«Д-р Оппенгеймер… внезапно сказал мне, что [допустил] ужасную научную оплошность, – сказал Гровс в своих послевоенных показаниях. – По-моему, он был прав. Это было одно из тех событий в ходе всей операции, о которых я сожалею больше всего. Мы не подумали о том, что [термодиффузия] может быть частью общего технологического процесса»[2342]. Руководители Манхэттенского проекта с самого начала считали, что разные методы разделения и обогащения подобны лошадям, состязающимся в скачках. Это не позволило им увидеть возможности совместного использования этих методов. Гровс частично прозрел, когда неполадки с барьерами привели к задержкам с запуском К-25; тогда он решил отказаться от верхних ступеней каскада К-25 и направлять материалы, полученные на нижних ступенях, на окончательное обогащение в калютронах «Бета». Поэтому он смог немедленно понять аналогичное предложение Оппенгеймера относительно термодиффузионной установки: «Я сразу же решил, что эту идею сто́ит исследовать»[2343].
Гровс собрал комитет, состоявший из людей, уже накопивших огромный опыт решения проблем Манхэттенского проекта: в него входили У. К. Льюис, Эгер Мерфри и Ричард Толмен. 1 июня они посетили филадельфийскую верфь, а 3 июня представили свои заключения[2344]. Они посчитали оценку Оппенгеймера – 12 килограммов однопроцентного 235U в сутки – завышенной, но настаивали, что при использовании 300 колонок вместо 100 можно обеспечить суточное производство 30 килограммов 235U, обогащенного до 0,95 %.
У Гровса были более масштабные замыслы. Через несколько недель должна была вступить в строй электростанция номинальной мощностью 238 000 киловатт, построенная на площадке К-25 в Ок-Ридже, а установка К-25 не могла начать потреблять ее энергию раньше конца года. Электростанция была спроектирована для питания барьерных диффузионных аппаратов, но электричество она производила при помощи пара. До тех пор пока К-25 не потребуется электроэнергия, этот пар можно было использовать в термодиффузионной установке для обогащения урана, который поступал затем в калютроны «Альфа» и «Бета». Затем постоянную установку К-25 можно было бы вводить в работу постепенно, с таким же постепенным выводом из производственного процесса временной термодиффузионной установки.
12 июня 1944 года Комитет военной политики утвердил этот проект. 18 июня Гровс заключил с инженерной фирмой H. K. Ferguson контракт на сооружение рядом с электростанцией на реке Клинч 2100-колоночной термодиффузионной установки, причем на эту работу отводилось не более девяноста дней. Такие необычайно жесткие сроки не оставляли времени на проектирование. Компания Ferguson должна была собрать двадцать одну точную копию – Гровс называл их «китайскими подделками»[2345] – 100-колоночной установки, собранной Абельсоном на филадельфийской верфи.
Генерал, наверное, оценил, насколько счастливым было его решение, в следующем месяце, когда узнал о плутониевом кризисе в Лос-Аламосе. Но термодиффузионная установка не обеспечила немедленного спасения Ок-Риджа. Компания Ferguson сумела построить просторный 150-метровый ангар из металлических панелей и запустить первую группу колонок всего за шестьдесят девять дней, к 16 сентября, но пар вытекал из установки почти с той же скоростью, с какой его закачивали в нее, и соединения требовали обширного ремонта и даже частичных изменений конструкции. Газодиффузионная установка К-25 была завершена более чем наполовину, но барьерные трубки, поступавшие с завода Houdaille-Hershey, пока не соответствовали даже минимальным требованиям. Внутренние поверхности вакуумных камер калютронов «Альфа» были покрыты ураном; на этих установках не удавалось получить более 4 % 235U. Эту ценную фракцию перерабатывали и загружали в калютроны «Бета», но суммарная эффективность этих установок, в свою очередь, была равна всего 5 %. Пять процентов от четырех процентов составляют две тысячные. Если крошка 235U прилипала к комбинезону оператора, ее поиск при помощи счетчика Гейгера и осторожное изъятие пинцетом были вполне целесообразной операцией. Ничто и никогда не извлекалось из существующих в мире веществ такой огромной ценой, разве что человеческая душа.
