конечном счете нанести городам мира бомбардировщик – или, как было сказано в записке, подготовленной Бушем и Конантом для Стимсона, «роботизированный самолет или управляемый снаряд»[2367]?
Прежде всего Конант узнал, что тем же самым вопросом уже начали задаваться и другие люди. Технологический императив, неудержимое стремление к усовершенствованию, даже если усовершенствуемые объекты представляют собой оружие массового уничтожения, уже действовал в Лос-Аламосе. Несмотря на срочную необходимость создать первые, еще примитивные, образцы оружия настолько быстро, чтобы это могло повлиять на исход войны, люди находили возможность думать о еще более совершенной бомбе. Конант докладывал Бушу:
Различные методы, разработка которых кажется вполне возможной в течение шести месяцев после завершения работы над первой бомбой, должны позволить увеличить эффективность… причем из того же количества материала можно будет получить порядка 24 000 тонн тротилового эквивалента. Дальнейшее развитие в том же направлении способно привести к возможной ситуации, в которой одна бомба будет содержать такое количество материала и обладать такой эффективностью, что эта цифра возрастет до нескольких сотен тысяч тонн тротилового эквивалента или даже, возможно, миллиона тонн тротилового эквивалента… Все эти возможности связаны лишь с совершенствованием использования элементов «25» [235U] и «49» [239Pu]. Таким образом, как Вы видите, перспектива создания «супер»-бомбы существует совершенно независимо от вопроса использования других ядерных реакций.
Разрушительная сила, эквивалентная миллиону тонн ТНТ, была поистине огромной – за всю шедшую в то время мировую войну до самого ее конца было использовано в общей сложности около трех миллионов тонн взрывчатых веществ, – но, как выяснил Конант, Эдвард Теллер уже считал такие усовершенствования не заслуживающими внимания пустяками:
По-видимому, возможность возбуждения термоядерной реакции с участием тяжелого водорода кажется сейчас несколько меньшей, чем она представлялась на первый взгляд два года назад. Я слышал часовое выступление на эту тему ведущего теоретика в Л. – А. Наиболее перспективным является использование трития (радиоактивного изотопа водорода, производимого в реакторе) в качестве своего рода катализатора такой реакции с детонатором в виде атомной бомбы и реакцией, в которой участвуют ядра жидкого дейтерия, в качестве основного взрывчатого вещества. Такое устройство должно вызвать взрыв, эквивалентный 100 000 000 тонн ТНТ, который, в свою очередь, должен произвести разрушения категории В на площади в 7700 квадратных километров!
От реализации супербомбы последнего типа нас, вероятно, отделяет по меньшей мере такое же время, какое отделяло нас от создания атомной бомбы, когда мы с Вами впервые услышали об этом предприятии[2368].
Термоядерный синтез стал своего рода тестом Роршаха. Если бы его вообще удалось запустить, он, подобно обычному горению, должен был быть потенциально неограниченным; для увеличения его мощности достаточно было бы добавить еще больше тяжелого водорода. Пока в Лос-Аламосе не обращали внимания на «супербомбу» Теллера, его оценки ее разрушительного потенциала становились все грандиознее.
К этому времени Роберт Оппенгеймер также взял на себя обязательство исследовать термоядерный синтез – после победы в войне – в письме к Ричарду Толмену от 20 сентября 1944 года. «Я хотел бы, – подчеркивал он, – заранее зафиксировать в письменном виде свою рекомендацию продолжать энергичную, упорную и быструю разработку возбуждения взрывных термоядерных реакций». Промежуточным этапом на пути к полноценному термоядерному устройству могла стать усиленная атомная бомба с небольшим зарядом тяжелого водорода, заключенным, возможно, внутри активного материала имплозивного взрывного устройства:
В связи с этим я хотел бы отметить, что достаточно эффективные [атомные] устройства соответствующей конструкции почти несомненно способны возбуждать в дейтерии существенные термоядерные реакции даже в таких условиях, в которых эти реакции не могут быть самоподдерживающимися… Совершенно неясно, сможем ли мы сделать этот шаг в рамках нынешнего проекта, но чрезвычайно важно то обстоятельство, что такие… устройства представляют собой экспериментально возможный переходный этап от простых устройств к суперустройствам и, таким образом, открывают возможность не только чисто теоретического приближения к последним.
На самом деле необходимым ингредиентом усиленной атомной бомбы оказался не дейтерий, а тритий, и разработано такое оружие было лишь спустя долгое время после окончания войны.
