– Хорошо, – сказала Кармен. – Мне надо смотреть в камеру?
– Хочешь – смотри, – ответила Бейли.
Кармен, сидевшая на краю аккуратно застеленной кровати, положила ногу на ногу.
– Тибби говорит, твой отец этим летом снова женится, – начала Бейли.
Кармен вытаращила глаза. И бросила обвиняющий взгляд на Тибби, которая просто пожала плечами.
– Да, – придушенно ответила Кармен.
– Когда?
– Девятнадцатого августа. Спасибо, что спросила.
Бейли кивнула.
– Ты пойдешь на свадьбу?
Кармен сжала губы.
– Нет.
– А почему?
– Да что-то не хочется, – ответила Кармен.
– Ты злишься на папу? – спросила Бейли.
– Нет, не злюсь.
– Тогда почему не пойдешь на свадьбу?
– Потому что мне не нравится его новая семья. Они меня раздражают.
Кармен понимала, что говорит как избалованная капризуля.
– Почему они тебе не нравятся?
Кармен поерзала. Села ровно. Снова закинула ногу на ногу, но поменяв их местами.
– Я туда не вписываюсь.
– Почему?
– Потому что я пуэрториканка. У меня большая попа. – Кармен невольно улыбнулась.
– Так ты что имеешь в виду – что они тебе не нравятся или что ты им не нравишься?
Кармен наклонила голову к плечу. Подумала.
– Наверное, и то и другое.
– А что ты скажешь про папу?
– В каком смысле? – спросила Кармен.
– В смысле – разве не про него тут надо думать? – спросила Бейли.
Кармен встала и замахала руками на Тибби.
– Останови, останови! Что это за кино такое? – возмутилась она.
– Документальный фильм, – сказала Тибби.
– Ну да, но про что? – спросила Кармен.
– Про людей. Про всякое разное, что для них важно, – пояснила Бейли.
– И что, вы серьезно считаете, что кому-то есть дело до меня и моего отца?
Бейли пожала плечами.
– Тебе-то есть дело, – сказала она.
Кармен посмотрела на свои ногти. Они были коротко обгрызены, по бокам красовались заусеницы.
– Так почему ты бросалась камнями? – продолжала Бейли. – Наверное, жутко разозлилась.
Кармен разинула рот. И воззрилась на Тибби.
– Спасибо! Ты ей все рассказываешь?
– Только самое важное, – ответила Тибби.
У Кармен по непонятной причине слезы навернулись на глаза. Она не моргала, чтобы они не потекли и камера их не засняла.
– Я не злюсь на папу, – с нажимом повторила она.
– А почему?
Слезы набрякли в уголках глаз. Иногда, как только появляются слезы, сразу становится так себя жалко, что слез вырабатывается еще больше.
– Нет – и все, – сказала Кармен. – Я на него не злюсь.
Без толку. Слезы хлынули. Они текли вдогонку друг за другом вниз по щекам, по подбородку, по шее.
Краем уха Кармен услышала грохот и увидела, что штатив с микрофоном лежат на полу. Бейли сидела рядом с ней и держала ее за локоть – Кармен не понимала, откуда в этом жесте столько сострадания.
– Ничего, ничего, – мягко сказала Бейли.
Кармен совсем пала духом. Опустила голову и прижалась к голове Бейли. Вообще-то она могла прогнать эту незнакомую девчонку с глаз долой – но не прогнала. Забыла и про камеру, и про фильм, и про Тибби, и даже про то, что у нее есть руки и ноги и что земля вер- тится.
Миг – и Тибби уже сидит по другую сторону от нее, обхватив за талию.
– Злись, тебе можно, – сказала Бейли.
Было уже семь минут пятого, а Бейли так и не появилась. Тибби посмотрела на большие часы на стене за кассами, чтобы проверить.
Где она? Смена у Тибби всегда кончалась ровно в четыре, и Бейли никогда не опаздывала ни на минуту.
Тибби прошла к автоматическим дверям, откуда на нее повеяло жарой, и прищурилась на «Севен-Элевен» напротив. Иногда Бейли, поджидая Тибби, играла там с Брайаном в «Повелителя драконов». Сегодня Брайан играл один. Он поднял голову, и Тибби помахала ему. Он помахал в ответ.
В восемнадцать минут пятого Тибби начала волноваться всерьез. Она привыкла, что Бейли болтается рядом практически весь день напролет. Принимала это как должное. Конечно, поначалу она была против, но теперь все изменилось.
Может быть, Бейли застряла у нее под дверью – ждет, когда Лоретта впустит ее, чтобы забрать оборудование? Или фильм ей вдруг надоел?
Тибби знала Бейли, поэтому все это казалось ей неубедительным, но помогло скоротать время. Она нервно побегала по вестибюлю еще восемь минут, а потом вскочила на велосипед. Сначала заехала к себе. Ни следа Бейли. Покатила обратно, проехала на всякий случай мимо «Уоллмена». Потом помчалась к дому Бейли.
Когда Тибби постучала в дверь, никто не открыл. Несколько раз нажала на звонок. Она стояла посреди дорожки, которая вела к крыльцу, и всматривалась в окно Бейли в поисках признаков жизни, когда мимо по тротуару медленно прошла соседка.
– Ты Граффманов ищешь? – спросила она, остановившись у калитки.
– Да, Бейли, – ответила Тибби.
– Они, по-моему, часа два назад поехали в больницу. – Вид у соседки был огорченный.
