Подразделение, которое Гровс разрешил создать в конце 1943 года, каким-то образом получило название «Алсос», от греческого слова άλσος, означающего «роща», в чем можно было увидеть туманный намек[2515]. Генерал хотел было его переименовать, «но решил, что изменение названия… только привлечет к нему лишнее внимание»[2516]. Возглавить миссию «Алсос» он поручил подполковнику Борису Т. Пашу, бывшему школьному учителю, ставшему сотрудником службы безопасности армейской разведки G-2 и прошедшему подготовку в ФБР. Паш стал известен в американских разведывательных кругах своим энергичным расследованием коммунистических настроений среди сотрудников лаборатории Эрнеста Лоуренса в Беркли. Он был подтянут, имел славянскую внешность и светлые, тонкие волосы, носил очки без оправы, бегло говорил по-русски и был неутомимым преследователем коммунистов. Причину этому можно найти в его происхождении: его отец был митрополитом Русской православной церкви в Северной Америке. Именно Паш допрашивал Роберта Оппенгеймера о его связях с коммунистами, причем тайно установленное в соседней комнате записывающее устройство регистрировало компрометирующие отговорки физика на кинопленке со звуковой дорожкой. Хотя Паш и не получил никаких убедительных доказательств, он заключил, что Оппенгеймер – член Коммунистической партии, перешедший на подпольное положение, и, возможно, шпион. Что бы Гровс ни думал об участии Паша в «охоте за красными», он выбрал его на роль руководителя миссии «Алсос» за результативность: «его доскональная компетентность и огромная энергия произвели на меня неизгладимое впечатление»[2517].
В 1944 году, когда войска союзников наступали во Франции после высадки в Нормандии, Паш организовал себе базу в Лондоне. После этого он пересек Ла-Манш со взводом солдат, включенных в состав миссии, и поехал на джипе в Париж. «Передовой отряд АЛСОС присоединился к 102-му моторизованному полку армии США на шоссе № 188 в Орсэ», – сообщает отчет военной разведки того времени. Американские силы остановились около Парижа – Шарль де Голль убедил Франклина Рузвельта позволить войскам Свободной Франции войти в город первыми, – но Паш решился на импровизацию: «Затем полковник Паш с отрядом переместились проселочными дорогами к шоссе № 20 и присоединились ко второй части французской бронетанковой дивизии. После этого миссия АЛСОС вошла в город Париж 25 августа 1944 года в 8 ч. 55 мин. Отряд продолжил продвижение в тылу первых пяти французских машин, вошедших в город, став, таким образом, первым американским подразделением, вошедшим в Париж»[2518]. Пять французских машин были танками. В Паша, ехавшего в открытом джипе, то и дело стреляли снайперы. Пытаясь укрыться от них, он пробирался по парижским закоулкам и к концу дня достиг своей цели – Радиевого института на улице Пьера Кюри. Там он и обосновался на вечер, распивая с Фредериком Жолио шампанское в честь радостного события.
Жолио знал о германских исследованиях урана меньше, чем кто-либо мог ожидать. Паш переместил свою базу в освобожденный Париж и начал распутывать казавшиеся перспективными следы. Один из наиболее значительных таких следов вел в Страсбург, старинный город на Рейне в Эльзасе – Лотарингии, который войска союзников начали занимать в середине ноября. Паш нашел там немецкую физическую лабораторию, устроенную в одном из зданий на территории городской больницы. Научным руководителем группы «Алсос» был Сэмюэл А. Гаудсмит, голландский физик-теоретик, ученик Эренфеста, некогда изучавший криминологию и работавший раньше в Радиационной лаборатории МТИ. Гаудсмит последовал за Пашем в Страсбург, начал скрупулезно изучать найденные там документы и нашел в них настоящее сокровище. Он пишет об этом эпизоде в послевоенных воспоминаниях:
Хотя эти документы не содержали точной информации, в них было более чем достаточно, чтобы получить общее представление о германском урановом проекте. Два дня и две ночи мы изучали эти бумаги при свете свечей, пока у нас не заболели глаза… Вывод был предельно ясен. Имеющиеся данные неопровержимо доказывали, что у Германии нет атомной бомбы и вероятность получения ее в сколько-нибудь приемлемом виде мала[2519].
Но Гровсу было недостаточно бумажных доказательств; с его точки зрения, германскую программу можно было списать со счетов, только проследив судьбу всей урановой руды компании Union Minière, которую немцы конфисковали после вторжения в Бельгию в 1940 году. Всего этой руды было около 1200 тонн, и она была единственным источником неучтенного материала для изготовления бомбы, которым Германия располагала во время войны: рудники в Иоахимстале находились под наблюдением, а Бельгийское Конго было отрезано.
