е весомых мотивов заключения пакта. Мотивов, не спонтанно возникших, а основательных, продуманных.
Через день после получения в Берлине согласия Советского Союза на возобновление переговоров о торговле и кредитах в немецкой столице произошла настоящая сенсация. 12 января на дипломатическом приеме неожиданно для присутствующих Гитлер, до этого демонстративно избегавший советского полпреда, теперь столь же демонстративно завел с А.Ф. Мерекаловым разговор, длившийся по подсчетам английского поверенного в делах в Германии семь минут[940]. По оценке корреспондента агентства United Press, это была «самая продолжительная и самая сердечная беседа Гитлера» с советским полпредом. Она послужила основанием для распространения в немецкой столице слухов о переговорах на предмет заключения советско-германского пакта и о намерении Москвы изменить свой курс в отношении «авторитарных государств»[941].
Но вот что мы читаем о беседе в опубликованной записи из дневника А.Ф. Мерекалова. Гитлер «поздоровался, спросил о житье в Берлине, о семье, о моей поездке в Москву, подчеркнув, что ему известно о моем визите к Шуленбургу в Москве, пожелал успеха и распрощался». Не странно ли, что в обоих на сегодняшний день известных советских документах о беседе, скупых в изложении и повторяющих друг друга[942], столь неординарное событие для мира дипломатии, в котором так много значат публичные знаки внимания, выглядит как достаточно обыденное?
Демонстративно выказанный нацистским лидером знак особого внимания к советскому полпреду не мог не вызвать самые различные предположения. Гитлер, писал «Большевик», «поразил всех», не раскрывая однако содержания разговора[943]. Всех занимал вопрос, что сказал или что мог сказать советскому полпреду нацист номер один. По полученным по каналам американской прессы сведениям, Гитлер «как говорят, просил советского посла сообщить Сталину, что Германия в настоящее время не имеет никаких замыслов в отношении Украины, и предложил обменяться мнениями, на что Сталин ранее уже дал согласие»[944]. Эта информация, дополненная ссылкой на позицию Сталина, поступила в Вашингтон из посольства США в Москве, а ее источником была американская пресс-служба в Лондоне. Как видим, происходившее в Берлине было подхвачено мировой прессой, обрастая все новыми слухами. Рассмотрим, были ли для подобных слухов, в частности относительно Украины, какие-либо основания.
Оказывается, были. Вопрос о германских притязаниях на Украину, возникший после расчленения Чехословакии и образования «Независимой Карпатской Украинской республики» с собственным правительством, все еще шумно обсуждался западной прессой, что, видимо, перестало отвечать планам Гитлера. «Украинская проблема» была одним из пунктов повестки дня встречи Гитлера с министром иностранных дел Польши Ю. Беком в Берхтесгадене, проходившей 5 января. Буквально на следующий день полпредству СССР в Германии стало известно о заявлении Гитлера о том, что «на ближайший период эта проблема вообще неактуальна и приступать к коренному разрешению ее Германия не собирается»[945]. По информации, поступившей из Италии, слухи о планах Гитлера в отношении Украины приписывались проискам французов[946]. В эти же дни польский посол в Париже, передавший своему американскому коллеге У. Буллиту подробности польско-германских переговоров, сообщил, что Гитлер убедил Бека в том, что у него нет намерения воевать с Советским Союзом в наступившем году[947].
Дипломатический прием у Гитлера был новогодним и начался в полночь 12 января. К этому позднему часу он уже получил сведения из Рима, где в полдень того же дня находившийся там с официальным визитом английский премьер-министр Н. Чемберлен допытывался у итальянского диктатора Б. Муссолини, насколько оправданны опасения, что Гитлер собирается пустить в ход свои войска. Причем Чемберлен начал с Украины как ближайшей цели немецкой агрессии[948]. О результатах переговоров в Риме стало известно в Москве, где они интерпретировались как поощрение со стороны Англии германской экспансии против СССР.
В свете всего этого не будет преувеличением предположить, что Гитлер, пожелавший продемонстрировать перед всеми изменение своего отношения к Советскому Союзу, вполне мог затронуть в разговоре с его официальным представителем потенциально конфликтный на тот момент украинский вопрос в советско-германских отношениях, следовательно, и перспективы урегулирования этих отношений. Снятие украинской темы, вызывавшей известную озабоченность у сталинского руководства, было весьма кстати.
