[Бор] ясно понимал, что эффективный контроль над… атомной энергией… невозможен без чрезвычайно открытого мира; и он считал это требование совершенно абсолютным. Он считал, что у людей должны будут остаться личные секреты, ибо и ему самому, как и всем нам, нужно было иметь свои личные секреты; нам нужно время от времени совершать ошибки и отвечать лишь за некоторые из них. Человеку необходимо иметь возможность спокойно заниматься своими делами; такое же спокойствие нужно и для дел государства и управления; но все то, что в принципе может быть связано с угрозой безопасности мира, должно быть открыто для всего мира[2273].
Такая открытость не только предотвратила бы гонку вооружений. Так же как это происходит в науке, она позволила бы выявлять ошибки и вскрывать злоупотребления. Втайне, за закрытыми дверями и охраняемыми границами, принудив к молчанию печать, люди занимаются тем, о чем они стыдятся или боятся рассказать миру. После войны Бор разговаривал с Джорджем Маршаллом, бывшим начальником Генерального штаба, ставшим к тому времени госсекретарем США. «Вряд ли нужно расписывать в подробностях, – сказал ему Бор, – что́ означала бы открытость полной картины социальных условий в каждой стране для оценки и сопоставления»[2274]. Огромной, фундаментальной проблемой, которая содержит в себе свое собственное решение, была в конечном счете не бомба. Ею было неравенство людей и стран. Наивысшая стадия существования бомбы, ядерное всесожжение, стирает это неравенство, уничтожая без разбору во всеобщем окончательном апокалипсисе людей богатых и бедных, страны демократические и тоталитарные. Из принципа дополнительности следует, что установление в мире открытости, необходимой для предотвращения (или обращения вспять) гонки вооружений должно также постепенно проявлять и сглаживать неравенство, но делать это в движении не к смерти, а к жизни:
Граждане любого сообщества могут совместно трудиться на общее благо, только основываясь на общедоступных знаниях об общем состоянии страны. Аналогичным образом реальное сотрудничество между странами по вопросам, важным для всех, предполагает свободный доступ к любой информации, имеющей значение для отношений между ними. Любые доводы в пользу сохранения препятствий распространению информации и взаимодействию, исходящие из национальных идеалов или интересов, следует оценивать в сопоставлении с благотворными эффектами общего просвещения и снижением напряженности, обеспечиваемым такой открытостью[2275].
Этому заявлению, которое Бор сделал в открытом письме в ООН, написанном в 1950 году, предшествовало другое – видение мира, достигшего той сравнительной гармонии, которая существует между Скандинавскими странами, отношение которых друг к другу и к другим странам Европы некогда было столь же агрессивным и угрожающим, как отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами к 1950 году. Заметим, что Бор предлагает установить не мировое правительство с централизованной властью, а союз независимых стран, объединенных общей целью: «Целью, которую следует ставить превыше всех других, является создание открытого мира, каждая страна которого может самоутвердиться лишь постольку, поскольку она вносит свой вклад в общую культуру и способна помогать другим своим опытом и своими ресурсами»[2276]. И в более общем и глубоком смысле: «Сам тот факт, что основой цивилизации является знание, прямо указывает, что путем преодоления нынешнего кризиса является открытость»[2277].
Начать действия в этом направлении должны именно Соединенные Штаты, убеждал Бор Рузвельта летом 1944 года, потому что Соединенные Штаты добились явного преимущества: «Как кажется, нынешняя ситуация предоставляет наиболее благоприятные возможности для первой инициативы той стороны, которая по счастливой случайности оказалась лидером в деле обуздания могучих сил природы, бывших до сих пор недосягаемыми для человека». Уступки были бы доказательством доброй воли; «более того, по-видимому, любой из партнеров [сможет] убедиться в искренности намерений других лишь тогда, когда будет рассмотрен вопрос о том… на какие уступки готовы пойти различные державы ради дела установления соответствующего контроля над вооружениями»[2278].
5 июля Бор передал на рассмотрение Феликса Франкфуртера свою памятную записку без заглавия, подготовленную для Франклина Рузвельта летом 1944 года в Вашингтоне, с сопроводительным письмом, в котором извинялся за изъяны своего сочинения. Промучившись всю жаркую ночь, наутро он написал еще одно извинение. «Я серьезно опасаюсь, – признавался он, – что [памятная записка], возможно, не отвечает Вашим ожиданиям и может не соответствовать своей цели»[2279]. Франкфуртеру хватило здравомыслия увидеть достоинства этого документа – который до сих пор остается единственным всеобъемлющим и реалистичным проектом устройства постъядерного мира, – и приблизительно неделю спустя он сообщил Бору, что передал записку президенту. Вскоре после этого, в одну из пятниц середины июля, Бор с сыном уехали из Вашингтона на работу в Лос-Аламос. При этом подразумевалось, что Рузвельт в должное время встретится с Бором.
