– Бриджет, ну давай! Играй! Какая муха тебя укусила?
В этот момент Бриджет по-настоящему возненавидела Молли. Ей всегда бывало трудно с властными фигурами.
– Вы не нашли мне применения, когда я играла хорошо. Теперь я играю плохо. Извините.
Молли рассвирепела.
– Ты что, наказываешь меня?
– А вы что – наказывали меня?
– Я тренер, черт подери! Я пытаюсь сделать из тебя не выскочку, а настоящего футболиста!
– Я и есть настоящий футболист, – сказала Бриджет и ушла с поля.
Твои поступки говорят так громко, что я не слышу твоих слов.
Сначала Тибби принесла наверх коробку пончиков «Энтенманнс» с обсыпкой, но потом обсыпка напомнила ей помет морских свинок, и она ринулась обратно в кухню и сунула коробку подальше в шкафчик.
Можно было бы взять мороженое, но не хотелось лезть туда, где оно лежало. В результате она схватила упаковку мармеладок в виде динозавров, любимое лакомство Никки, и утащила наверх. Не сводя глаз с Рики Лейк, она методично сжевала восемь пакетиков кричаще-ярких желейных динозавров и бросила на пол восемь серебристых оберток.
Под шоу Джерри Спрингера она выпила два литра имбирного лимонада. Потом ее вырвало радужной шипучкой, как в мультиках. Потом она немного посмотрела телемагазин.
Ближе к концу передачи Опры Уинфри зазвонил телефон. Тибби прибавила звук. Ей не хотелось пропустить ни слова. Опра была такая понимающая.[7]
Как она ни старалась не обращать внимания на автоответчик, она все равно слышала, что он говорит.
– Тибби? Это Робин Граффман, мама Бейли. – Долгая пауза. – Если можно, позвони ей или зайди. Телефон пять-пять-пять-четыре-шесть-четыре-восемь. Четыреста сорок восьмая палата. Четвертый этаж, от лифта сразу налево. Бейли была бы очень рада увидеть тебя.
Тибби почувствовала, как в груди снова нарастает боль. Сердце билось неправильно. Боль ударила в висок. У нее, Тибби, одновременно инфаркт и инсульт.
Тибби посмотрела на вольер Мими. Вот было бы здорово свернуться в этих мягких опилках, вдыхая солоноватый звериный запах Мими, и проспать до самой смерти. Наверное, это нетрудно.
Кармен набрала номер. Она подумала было, что повесит трубку, если услышит женский голос, но не повесила.
– Лидия, это Кармен. Можно поговорить с папой?
– Конечно! – торопливо выпалила Лидия.
Неужели Кармен всерьез думала, что Лидия решит обсудить что-то неприятное?
Папа взял трубку почти сразу.
– Алло? – Кармен различила в этом голосе и облегчение, и страх.
– Папа, это Кармен.
– Я знаю. Рад, что ты позвонила. – По голосу было понятно, что в общем и целом он и правда рад. – Я получил твою посылку. Спасибо, что подумала.
– А… Хорошо, – сказала Кармен.
У нее возникло ощущение, что ее затаскивают обратно в зону комфорта. Теперь можно извиниться, и папа отнесется к ней с глубочайшим пониманием. Две минуты – и все снова будет в шоколаде. Жизнь потечет своим чередом.
Надо бороться.
– Папа, мне надо кое-что тебе сказать.
Она ощутила в его молчании требование воздержаться. Или это она сама от себя требовала?
– Я слушаю.
«Давай, давай, давай! – скомандовала она себе. – Не оглядывайся!»
– Я на тебя очень злюсь, – сказала она, запинаясь. И была рада, что он ничего не ответил. Набрала побольше воздуху и впилась ногтем в кожу на большом пальце. – Я… понимаешь, мне обидно. Я думала, мы проведем лето вдвоем, только мы с тобой. И я думаю, честное слово, что было бы гораздо лучше, если бы ты рассказал мне заранее, что теперь живешь в семье Лидии. – Голос у нее дрожал и срывался.
– Кармен… Прости меня, пожалуйста. Я сам жалею, что не предупредил тебя. Это было ошибкой с моей стороны. Да, я виноват перед тобой.
Он замолк, словно этим было все сказано. Снова пытался завершить разговор. Прижечь рану, пока кровь не хлынула снова.
Кармен не пошла ему навстречу.
– Я еще не закончила, – объявила она.
Он молчал.
Кармен дала себе несколько секунд отдыха, чтобы голос стал ровным.
– Ты нашел себе новую семью, и я в нее не вписываюсь. – Все равно голос звучал тоненько и беззащитно. – У тебя новая семья, новые дети… Н‐но как же я?
Ну все – она сошла с рельсов и кувырком летела под гору. Наружу рвались чувства, о которых она у себя и не подозревала.
– А чем были плохи мы с мамой? – воскликнула она со страдальческим надломом. Слезы текли ручьем. Даже если он не слышит ее, ей все равно – она говорила и говорила и не могла перестать. – Чем тебя не устраивала старая семья? Почему ты бросил нас? Зачем пообещал мне… что мы будем ближе прежнего? – Она осеклась, перевела дыхание. – Зачем твердил, что это так, когда на самом деле нет? – Она уже всхлипывала и не сдерживалась.
Слова вздымались и опадали на волнах рыданий. Кармен не знала, понимает ли отец, что она говорит.
– Почему Пол ездит к своему отцу-пьянице раз в месяц, а ты навещаешь меня два-три раза в год? Я ведь ничего плохого не сделала, правда?