Отметим также, что война в Испании, в которой Германия и СССР находились по разные стороны баррикад, шла к концу, потеряв былую остроту. Как и то, что обе страны только что вступили на путь оживления торгово-экономических отношений. Шла, судя по всему, практическая реализация принятого Гитлером решения «быть заодно со Сталиным».
Если Гитлер поставил целью внести раскол в ряды стран, которых обвинял в проведении «политики окружения» Германии, то он добился своего. В конце января французский поверенный в делах в Москве Ж. Пайяр в беседе с В.П. Потемкиным попытался заострить «украинскую проблему», но тут же натолкнулся на возражение. Потемкин напомнил французскому дипломату, что «сам Гитлер признал проблему менее актуальной, чем вопрос о колониях и другие, касающиеся Западной Европы»[949]. Суждение о том, что у нацистского агрессора вполне хватает забот на Западе, отражало устойчивое мнение советского руководства.
Вот что сообщал в Лондон советник английского посольства в Москве Г. Верекер по поводу появившейся в конце декабря 1938 г. в рассчитанном на иностранцев Journal de Moscou (его материалы в дипломатических кругах Москвы считали выражением официальной позиции НКИД СССР) публикации, посвященной украинскому вопросу. Английский дипломат охотно соглашался с высказанным в ней мнением, что спекуляции в немецкой прессе не столько отражают серьезность намерений Германии в отношении советской Украины, сколько преследуют цель отвлечь внимание западных держав от действительных объектов германской и итальянской агрессии, обращенной против этих держав[950]. Вскоре он же доносил в английский МИД, что на самом деле Германия вряд ли способна сейчас предпринять против СССР какие-либо действия[951].
Новую пищу для европейской прессы дали слушания на совместном заседании комитетов по иностранным делам сената и палаты представителей Конгресса США, состоявшиеся 10 января 1939 г. Выступившие на слушаниях американские послы во Франции и Великобритании У. Буллит и Дж. Кеннеди говорили о вероятности всеобщей войны в Европе еще до наступления лета. Как следствие или итальянских колониальных требований к Франции, или германских притязаний на Украину. На следующий день в Москве американский корреспондент, действуя по инструкциям посольства США, запросил официальную советскую реакцию. Представитель отдела печати НКИД СССР повторил уже известную советскую позицию: украинского вопроса в действительности не существует, а его вынос на публику выдает «надежды Англии и Франции на то, что германская агрессия будет направлена на восток»[952].
На примере так называемого «украинского вопроса» видно, как советская внешнеполитическая пропаганда следовала установкам сталинского «Краткого курса истории ВКП (б)». Отталкиваясь от подтвержденной в нем концепции «враждебного капиталистического окружения», советская печать использовала каждую возможность, чтобы обвинить западные страны в тайном или явном потворстве фашистским агрессорам. Именно украинский вопрос, хотя и потерявший актуальность, использовал Сталин в пропагандистской кампании против Запада, говоря на партийном съезде в марте 1939 г. о попытках «поднять ярость Советского Союза против Германии» и спровоцировать конфликт между ними, для которого он не видел «оснований». Какая цель больше преследовалась сталинским руководством, когда оно характеризовало спекуляции в прессе по поводу Украины как прикрытие для подготовки германской агрессии против западных стран: предупредить эти страны о грядущей опасности или дать знать нацистской Германии о желательном для Советского Союза направлении ее агрессии? Ход событий показал — преследовалась вторая цель.
Еще один из весьма интересных «фактов, которые явно свидетельствовали, к чему шло дело». Имеется в виду появление в «Правде» 31 января 1939 г. перепечатки, без комментариев, статьи (в изложении), опубликованной за несколько дней до этого в лондонской газете News Chronicle за подписью члена парламента и ее дипломатического обозревателя В. Бартлетта.
Публикация под названием «Ньюс кроникл о советско-германском сближении» была посвящена «опасности» сближения СССР и Германии в свете начавшихся между ними торгово-экономических переговоров. Вот места из статьи, показавшиеся центральному партийному органу наиболее важными: «Гитлер, несмотря на свои словесные нападки на большевизм, не хочет потерять такого замечательного случая, чтобы устранить возможность одновременного военного нажима с запада и востока». Но что за «замечательный случай», представившийся Гитлеру? Это не только начавшиеся торговые переговоры как таковые: «В советских кругах, — продолжает Бартлетт, — указывают, что их политика всегда была политикой дружбы по отношению к любому правительству, у кого они встречали взаимность».