Брайан с терпением и пылом прирожденного учителя провел ее до самого седьмого уровня – до первого дракона. Даже когда ее героиня соблазнительного сложения погибла от удара мечом в живот, Брайан лучился гордостью.
– Ты прирожденная охотница на драконов, – похвалил он ее.
– Спасибо, – ответила она, искренне благодарная за такой комплимент.
– Как там Бейли? – Лицо Брайана посуровело.
– Она в больнице, – сказала Тибби.
Он кивнул.
– Я знаю. Несколько раз навещал ее в обед. – Вдруг его осенило. – Погоди, я тебе кое-что покажу. – Он взял свой рюкзак, разваливающийся на глазах. – Я тут ей приготовил.
Тибби посмотрела. Это была приставка «Сега-Дримкаст» и картридж с «Истребителем драконов» – домашней версией «Повелителя драконов».
– Хуже настоящей, но поможет не терять форму, – пояснил он.
Тибби почувствовала, как у нее защипало в глазах.
– Ей очень понравится, – сказала она.
Потом Тибби шагала по Олд-Джорджтаун-роуд и несла с собой послевкусие игры в «Повелителя драконов». Она уже мечтала о восьмом уровне. Впервые за много дней у нее появилось это особое чувство, когда что-то предвкушаешь.
Может быть, Брайан Макбрайан сделал важное открытие, думала она на ходу. Может быть, счастье – это не какие-то масштабные обстоятельства, переворачивающие твою жизнь, не момент, когда у тебя в жизни все на своих местах. Может быть, счастье – это несколько приятных мелочей разом. Надеть мягкие тапочки и смотреть конкурс «Мисс Вселенная». Есть шоколадный кекс с ванильным мороженым. Дойти до седьмого уровня «Повелителя драконов» и знать, что впереди еще двадцать.
А может быть, счастье – это вопрос небольшого везения, ну, например, зеленый свет загорается, как раз когда подходишь к переходу, и небольшого невезения вроде колючего ярлыка сзади на воротнике, всего того, что происходит с каждым из нас каждый день. Может, каждому из нас на день отмерено определенное количество счастья.
Может быть, оно не зависит от того, кто ты – всемирно известный сердцеед или угрюмый затворник. Может быть, оно не зависит от того, что твоя подруга вот-вот может умереть.
Может быть, оно только что было и прошло. Может быть, это все, о чем ты вправе просить.
Это был ее последний завтрак с Бапи, последнее утро в Греции. В приступе неукротимого блаженства, которое не давало ей уснуть до рассвета, она написала целый диалог по-гречески для них с Бапи – бравурный финал целого лета. Теперь она смотрела, как Бапи с довольным видом жует свои рисовые колечки, и ждала подходящего момента, чтобы вступить. Бапи поднял голову, коротко улыбнулся ей, и она поняла кое-что важное. Так и должно было быть. Так нравилось им обоим. Большинству людей нужен разговор, чтобы почувствовать связь и спокойствие, а Лина и Бапи принадлежат к той породе, которой это не требуется. Их связывают обычные занятия – например, вместе поесть рисовых колечек.
Она тут же забыла свой сценарий и вернулась к еде. В какой-то момент, когда у нее осталось только молоко, Бапи протянул руку и накрыл ее ладонь своей.
– Ты моя девочка, – сказал он.
И Лина понимала, что так и есть.
Тибби сидела на своем обычном месте на койке Бейли. Прошло два дня, и она видела, что Бейли становится хуже. По Бейли не было заметно, что она боится или посерьезнела, но по медсестрам и сиделкам было. Они опускали глаза каждый раз, когда Тибби смотрела на кого-нибудь из них прямо.
Бейли играла в «Истребителя драконов», а ее папа дремал в кресле у окна. Она откинулась на подушку – явно устала.
– Хочешь поиграть за меня? – спросила она Тибби.
Тибби кивнула и забрала у нее пульт.
– Когда твои подруги вернутся? – сонным голосом спросила Бейли.
– Кармен снова дома. Лина и Бриджет прилетят на той неделе.
– Славно, – сказала Бейли. Глаза у нее слипались и каждый раз оставались закрытыми все дольше и дольше.
Тибби заметила, что в палате сегодня появилось еще два пищащих монитора.
– Как там Брайан? – спросила Бейли.
– Супер. Довел меня до десятого уровня, – сказала Тибби.
Бейли улыбнулась. Глаза так и оставались закрытыми.
– Вот тебе достойный парень, – прошептала она.
Тибби вспомнила, как они об этом говорили, и засмеялась.
– Так и есть. Ты была права, а я нет. Как всегда.
– Не преувеличивай. – Лицо у Бейли было белое, словно у ангела.
– Я не преувеличиваю. Я сужу о людях, хотя не знаю их, – сказала Тибби.
– Но потом передумываешь. – Голос у Бейли был медленный и дремотный.
Тибби поставила «Истребителя драконов» на паузу, решив, что Бейли спит.
– Играй-играй, – шепотом приказала Бейли.
И Тибби играла до восьми, а потом медсестры выставили ее вон.
Лина!
Со мной кое-что случилось. Не так, как я себе представляла. Мне надо с тобой поговорить, но в письме я не могу. Со мной что-то… непонятное. Я сама себя не понимаю.
Би
Лина!
Я не могу спать. Мне страшно. Жалко, что нельзя поговорить с тобой.