Тут она вообще забросила слова и стала просто плакать – и плакала, возможно, долго, она сама не знала. Потом понемногу успокоилась. Отец еще здесь?
Когда она прижала трубку к уху и прислушалась, до нее донеслись какие-то приглушенные звуки. Вздохи. Не сухие – влажные.
– Прости меня, Кармен, – проговорил папа. – Пожалуйста, прости меня.
Кармен подумала, что ему, возможно, стоит поверить, поскольку впервые в жизни услышала, что он тоже плачет.
Назавтра днем Тибби как раз задремывала под одеялом, когда в дверь постучали.
– Нельзя! – рявкнула она.
Кто это может быть? Родители на работе, а Лоретту Тибби запугала так, что та никогда к ней не совалась.
– Тибби?
– Нельзя! – повторила она.
Дверь приоткрылась. В нее сунулась голова Кармен.
Едва Кармен увидела, как кошмарно выглядит Тибби и сколько мусора валяется кучами на полу и на кровати, как лицо у нее вытянулось от испуга.
– Тибби, что происходит? – мягко спросила она. – Что с тобой?
– Мне норм! – заорала Тибби и забилась поглубже в постель. – Уйди, пожалуйста! – Она прибавила звук. Сейчас кончится реклама и снова начнется шоу Опры.
– Что ты такое смотришь? – спросила Кармен.
Шторы были задернуты, в полумраке виднелся только телевизор и чудовищные нагромождения хлама.
– Опру. Она, знаешь ли, очень понимающая, – огрызнулась Тибби.
Кармен прошла между грудами хлама и села на край постели Тибби. Это было подтверждение, что она не на шутку встревожена, – вообще-то Кармен терпеть не могла беспорядок, устроенный кем-то другим.
– Тибби, прошу тебя, расскажи, что происходит. Ты меня пугаешь.
– Я не хочу говорить, – каменным голосом ответила Тибби. – Я хочу, чтобы ты ушла.
Телефон снова зазвонил. Тибби покосилась на него исподлобья, словно на гремучую змею.
– Не трогай, – приказала она.
– Би-и-и-ип, – сказал автоответчик.
Тибби вдруг потянулась к нему, стала лихорадочно искать ручку громкости. Уронила все на пол.
Но голос из автоответчика прозвучал громко и четко.
– Тибби! Это снова мама Бейли. Хочу, чтобы ты знала, что здесь происходит. У Бейли все не очень хорошо. У нее инфекция и… – Тибби услышала, как мама Бейли резко вздохнула. Прозвучало это так, будто у нее легкие заполнены водой. – Мы… мы бы очень хотели, чтобы ты навестила ее. Это очень важно для Бейли. – Она всхлипнула и положила трубку.
Тибби не могла смотреть на Кармен. Не хотела ничего видеть. Чувствовала, как глаза Кармен бурят узенькие туннели прямо в ее мозг. Чувствовала, как рука Кармен обнимает ее за плечи. Тибби отвернулась. Под веками у нее набухало бессчетное множество слез.
– Прошу тебя, уйди. – Голос у Тибби дрожал.
Кармен, будучи Кармен, поцеловала Тибби в висок и встала, чтобы уйти.
– Спасибо, – шепнула Тибби ей вслед.
Увы, Кармен, будучи все-таки Кармен, снова появилась в комнате Тибби примерно через час безо всякого приглашения. На этот раз она даже не постучала. Просто возникла.
– Тибби, ты должна ее навестить, – тихо проговорила Кармен, вторгшись в полудрему Тибби с края постели.
– Уйди, – заплетающимся языком приказала Тибби. – Я не могу пошевелиться.
Кармен глубоко вздохнула:
– Нет, можешь. Я принесла тебе Штаны.
Она положила их у ног Тибби. Это было единственное место в комнате, где их не поглотил бы голодный хлам.
– Надевай и иди.
– Нет, – просипела Тибби.
Кармен скрылась за дверью.
Тибби тряслась и стучала зубами. Как Кармен не понимает, что сердце у нее останавливается, в мозгу аневризма, а пирсинг в носу воспалился?
Она провалилась в коматозный сон на несколько часов, а проснувшись, увидела, что Штаны светятся прямо ей в лицо в голубоватом сиянии «Сегодня вечером с Джеем Лено». Штаны говорили ей, что она просто гадина, и были правы. Тибби забралась поглубже в постель, почувствовала их тяжесть на своих ступнях и лодыжках. Они словно бы весили десять кило. Разве можно ходить в таких тяжеленных штанах?!
– Удивите себя, – посоветовал ей Джей Лено.
Тибби вытаращилась на него. Нет, он ничего такого не говорил.
Она в ужасе вскочила с постели, сбившееся с ритма сердце колотилось. А вдруг времени уже не осталось? Вдруг оно уже упущено?
Тибби стянула низ от пижамы и натянула Штаны. Сунула ноги в пару сабо с шерстяной подкладкой. Волосы успели засалиться до того, что словно бы вынырнули по ту сторону сальности и снова стали чистыми на вид.
Уже на улице Тибби сообразила, что скоро полночь, а на ней пижамная кофта. Пустят ли ее в больнице к Бейли в полночь? Вроде бы посещение разрешено до восьми.
Она побежала обратно и выволокла велосипед из открытого гаража. Времени мало. Бейли боится времени.
Тибби помчалась по улицам. Светофоры на Висконсин-авеню мигали желтым.
Главный вход в больницу был по большей части темный, но вход в приемный покой ярко светился. Тибби вошла туда и прошагала мимо разнообразных страдальцев на пластиковых стульях. Когда просидишь несколько часов в очереди, заскучаешь даже в отделении скорой помощи.