На Тихом океане шла островная война. Пока наземные силы под командованием генерала Дугласа Макартура наступали от Австралии к Филиппинам через Новую Гвинею, морская пехота адмирала Честера Нимица продвигалась от острова к острову: с Гуадалканала на Бугенвиль в архипелаге Соломоновых островов, затем на север через экватор, на атолл Тарава в архипелаге Гилберта, и еще дальше на север, на атоллы Кваджалейн и Эниветок, принадлежащие к архипелагу Маршалловых островов. Таким образом, к лету 1944 года они подошли к западной границе внутреннего периметра японской обороны. Его ближайшими бастионами были Марианские острова, цепь вулканических островов, расположенная в правом углу приблизительно равностороннего треугольника, левый угол которого образует главный остров Филиппин Лусон, а третью вершину – Хонсю, основной остров Японии. Соединенные Штаты хотели сделать Марианские острова основными базами своего дальнейшего наступления: Гуам был предназначен под базу флота, на Сайпане и Тиниане должны были разместиться новые бомбардировщики В-29 «Суперкрепость», чрезвычайно рискованное и дорогостоящее временное развертывание которых армейские ВВС уже начали в китайской провинции Сычуань. Авиационное топливо и бомбы для их вылетов, задачей которых была высотная точечная бомбардировка Японии, перевозили через Гималаи. Острова же Сайпан и Тиниан отделяли от Токио всего две с половиной тысячи километров открытого моря, и им можно было обеспечить надежное снабжение морским транспортом.
Нимиц назвал марианскую кампанию операцией «Фуражир»; она началась в середине июня с интенсивной бомбардировки островных аэродромов. Затем с Эниветока вышли 535 судов, перевозивших 127 571 солдата. Этот отряд был крупнейшим по численности живой силы и числу кораблей из всех, участвовавших до этого времени в военно-морских операциях на Тихом океане. «С плоскими атоллами покончено, – инструктировал своих офицеров генерал Холланд Смит, командовавший морской пехотой. – Мы научились стирать в порошок атоллы, но теперь нас ждут горы и пещеры, в которых японцы могут окопаться. Через неделю у нас будет много мертвых морских пехотинцев»[2346].
По оценкам разведки, численность японских войск на Сайпане составляла от 15 000 до 17 000 человек, а на менее крупном Тиниане, расположенном в пяти километрах к югу, – около 10 000. Утром 15 июня морская пехота вначале высадилась на Сайпане и захватила длинный, но узкий прибрежный плацдарм, на который к середине того же дня транспортеры-амфибии доставили 20 000 человек. Вместе с ними под снарядами японской артиллерии, стрелявшей из глубины острова, был и корреспондент журнала Time Роберт Шеррод. До этого он присутствовал при боях на острове Атту в архипелаге Алеутских островов, а также на Тараве, и уже знал японцев такими, какими узнала их к этому времени Америка:
Самую яркую иллюстрацию натуры японца я увидел в сумерках возле взлетной полосы. Я копал себе окоп, в котором собирался ночевать, как вдруг кто-то крикнул: «Там, под бревнами, японец!» Начальник охраны командного пункта засомневался, но все же дал одному из солдат фугасные гранаты и приказал ему выкурить японца. Тут из дыры с резким свистом вылетела японская пуля, и тощий невысокий парень – чуть выше полутора метров – выскочил из-под бревен, размахивая штыком.
Один из американцев бросил гранату, и японец упал. С трудом приподнявшись, он направил штык к себе и попытался взрезать себе живот по всем правилам харакири. Но у него ничего не вышло. Кто-то подстрелил японца из карабина. Однако, как и любого японца, убить его было нелегко. Даже после того, как в его тело попали четыре пули, он все равно поднялся на одно колено. Тогда американец выстрелил ему в голову, и японец умер[2347].
Пока морская пехота продвигалась по Сайпану, отражая ужасающие лобовые атаки японцев, которые американцы стали называть «банзай-атаками», на берег южного сектора острова привезли и установили 155-миллиметровые пушки «Долговязый Том», которые начали артподготовку по Тиниану. Этот менее крупный остров, площадью около ста квадратных километров, длиной около 16 километров и очень напоминающий формой Манхэттен, имеет гораздо более плоский рельеф, чем Сайпан. Его высочайшая точка, гора Лассо, находится всего в 172 метрах над уровнем моря; в низинах расположены плантации сахарного тростника; наличие дорог и железнодорожной ветки делало остров удобным для применения танков. Однако высадка с моря была затруднена тем, что остров представляет собой плато, защищенное со всех сторон скалами высотой от 150 до 180 метров, – морские пехотинцы прозвали его Скалой. На острове было два крупных пляжа, один возле города Тиниан на юго-западном берегу, а второй, который морские пехотинцы назвали «Желтым», – на восточном берегу, в районе сужения острова. Ночью флотские ныряльщики обследовали оба пляжа и выяснили, что они плотно заминированы и хорошо охраняются.
Два других, меньших, пляжа на северо-западном берегу почти не заслуживали названия пляжей: один из них имел в длину около 60 метров, а другой – около 150. За всю войну Соединенные Штаты не производили высадку силами целой дивизии ни на одном плацдарме, ширина которого не превышала бы суммарную длину этих двух пятачков по меньшей мере вдвое. Поэтому японцы, находившиеся на Тиниане, ограничили их оборону всего несколькими минами и двумя блиндажами на 25 человек. Морская пехота присвоила этим пляжам кодовые названия «Белый-1» и «Белый-2» и назначила их местом высадки.