полной дурой, – посоветовала Эффи с обычной для нее деликатностью.
– Надо бы, – понурилась Лина.
– А почему ты сразу все не объяснила? – возмущенно поинтересовалась Эффи.
– Не знаю. Я так растерялась. Сомневаюсь, понял ли Костас, из-за чего произошла драка.
Эффи покачала головой:
– Бедный Костас. Он был так в тебя влюблен.
– Больше нет, – с нажимом произнесла Лина.
– Да уж наверняка.
БРИДЖЕТ: Алло, алло! Лоретта?
ЛОРЕТТА: Алло?
БРИДЖЕТ: Лоретта, это Бриджет, подруга Тибби.
ЛОРЕТТА: Алло?
БРИДЖЕТ (практически кричит): Бриджет! Это Бриджет! Я звоню Тибби. Она дома?
ЛОРЕТТА: А, Бриджет!
БРИДЖЕТ: Да, да!
ЛОРЕТТА: Тибби не есть дома.
БРИДЖЕТ: А вы можете передать, что я звонила? У меня нет здесь телефона, мне придется ей перезванивать.
ЛОРЕТТА: Алло?
Вечером Кармен спускалась вниз незадолго до ужина, готовая к бою. На ней были Штаны, отчего она будто вспомнила, кто она такая. Вспомнила, как это, когда тебя любят. Вспомнила, как охотно бросается в драку. Ей нужно было привести вниз настоящую Кармен и поговорить с отцом и Лидией, пока она не забыла, кто она такая, и снова не превратилась в невидимку.
Лидия наверняка уже рассказала папе про скандал на примерке и нажаловалась на ее поведение. Кармен была готова перевести ненависть в открытую фазу. Вот было бы славно наорать на Лидию. Вот было бы славно, если бы Лидия наорала на нее в ответ. Кармен это было необходимо.
– Привет, – сказала Криста, как всегда обосновавшаяся за кухонным столом с домашними заданиями.
Кармен вгляделась в нее, стараясь уловить все оттенки смысла.
– Хочешь лимонаду, Кармен? – бодро спросила Лидия.
Она отмерила чашку риса и высыпала в кастрюлю. Папа показался на пороге – он еще не успел переодеться после работы.
– Привет, зайка, как прошел день?
Кармен перевела взгляд с папы на Лидию в полном изумлении.
«Мой день прошел ужасно! – едва не закричала она. – Портниха со вставными зубами оскорбляла и унижала меня. А я повела себя как последняя сволочь!»
Но она этого не сказала. А просто молча вытаращилась на папу, разинув рот. Он что, вообще не понимает, каково ей приходится? Как ей здесь худо?
У папы было непроницаемое лицо. У Лидии тоже.
– Пахнет потрясающе, – заметил папа, чтобы все шло по сценарию.
– Жареная курица, – подала ответную реплику Лидия.
– М‐м-м-м-м, – произнесла Криста голосом робота.
Да кто они, все эти люди? Что с ними стряслось?
– У меня был ужасный день. – Кармен чувствовала, что момент упущен. На изощренное хамство ей уже не хватало душевных сил.
Папа успел подняться на половину пролета – он шел в спальню переодеться. Лидия притворилась, будто ничего не слышала.
Кармен даже в Штанах оставалась невидимой. И неслышимой. Она театрально выскочила на улицу и изо всех сил захлопнула дверь за собой. К счастью, дверь сохранила способность греметь.
Существует тридцать шесть способов избежать катастрофы, но лучший из них – убежать.
Иногда прогулка помогала Кармен остыть. Иногда нет.
Она прошагала до самой лесной опушки, где тек ручей. Она знала, что здесь в густой траве прячутся ядовитые гадюки-щитомордники. Вот бы ее укусили!
Кармен выковыряла тяжелый плоский камень из плотного берега. Швырнула в воду, с удовольствием услышала громкой шумный плеск, от которого на Штаны полетели капли воды. Камень остался на дне ручейка и слегка нарушил плавное течение воды. Кармен не сводила глаз с ряби над камнем. Впрочем, довольно скоро течение словно бы приспособилось к новому рельефу. Вода загнала плоский камень чуть глубже в песок и снова потекла плавно.
Ужин наверняка уже готов. Интересно, ее ждут? Задаются ли вопросом, где она пропадает? Папа наверняка слышал, как хлопнула дверь. Неужели он не волнуется? Может быть, пошел ее искать? Может, он пошел по Рэдли-лейн на север, а Пола отправил на юг? Может, жареная курица Лидии остывает, но папа об этом не думает, гадая, где сейчас Кармен?
Она двинулась обратно к дому. Все-таки не стоит доводить до того, чтобы папа позвонил в полицию и ее объявили в розыск или еще что-нибудь. Да и Пол только утром вернулся от отца. Ему и так есть о чем подумать.
Кармен ускорила шаг. Она даже немного проголодалась: все эти дни она почти ничего не ела. «Я ем, когда счастлива», – сказала она папе над нетронутой тарелкой запеканки накануне вечером. Он не понял намека.