Паш уже реквизировал часть этого запаса, около 31 тонны, из французского арсенала в Тулузе, в который руда была тайно перевезена и спрятана. В конце марта, перебравшись в Германию вместе с армиями союзников после того, как они переправились через Рейн, он собрал более крупный отряд, два бронеавтомобиля с пулеметами 50-го калибра[2520] и четыре джипа, также с пулеметами, и начал выслеживать самих германских ученых-атомщиков. «В Вашингтоне хотели абсолютных доказательств того, – вспоминает Паш, – что нацисты не проводили никаких неизвестных нам атомных работ. Кроме того, там хотели, чтобы ни один заметный немецкий ученый не избежал плена и не попал в руки Советского Союза»[2521]. Дойдя до Гейдельберга, отряд «Алсос» нашел там Вальтера Боте, в лаборатории которого находился единственный в Германии работающий циклотрон. Из обнаруженных там документов следовало, что лаборатория Курта Дибнера расположена в городе Штадтильме близ Веймара. Как оказалось, этот городок стал к тому же штаб-квартирой германской программы атомных исследований, и, хотя Вернер Гейзенберг и его сотрудники из Институтов кайзера Вильгельма перебрались на юг Германии, спасаясь от союзнических бомбардировок и русских и союзнических армий, в Штадтильме обнаружилось небольшое количество оксида урана, так что поиски Паша не были бесплодными.
Однако спасти руду довелось не Пашу. Связной Гровса в британских силах еще с конца 1944 года наблюдал за одним заводом в городе Штасфурте на севере Германии, недалеко от Магдебурга: документы, захваченные тогда в Брюсселе, указывали, что остаток бельгийской руды может храниться именно там. К началу апреля 1945 года Красная армия подошла к этому месту настолько близко, что откладывать его проверку было уже нельзя; Гровс организовал для этой операции совместный англо-американский ударный отряд под командованием подполковника Джона Лансдейла – младшего, того самого контрразведчика, который проверял Пола Тиббетса. Отряд обратился за разрешением на рейд в Штасфурт к представителю G-2 при 12-й группе армий в Гёттингене; Лансдейл описывает эту встречу в своем отчете:
Мы обрисовали ему наше предложение и предупредили, что, если мы найдем тот материал, который ищем, мы собираемся его вывезти, причем действовать мы будем должны в строжайшей тайне и как можно быстрее, учитывая, что, видимо, вскоре произойдет встреча русских армий с армиями союзников, а территория, на которой, по-видимому, находится материал, входит в предполагаемую русскую зону оккупации. [Представитель G-2] был очень встревожен нашим предложением и предположил возникновение всевозможных проблем в отношениях с русскими и политических осложнений в тылу. Сказал, что ему необходимо поговорить с главнокомандующим.
Главнокомандующим же был спокойный, деловой Омар Брэдли.
Он оставил нас и пошел к генералу Брэдли, у которого в этот момент было совещание с командующим 9-й армией, в зоне ответственности которой находился тогда Штасфурт. Оба они безоговорочно одобрили наш проект, причем генерал Брэдли, как нам сказали, заметил: «Черт с ними, с русскими».
17 апреля Лансдейл и его группа отправились в Штасфурт со знавшим местность разведчиком из пехотной дивизии, который служил им проводником.
Завод был разорен нашими бомбардировками и разграблен французскими рабочими. Перебрав горы бумаг, мы нашли сложенную ведомость или перечень документов, из которого следовало, что искомый материал действительно находится на заводе… По счастью, руда была сложена на поверхности земли. Она была в бочках, стоявших под навесами без стен, и явно хранилась там долгое время, так как во многих бочках были дыры. Там хранилось приблизительно 1100 тонн руды. Руда была разных типов, в основном в виде концентрата из Бельгии и около восьми тонн оксида урана[2522].
Лансдейл поручил своей группе составить опись и уехал в штаб-квартиру 9-й армии. Эта часть предоставила в его распоряжение две автотранспортные роты. Затем он поехал на ближайшую железнодорожную станцию, находившуюся в постоянной американской оккупационной зоне, но обнаружил там, что комендант слишком занят эвакуацией нескольких тысяч военнопленных из войск союзников, и единственная помощь, которую он может ему предложить, – это полдюжины солдат для охраны груза. Тогда Лансдейл сымпровизировал, нашел неподалеку пустые аэродромные ангары, в которых руду можно было сложить в ожидании отправки из Германии, и договорился об их разминировании. После этого он вернулся в Штасфурт:
Многие из бочек, в которые был упакован материал, были пробиты, а целые бочки по большей части были в настолько плачевном состоянии, что перевозки они не перенесли бы. Мы [с одним британским и одним американским офицерами] взяли джип и, осматривая окрестности, обнаружили в одном городке завод по производству бумажных мешков, на котором был большой запас очень прочных мешков. Позже мы отправили туда грузовик и получили 10 000 штук. Кроме того, мы нашли на одной фабрике большое количество проволоки и необходимые инструменты для запечатывания мешков. К вечеру 19 апреля мы организовали большую бригаду, которая энергично взялась за перегрузку материала, и той же ночью началась его перевозка к [станции]