Тибби подавила беспокойство, которое начало скапливаться в груди, словно тромб.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Я точно не знаю, – ответила соседка. – Они в «Сибли».
– Спасибо! – крикнула Тибби и снова вскочила на велосипед. Нацелилась в сторону больницы и принялась изо всех сил жать на педали.
«Наверное, у Бейли просто плановый осмотр», – думала Тибби. Наверное, выкачают у нее пол-литра крови, чтобы убедиться, что лейкемия не делает с ней ничего такого, не положенного. Видно же, что Бейли нормально себя чувствует. Больные дети лежат в кровати. А Бейли постоянно крутится рядом.
Вообще-то, если это просто плановый осмотр, будет довольно диким поступком взять и примчаться, подумала Тибби, когда входила, обливаясь потом, в вестибюль гостиницы с ледяным от кондиционеров воздухом. Она побегала туда-сюда по вестибюлю, подумала, какие у нее варианты, и тут заметила миссис Граф- фман, которая входила в широкие больничные двери. На ней был костюм, а в руках – пакет из «Макдо- нальдса».
– Миссис Граффман, здравствуйте. – Тибби возникла прямо у миссис Граффман перед носом. – Я подруга Бейли.
Ей смутно вспомнилось, как она недели три упорно сопротивлялась и не позволяла Бейли говорить, что они подруги.
Миссис Граффман кивнула и коротко улыбнулась:
– Естественно, я знаю, кто ты.
– Все ли… ну… все ли нормально у Бейли? – спросила Тибби. И вдруг поняла, что у нее трясутся ноги. Господи, ну и кондиционеры тут! От них и здоровый заболеет. – Вы просто на осмотр или еще что-то?
Тибби шла рядом с матерью Бейли и думала, что на самом деле ее сюда не приглашали. Ну и кто кого преследует?
Мама Бейли вдруг остановилась, и Тибби по инерции забежала чуть вперед.
– Давай присядем на минутку, – предложила миссис Граффман.
– Да. Конечно. – Тибби всмотрелась в лицо миссис Граффман. Глаза у нее были красные и усталые. Губы были как у Бейли.
Миссис Граффман отвела Тибби в тихий уголок, где стояло несколько стульев. Села. Напротив миссис Граффман стульев не было, поэтому Тибби села рядом и сильно подалась вперед.
– Тибби, я не знаю, сколько тебе известно о том, что пришлось испытать Бейли. Я знаю, что она об этом не говорит.
Тибби окостенело кивнула:
– Она об этом не говорит.
– Ты знаешь, что у нее лейкемия. Рак крови.
Тибби снова кивнула. Формулировка получилась жесткая.
– Но это же хорошо лечится, да? Дети же часто выздоравливают, и все?
Голова миссис Граффман чуть-чуть склонилась к плечу, будто стала слишком тяжелой – не удержать.
– Бейли поставили диагноз, когда ей было семь. Она прошла восемь курсов химиотерапии, облучение, а в прошлом году – пересадку костного мозга. Почти всю жизнь она провела в клинике в Хьюстоне. – Она коротко прерывисто вздохнула и снова взяла себя в руки. – Что бы мы ни делали, болезнь возвращается.
Тибби так замерзла, что у нее стучали зубы. И все волоски на руках встали дыбом.
– Неужели больше нет никакого лечения? Совсем нет? – Голос Тибби прозвучал громче и резче, чем она рассчитывала.
Мама Бейли пожала острыми плечами.
– Мы хотели дать ей хотя бы пару месяцев пожить жизнью обычного ребенка в большом мире.
– Вы имеете в виду, что просто дадите ей умереть? – возмутилась Тибби.
Миссис Граффман поморгала.
– Мы не знаем… что еще попробовать, – тоненько выговорила она. – Сейчас у Бейли тяжелая инфекция. Мы уповаем на то, что у организма хватит сил совладать с ней. – Она подняла на Тибби опухшие мокрые глаза. – Нам очень страшно. Ты должна это знать.
У Тибби вдруг заболело в груди. Дыхание стало какое-то не такое. Сердце словно заметалось внутри безо всякого ритма.
– Бейли тебя обожает, – продолжила миссис Граффман. Морщинки в углах ее рта задрожали. – Ты сделала эти два месяца лучшим временем в ее жизни. Мы с ее отцом глубоко благодарны тебе за все, что ты сде- лала.
– Мне надо идти, – прошептала Тибби.
Она чувствовала, что сердце у нее вот-вот взорвется и она сама тоже умрет, а она не хотела делать это в больнице.
Ты можешь избрать дорогу, которая к звездам ведет;
А я изберу такую, чтоб сама меня берегла.
Рано утром в начале августа Лина, как всегда, позавтракала с Бапи в молчании, потом собралась и двинулась вверх по утесу на луга. Она решила вернуться в свою оливковую рощу. Нет. В его оливковую рощу.
Когда она очутилась на месте, оказалось, что цвета уже не такие, как в июне. В траве стало больше желтизны, зацвели другие цветы. Оливки на деревьях налились соком – уже не младенцы, а подростки. Ветер усилился. Мельтими, как звала его бабушка.
Возможно, Лина пришла сюда, чтобы застать его, но она сама сомневалась. Однако живопись приковывала к себе все ее мысли, заставляла забыть обо всем прочем. На несколько часов Лина, глубоко погрузившись в себя, смешивала краски и писала, прищуривалась и писала. Может быть, солнце и припекало, но она об этом уже не знала. Может быть, руки у нее и устали, но она их уже не чувствовала.