Когда она поднималась по крыльцу, сердце у нее колотилось – она ждала, какое у папы будет лицо. Может, его нет дома. Может, он ищет ее. Не хотелось бы врываться в дом, если там только Лидия и Криста.
Она заглянула в дверь. В кухне горел свет, но в гостиной было темно. Кармен не стала заходить, а прокралась за угол, чтобы посмотреть. Снаружи достаточно темно, ее не заметят.
Она подошла к большому панорамному окну, возле которого стоял обеденный стол, и застыла. Перестала дышать. Внутри снова разгоралась ярость. Она подкатила к горлу, и Кармен ощутила ее вкус – медный, будто вкус крови, на корне языка. Ярость опустилась вниз, в желудок, скрутила в узел все внутренности. От нее руки у Кармен онемели, а плечи свела судорога. Ярость распирала ребра, и Кармен ощутила, что они сейчас сломаются, будто сухие ветки.
Папа не пошел ее искать. Не вызвал полицию. Он сидел за обеденным столом с горой жареной курицы, риса и морковки на тарелке. Очевидно, настало время благословения. Папа держал за руки Пола с одной стороны и Кристу с другой. Лидия сидела напротив него, спиной к окну. Они сидели тесной дружной группой, соединенные руки отгораживали их, словно гирлянда, головы были склонены друг к другу, полные благодарности. Отец, мать и двое детей. И какая-то разобиженная, никому не нужная девчонка заглядывает в их дом снаружи, оставаясь невидимой. Ярость сделалась так велика, что ее стало невозможно удержать внутри.
Кармен сбежала по боковому крыльцу и схватила два камня – маленьких, по руке. Тело двигалось будто само по себе, бездумно, но, должно быть, она поднялась обратно по тому же крыльцу и замахнулась. Первый камень отскочил от оконной рамы. Второй, наверное, попал прямо в окно – Кармен слышала, как зазвенело стекло, и видела, как камень пролетел мимо самого затылка Пола и ударился в дальнюю стену, после чего откатился по полу к отцовским ногам. Она дождалась, что отец поднимет голову и увидит, что это она, что он увидит ее и она увидит его – и они оба все поймут.
А потом она бросилась бежать.
Тибби!
Я люблю уличные душевые кабинки. Люблю смотреть в небо. Я даже в туалет хожу на улицу, а не в эти душные сарайчики. Я – дикое животное. Так ведь можно сказать? Наверное, ты бы мигом возненавидела весь этот хрустящий песок под ногами, Тиб, но для меня это идеально. Мысль о том, чтобы принимать душ под крышей, вызывает у меня приступ клаустрофобии. Как ты думаешь, кто-нибудь заметит, если я стану ходить в туалет на задний двор? Хи-хи. Шучу.
Кажется, я не создана для жизни в четырех стенах.
С любовью,
Задумчивая Би
Указания, как попасть в кузницу, Лина получила вместе с пакетом плюшек от хозяйки булочной.
– Антио, красавица Лина! – крикнула ей вслед хозяйка.
Городок был настолько маленький, что все жители уже знали, что она – «красавица и тихоня» Лина. «Тихоней» ее с симпатией называли люди постарше. Ровесники называли ее безо всякой симпатии «зазнайкой».
Из булочной Лина заставила себя отправиться в кузницу – это было низкое отдельно стоящее кирпичное строение с двориком спереди. Сквозь распахнутые двери в темной стене Лина видела сине-оранжевое пламя в глубине. Неужели до сих пор можно заработать на жизнь изготовлением подков и корабельных цепей? Лину вдруг охватила глубокая мучительная жалость к Костасу и его дедушке. Бапи Костаса наверняка мечтал, что его внук унаследует семейное дело и сохранит его для нового века. Но еще она понимала, что Костас не для того поступил в Лондонскую экономическую школу, чтобы остаток жизни провести кузнецом в крошечной греческой деревушке.
Примерно как ее отец, который стал известным юристом в Вашингтоне, хотя ее бабушка с дедушкой до сих пор не понимают, почему он не пожелал открыть ресторанчик. Считают, что он обязательно так и поступит, когда дождется удачного момента. «Он всегда может вернуться к кулинарии», – уверенно говорила бабушка, когда заходила речь о профессиональной деятельности ее сына.
Между этим островом и всем остальным миром разверзлась какая-то загадочная бездна – как между старыми и молодыми, древним и новым.
Лина нервно топталась у входа во дворик. Костас в любую минуту может собраться пообедать. Она потеребила верх бумажного пакета в потных руках. Неожиданно она смутилась, что плохо выглядит. Утром она не вымыла голову, поэтому волосы, наверное, немного засалились на макушке. А нос облупился от солнца.
Костас появился на пороге, и сердце у Лины бешено заколотилось. В темной одежде он выглядел закопченным, как фигуры на старинных картинах. За работой он надевал защитную маску, и от этого волосы были встрепаны, а лицо раскраснелось и блестело от пота. Лина глядела на него не мигая. «Посмотри на меня, пожалуйста!»