Она бледно улыбнулась.
– Вот почему я боюсь тебя до икоты. Потому что ты для меня слишком красивая, слишком сексуальная, слишком юная. Ты же и сама это понимаешь, правда?
Бриджет сильно сомневалась, что слишком юная для него, но понимала, что была слишком юной для того, чем занималась с ним. И кивнула.
– И теперь, после того когда я был так близок к тебе, я не могу смотреть на тебя и не думать, как это было.
Ей захотелось плакать. В глазах набухли крупные дрожащие слезы.
Он взял ее лицо в ладони.
– Послушай, Би. Когда-нибудь – когда тебе будет, скажем, двадцать, – я снова увижу тебя. Ты станешь футбольной звездой и первой красавицей в каком-нибудь классном университете, и за тобой будут гоняться миллионы парней гораздо интереснее меня. И знаешь что? Я тебя найду и буду молиться, чтобы ты по-прежнему хотела меня.
Он держал в руках две пряди ее волос, словно какую-то драгоценность.
– Если бы я встретил тебя снова в другое время и при других обстоятельствах, я позволил бы себе боготворить тебя, как ты того заслуживаешь. Но сейчас не могу.
Она снова кивнула и дала слезам волю.
Она хотела, чтобы его признание в любви помогло ей. Очень хотела. И знала, что и Эрик этого хочет. Правду он сказал или нет, он думал, что ей от этого станет легче, – и очень-очень хотел, чтобы стало.
Но ей не это было нужно. Ей нужно было что-то большое, как звезды, а он сидел здесь, на песке, так тихо, что она его почти и не слышала.
Хватит ли мне целого мира?
Папа Кармен долго обнимал ее под тентом во дворе. Когда он наконец выпустил ее, на глазах у него были слезы. Она только радовалась, что он ничего не сказал. И так было ясно, что он имеет в виду.
Лидия тоже ее обняла. Исключительно из чувства долга, но Кармен было все равно. Если Лидия настолько любит папу, тем лучше. Криста клюнула ее в щеку, а Пол пожал руку.
– С возвращением, – сказал он.
Если кто-то и заметил, что она в джинсах, никто ее ни в чем не упрекнул.
– Родственники жениха и невесты! Официальная фотосессия! – объявила пожилая ассистентка фотографа, не обратив внимания, что вторгается в самый неподходящий момент. – Родственники жениха и невесты! Соберитесь под магнолией! – крикнула она Кристе прямо в ухо. Как будто их была целая толпа, а не всего четыре чело- века.
Кармен двинулась было к столу с напитками, но отец поймал ее за руку.
– Идем, – сказал он. – Твое место с нами.
– Но я же… – Кармен показала на Штаны.
Отец только отмахнулся.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он, и она ему поверила.
Она позировала вместе со всеми. Отдельно с Кристой и Полом. Отдельно с Лидией и папой. Отдельно с папой. Старушка ассистентка сделала какое-то кислое замечание относительно джинсов Кармен, но больше никто не сказал ни слова. Кармен невольно восхитилась тем, как спокойно Лидия разрешает смуглой девочке в обычных синих джинсах марать свои сказочные свадебные фотографии.
Часть свадьбы, посвященная угощению, промелькнула незаметно. Кармен вела светскую беседу со своими слегка чокнутыми тетками, пока жених с невестой не вышли на помост для танцев под громкие аплодисменты. Вскоре после этого за спинкой ее стула появился Пол.
– Можно пригласить тебя на танец? – чинно спросил он и слегка поклонился.
Кармен встала, дав себе слово не волноваться из-за того, что не умеет танцевать вальс. Взяла предложенную руку.
Пол закружил ее под музыку по паркетному помосту.
Тут Кармен вдруг вспомнила о его девушке. Начала изучать столы вокруг помоста, чтобы понять, откуда будут исходить ядовитые взгляды. Пол, похоже, почувствовал, что она отвлеклась.
– А где… э-э… – Кармен вдруг поняла, что не помнит, как ее звали.
– Скелетина? – подсказал Пол.
Кармен почувствовала, как запылали щеки. Пол засмеялся. Смех у него был неожиданно обаятельный, захлебывающийся. Неужели Кармен и правда раньше никогда его не слышала?
Кармен пристыженно прикусила губу.
– Прости, пожалуйста, – промямлила она.
– Мы расстались. – Похоже, Пола это ни капельки не огорчало.
Когда песня кончилась, он отошел, и Кармен увидела, как к ней идет папа. Перед тем как сойти с помоста, Пол наклонился к ее уху.
– Ты делаешь своего папу счастливым, – сказал он, чем сильно удивил ее – как, впрочем, удивлял каждый раз, когда открывал рот.
Папа крепко обнял ее и закружил в вальсе по периметру помоста.
– Знаешь, что я решил? – спросил он.
– Что?
– Отныне я буду с тобой так же честен, как ты была со мной, – сказал он.
– Договорились, – согласилась она и позволила мерцающим белым огонькам слиться в метельную круговерть.
Вечером, уже отправляясь спать, она обратила внимание на окно столовой. По гладкому стеклу к дыре сбегалась паутина трещин. Стекло не заменили, а просто закрыли прозрачной пленкой и как попало заклеили серебристым скотчем. Почему-то от этого Кармен стало одновременно и совестно, и приятно.
Лина!