Затем, имея в виду более масштабные последствия, к которым привлекал внимание Бор, Оппенгеймер еще раз подчеркивал, насколько насущной он считал задачу разработки водородной бомбы: «В целом первоочередное, быстрое и действенное рассмотрение того, до какой степени термоядерные реакции могут быть использованы для высвобождения энергии, явно чрезвычайно важно не только для научной, но и для политической оценки возможностей нашего проекта»[2369].
Срочная работа над созданием оружия, которое могло положить конец долгой и кровавой войне, делала жизнь в Лос-Аламосе напряженной и в то же время одухотворенной[2370]. «Мне всегда было ужасно жаль наших военных врачей – неблагодарная у них была работа», – отмечает Лаура Ферми.
Они готовились оказывать помощь раненым на поле сражений, а вместо этого им приходилось возиться с целой оравой издерганных мужчин, женщин и детей. А издергались мы все потому, что на нас действовали непривычная высота над уровнем моря, потому, что мужья наши работали без отдыха, через силу, с ужасным напряжением, и потому, что здесь собралось слишком много похожих друг на друга людей, и все мы толклись на одном месте, всегда на глазах друг у друга, и некуда было от этого деваться, а ведь мы все были [как предупреждал своих офицеров Гровс, лишь отчасти в шутку] немного не в себе[2371]; издергались мы еще и потому, что чувствовали себя совершенно бессильными в этой чужой, непривычной для нас обстановке. Мы обращали внимание на всякие мелочи, раздражались и во всем винили военное начальство, а это иногда толкало нас на бессмысленное, ненужное бунтарство[2372].
По этой части они старались как могли. Мици Теллер подняла настоящий мятеж ради спасения деревьев на заднем дворе, где играл ее сын. «Я вежливо попросила солдата, приехавшего на своем большом тракторе, не трогать эти деревья, – вспоминает ее рассказ один из друзей, – чтобы Пол мог играть в тени, но он сказал: “Мне приказано выкорчевать все, чтобы мы могли засадить этот участок”, и в этом не было никакого смысла, потому что участок уже был засажен дикой природой, и это нравилось мне больше, чем пыль. Солдат уехал, но на следующий день вернулся и сказал, что ему снова приказали “покончить с этим углом”. Тогда я подняла по тревоге всех дам, и мы поставили под деревьями шезлонги и уселись на них. Что он мог поделать? Он покачал головой и уехал – и больше уже не возвращался»[2373]. Напротив, чтобы приспособить склон к западу от плато для катания на лыжах, Джордж Кистяковский прикрепил к каждому дереву по полукольцу пластиковой взрывчатки и успешно повалил деревья таким шумным, но действенным способом. «Затем мы раздобыли оборудование для сооружения канатного подъемника, и склон превратился в прекрасную маленькую лыжную трассу»[2374], – вспоминает он.
Ферми переехали в Лос-Аламос в сентябре 1944 года и попросили поселить их не в одном из коттеджей, построенных для преподавателей бывшей школы, а в менее престижном четырехквартирном доме, тем самым подчеркнув свое отношение к социальному снобизму. Под ними жили Пайерлсы, Рудольф и энергичная Женя, учившая в Бирмингеме Отто Фриша вытирать посуду. В доме образовалась типичная для Холма смесь гражданств и происхождений: Пайерлс был евреем из Германии, его жена – из России, и оба были гражданами Великобритании; Лаура Ферми все еще тосковала по Риму, но, как и ее муж, получила в июле американское гражданство. «Оппи свистнул, – зевая, объявлял Ферми, когда раздавалась утренняя сирена. – Пора вставать»[2375]. Итальянский лауреат возглавил вновь созданный отдел F (по имени Ферми), универсальное подразделение, которое должно было позволить извлекать максимальную пользу из его разносторонних способностей – как теоретика, так и экспериментатора. В числе прочих групп в этот отдел вошла и группа Теллера. «У этого молодого человека богатое воображение, – говорил сорокатрехлетний итальянский иммигрант своей жене о венгре, хотя тому было тридцать шесть. – Если он как следует пустит в дело свою изобретательность, он далеко пойдет»[2376]. Теллер не спал до глубокой ночи, разрабатывая свои идеи и играя на фортепиано; он почти никогда не появлялся на Технической площадке раньше чем к концу утра.
«Вечеринки, – вспоминает Бернис, красноречивая жена Роберта Броуда, руководителя группы разработки запалов, – как большие и помпезные, так и маленькие и веселые, были неотъемлемой частью жизни на плато. Плоха была та суббота, на которую не было запланировано какого-нибудь крупного сборища, а обычно их даже бывало несколько… По [субботним вечерам] мы шумно кутили, по воскресеньям куда-нибудь ездили, а в остальные дни недели работали»[2377]