Лина прочитала письма Бриджет в самолете из Афин. И те, которые получала все лето, и те, которые забрала на почте по дороге в аэропорт. Самолет плыл сквозь временные пояса, а сердце Лины совершало мучительный путь из кузницы в Ии, где ей хотелось остаться, в футбольный лагерь для девочек на Баия-Консепсьон, где, похоже, она была очень нужна.
Лина знала Бриджет достаточно давно и достаточно хорошо, чтобы тревожиться за нее. Однажды Бриджет пришлось выстраивать всю свою жизнь заново. И от того момента в будущее тянулись трещины. Би мчалась вперед, обуреваемая кипучей деятельностью, но время от времени случалось что-то непредвиденное – и это становилось для нее ударом. От этого Би резко тормозила и теряла почву под ногами. И начинала метаться. Она плохо умела брать себя в руки. Иногда Бриджет становилась как двухлетка. Жаждала власти. Требовала ее. Но стоило ей добиться своего, как она оставалась наедине с самой собой, и это приводило ее в ужас. Мамы больше не было, а папа был человек робкий и замкнутый. Бриджет нужно было найти кого-то, кто будет за ней присматривать. Кого-то, кто заверит ее, что мир не так уж и пуст.
Рядом с Линой посапывала Эффи. Лина повернулась и потрясла ее за плечо.
– Эй, Эф! Эф!
Эффи улыбалась во сне. Лина подозревала, что ей снится ее официант. Потрясла ее посильнее.
– Эффи! Проснись на секунду.
Эффи неохотно открыла глаза.
– Я сплю, – пожаловалась она, будто это было святое.
– Эффи, ты отлично умеешь спать. Уверена, ты сумеешь заснуть обратно.
– Ха-ха.
– Слушай, по-моему, мне надо изменить план поездки. Я, наверное, оставлю тебя в Нью-Йорке и попробую купить билет в Лос-Анджелес.
Эффи побаивалась летать. Лина понимала, что будет честно предупредить ее заранее.
– Эф, от Нью-Йорка до Вашингтона лететь всего ничего. Все будет хорошо.
Эффи оторопела.
– А в чем дело?
– Я беспокоюсь за Би.
Эффи знала Бриджет достаточно хорошо и понимала, что иногда у нее случаются темные полосы, когда за нее и правда надо беспокоиться, и это не блажь.
– А что она натворила? – Эффи и сама заволновалась.
– Еще не знаю.
– У тебя деньги есть? – спросила Эффи.
– Осталось из того, что дали нам мама с папой, – сказала Лина.
Родители выдали каждой из них по пятьсот долларов на расходы, и Лина почти ничего не потратила.
– У меня осталось двести долларов. Бери, – сказала Эффи.
Лина обняла ее.
– Завтра я привезу ее домой. Я позвоню маме с папой из аэропорта, но ты, пожалуйста, тоже объясни им, что случилось.
Эффи кивнула:
– Лети, побудь ей мамой.
– Если ей нужна мама, – ответила Лина.
Она порадовалась, что сообразила положить Штаны в ручную кладь.
Когда назавтра в десять утра зазвонил телефон, Тибби знала, что это. Взяла трубку и услышала плач.
– Миссис Граффман, я знаю, что случилось. Вам не нужно ничего говорить. – Тибби закрыла глаза ладонью.
Похороны были через два дня, в понедельник. Священник прочитал проповедь над могилой. Тибби стояла рядом с Анджелой, Брайаном, Дунканом и Маргарет. Кармен вернулась из Южной Каролины и стояла поодаль. Все тихонько плакали.
Ночью Тибби не могла заснуть. С часу до трех смотрела «Стальные магнолии» по «Муви-Ченнел». И даже обрадовалась, когда услышала в четверть четвертого вопли Кэтрин. Бесшумно пробралась в детскую, пока измотанные родители не проснулись, взяла сестру из кроватки и пошла с ней вниз, в кухню. Помассировала Кэтрин животик, пристроила на плечо. Свободной рукой подогрела бутылочку с молоком. Кэтрин певуче гулила, и от этого было щекотно уху.
Тибби взяла Кэтрин к себе в постель и смотрела, как та засыпает, не допив молоко. Потом обвилась калачиком вокруг сестры и заплакала. Слезы впитывались в пушистые мягкие волосы Кэтрин.
Наконец Кэтрин впала в фазу глубокого младенческого сна, когда ее и взрывом не разбудишь, и Тибби уложила ее обратно в кроватку.
Было уже четыре. Тибби вернулась в кухню. Открыла морозилку, нашла пакет из оберточной бумаги с Мими внутри. Двинулась в гараж прямо в пижаме и тапках с таким чувством, будто она принадлежит к другому миру. Намотала верх пакета на ручку велосипеда, крепко взялась поверх и проехала несколько километров до кладбища, чувствуя, как болтается под рукой замороженная Мими.
Земля на могиле Бейли была еще мягкая. Тибби отодвинула зеленый дерн и двумя руками вырыла ямку. Поцеловала пакет и положила Мими в эту ямку. Засыпала землей, вернула на место дерн. Села на траву над ними обеими. Посмотрела на луну – какая она красивая, когда висит низко над горизонтом. От всей души захотела остаться здесь, с ними. Хотела съежиться, стать самой маленькой, самой простой сущностью на свете, и пусть мир мчится себе дальше без нее.
Легла. Съежилась. И передумала.
Она живая, а они мертвые. Ей нужно постараться сделать так, чтобы ее жизнь была большой. Как можно больше. Она пообещала Бейли, что будет играть дальше.