Это время настало в августе, когда президент готовился к встрече с британским премьер-министром в Квебеке. Бор вернулся в американскую столицу. «В 5 часов вечера 26 августа, – пишет он, – президент принял Б. в Белом доме, совершенно частным образом»[2280]. Рузвельт «был очень сердечен и в прекрасном настроении»[2281], – говорит Оге Бор, и это неудивительно, учитывая быстрое продвижение союзных армий в Европе. Он уже прочитал меморандум Бора; он «в высшей степени любезно предоставил Б. возможность объяснить его взгляды и говорил, весьма откровенно и воодушевляюще, о своих собственных надеждах»[2282]. ФДР любил очаровывать; как рассказывает Оге Бор, Нильса Бора он очаровал своими рассказами:
Рузвельт согласился, что необходимо попытаться обратиться к Советскому Союзу с инициативой предлагаемого типа, и сказал, что очень сильно надеется, что такой шаг принесет благоприятные результаты. По его мнению, Сталин достаточно прагматичен, чтобы сознавать революционную важность этих научных и технических достижений и возможных следствий из них. В связи с этим Рузвельт описал свои впечатления от встречи со Сталиным на Тегеранской конференции, а также рассказал несколько забавных историй о своих разговорах и спорах с Черчиллем и Сталиным. Он упомянул, что слышал о том, как прошли переговоры с Черчиллем в Лондоне, но добавил, что Черчилль часто реагирует подобным образом при первом упоминании новых идей. Однако, сказал Рузвельт, им с Черчиллем удалось прийти к соглашению, и он считает, что Черчилль в конце концов согласится с его точкой зрения на этот вопрос. Он обещал обсудить эти проблемы с Черчиллем на предстоящей встрече и выразил надежду снова увидеть отца вскоре после этого[2283].
Встреча продолжалась полтора часа. В 1948 году Бор рассказывал Роберту Оппенгеймеру о более конкретных обещаниях президента. «У профессора Бора создалось впечатление, – пишет Оппенгеймер, – что после обсуждения этого вопроса с премьер-министром президент вполне может предложить [Бору] отправиться с ознакомительной миссией в Советский Союз»[2284].
«Вряд ли нужно говорить о том, насколько воодушевлен и благодарен был отец после встречи с Рузвельтом, – продолжает Оге Бор, – эти дни были наполнены самыми оптимистичными ожиданиями»[2285]. Бор встретился в Бостоне с Франкфуртером и рассказал ему о разговоре с президентом. Франкфуртер посоветовал Бору еще раз изложить свои предложения в благодарственной записке, и к 7 сентября Бор сумел ужать ее до одной длинной страницы. Франкфуртер передал записку помощнику Рузвельта. Бор стал нетерпеливо ждать развития событий.
Главы двух государств отложили обсуждение «трубных сплавов» до конца конференции; в конце сентября они уединились в имении Рузвельта в городке Гайд-Парк в долине Гудзона. «Там разыгрался следующий акт этого мрачного фарса, – пишет Ч. П. Сноу. – Рузвельт безо всякой борьбы согласился с мнением Черчилля о Боре»[2286]. Результатом этой дискуссии стала секретная памятка, явно сочиненная Черчиллем, которая представляла предложения Бора в искаженном виде, отвергала их и впервые формулировала англо-американскую позицию по первому применению нового оружия:
[1.] Предложение о предоставлении всему миру информации о трубных сплавах с расчетом на заключение международного соглашения относительно их применения и контроля не принимается. Эта тема по-прежнему должна считаться совершенно секретной; однако, когда «бомба» будет наконец готова, она, возможно, может после зрелого размышления быть использована против Японии, которая будет предупреждена, что такие бомбардировки будут продолжены вплоть до ее капитуляции.
2. Полноценное сотрудничество между Соединенными Штатами и правительством Британии в области разработки трубных сплавов военного и коммерческого назначения должно продолжаться после поражения Японии, пока оно не будет прекращено по обоюдному согласию.
3. Следует провести расследование деятельности профессора Бора и принять меры, исключающие утечки информации с его стороны, в особенности передачу информации России