Наконец-то я сделала в Штанах хоть что-то правильное. По-моему, Тибби тоже. Поэтому мы отправляем их тебе с хорошей кармой (ха-ха). Жду не дождусь, когда мы снова соберемся вместе и я все тебе расскажу.
Надеюсь, Штаны принесут тебе столько же счастья, сколько подарили мне сегодня.
С любовью,
Кармен
Тибби пришла на работу в пижамной кофте. Пришлось взять чей-то чужой халат. Дункан притворился, будто сердится, но Тибби понимала, что он рад ее видеть после того, как она несколько дней подряд отпрашивалась по болезни. Он сделал комплимент клешам Кармен.
В четыре коварный разум опять позволил себе предположить, что Бейли сейчас придет. И Тибби пришлось снова все вспомнить.
– А где твоя подруга? – спросил Дункан. К этому времени Бейли в «Уоллмене» уже знали все.
Тибби пошла к заднему входу поплакать. Села на твердую бетонную ступеньку и закрыла лицо руками. Время от времени она вытирала сопливый нос рукавом чужого халата. Кожа под фланелевой пижамной кофтой стала лип- кой.
Кто-то был рядом. Она подняла голову. Глаза не сразу сфокусировались и показали ей, что это Таккер Роу.
– Что-то случилось? – спросил он ее. У нее мелькнула мысль, не жарко ли ему во всем черном.
– Типа да, – ответила она. И высморкалась в халат.
Таккер сел рядом с ней. Она плакала так отчаянно, что не могла остановиться, поэтому просто сидела и плакала еще некоторое время.
Один раз он смущенно погладил ее по голове. Если бы это была прежняя Тибби, она, наверное, пришла бы в восторг оттого, что он к ней прикасается, и одновременно в ужас – оттого, что он прикасается к ее немытым волосам. А теперь она только едва подумала об этом и за- была.
Когда слезы наконец отступили, она подняла глаза.
– Пойдем, выпьем кофейку, и ты мне все расскажешь, – предложил он.
Она пристально посмотрела на него – не своими глазами, а глазами Бейли. Прическа у него была липкая от геля, а брови посередине выщипаны. Все в нем было какое-то фальшивое – и одежда, и репутация. Тибби сейчас и под дулом пистолета не вспомнила бы, за что он ей когда-то нравился.
– Нет, спасибо, – сказала она.
– Да ладно тебе, Тибби. Я серьезно. – Похоже, он решил, что она отказывает ему, потому что не уверена. Как будто она считает, что парень настолько круче ее самой не может проявить к ней интерес.
– Я просто не хочу, – пояснила она.
По его лицу было видно, что он обиделся.
«Когда-то я была от тебя без ума, – подумала Тибби, глядя ему вслед. – А теперь не помню почему».
Вскоре после его ухода появилась Анджела, та женщина с длинными ногтями. Она несла на помойку два прозрачных пакета с мусором. При виде Тибби она останови- лась.
– Твоя маленькая подружка очень больна, да? – спросила Анджела.
Тибби вскинулась от удивления.
– А вы откуда знаете? – спросила она.
– У меня маленькая племяшка умерла от рака, – ответила Анджела. – Я помню, как это выглядит.
Глаза у Анджелы тоже были мокрые. Она села рядом с Тибби.
– Бедняжечка. – Она погладила Тибби по спине. Тибби почувствовала, как царапают по синтетике кончики ее ногтей. – Такая славная, славная девочка твоя подружка, – продолжила Анджела. – Один раз она тебя ждала. А я освободилась пораньше, и она увидела, что я расстроена. Пригласила меня выпить чаю со льдом и полчаса слушала, как я реву из-за этого придурка – моего бывшего. А потом это стало нашим маленьким ритуалом каждую среду – у нас с Бейли.
Тибби кивнула, ощущая в себе поровну восхищения перед Бейли и досады на себя. Она-то не замечала в Анджеле ничего, кроме ногтей.
Все-таки Штаны были действительно волшебные – и это подтверждалось тем, что они чудом доехали до Греции в последний Линин день. Пакет был до того изжеван, будто объехал полмира и обратно, но Штаны лежали в нем целые и невредимые, хотя они помялись кое-где, стали мягче и немного потеряли вид с тех пор, когда она видела их в последний раз. Они словно бы устали – как и сама Лина, – но все равно было видно, что они продержатся еще миллион лет. Штаны стали для Лины последним предупреждением: иди и скажи все Костасу, недо- тепа.
Когда она их надела, у нее не только заныла совесть, но и прибавилось храбрости. Штаны загадочным образом заключали в себе качества трех ее лучших подруг – и, к счастью, отвага была в их числе. Лина и сама подарит Штанам то немногое, на что способна, но отвага ей сейчас очень пригодится. Кроме того, в Штанах она чувствовала себя сексуальной, а это тоже было кстати.
Однажды Лина участвовала в благотворительном пешем марафоне и прошла тогда тридцать километров через весь Вашингтон и пригороды. Как ни удивительно, дорога до кузницы была длиннее. Лина сначала хотела отправиться после обеда, но поняла, что не сможет проглотить ни кусочка, так чего ждать?
Это оказалось верным решением. Едва она увидела низкое строение за поворотом, как к горлу подкатила тошнота, но в желудке было пусто, и ей удалось сдер- жаться.