Позднее, в телевизионном интервью, он делал больший упор на политические соображения: «Президенту пришлось бы взять на себя ответственность за извещение всего мира о том, что у нас есть эта атомная бомба и какая она потрясающая… и если бы она не сработала, бог знает, как пошла бы после этого война»[2626].
Как вспоминает Эрнест Лоуренс, кто-то из собравшихся заключил, что «число убитых бомбой, в общем, должно быть не больше количества людей, уже погибших в налетах с зажигательными бомбами»[2627], принимая эти бойни за точку отсчета, каковой они и были до появления этого нового оружия с его чудовищным потенциалом.
Вернувшись в кабинет Стимсона, озабоченные участники совещания посвятили бо́льшую часть второй половины дня обсуждению воздействия бомбардировок на японцев и их боевой дух. Кто-то, чье имя не сохранилось, сомневался в разрушительной силе атомной бомбы, уверяя, что «ее эффект будет не намного отличаться от последствий налета воздушного корпуса нынешних масштабов». Оппенгеймер выступил в защиту пиротехнических свойств своего творения, упомянув электромагнитное и ядерное излучение, которое оно испускает:
Д-р Оппенгеймер заявил, что визуальный эффект атомной бомбардировки будет поразительным. Взрыв будет сопровождаться ярким свечением, которое поднимется на высоту от 3000 до 6000 метров. Воздействие нейтронов, порожденных взрывом, будет опасно для жизни в радиусе не менее километра.
Вероятно, именно на этом послеобеденном заседании Оппенгеймер рассказал о подготовленной в Лос-Аламосе оценке числа смертей, которые может вызвать взрыв бомбы над городом. Артур Комптон вспоминает цифру в 20 000 человек[2628], полученную, по его словам, в предположении, что после начала налета и до взрыва бомбы обитатели города попытаются укрыться в убежищах. Затем, как он вспоминает, Стимсон заговорил о Киото, «городе, который нельзя бомбить». Министр по-прежнему энергично настаивал, что «целью является уничтожение военных объектов… а не гражданского населения»[2629].
Противоречие, заключавшееся в этой оговорке Стимсона, сохранилось и в кратком изложении результатов послеобеденного заседания, которое он сформулировал прежде, чем ушел с совещания в половине четвертого:
После длительной дискуссии о разных типах целей и требуемых эффектах министр сформулировал выводы, с которыми согласились все участники: что мы не можем предупредить японцев; что мы не можем выбрать целью зону проживания гражданского населения; но что мы должны стремиться произвести глубокое психологическое впечатление на как можно большее число жителей. Министр согласился с предположением д-ра Конанта, что наиболее желательной целью был бы жизненно важный военный завод с большим количеством работников, тесно окруженный домами работников.
Такие же критерии выбора целей применялись в общем случае в Европе, но Кертис Лемей утверждал, что японцы работают по своим домам, целыми семьями:
Мы стремились уничтожать военные цели. Убивать гражданское население просто ради убийства было бессмысленно. Разумеется, в Японии это различие было весьма тонким, но оно все же было. Дело было в их системе рассредоточения производства. Стоило только посмотреть на одну из уже разбомбленных целей и увидеть там развалины множества маленьких домиков – и из развалин каждого дома торчал сверлильный станок. Все население участвовало в этом спектакле и работало по домам, производя самолеты или боеприпасы… мужчины, женщины, дети. Мы знали, что, когда мы поджигаем город, мы убиваем множество женщин и детей. Но это было необходимо[2630].
Итак, Стимсон ушел с заседания. Артур Комптон хотел поговорить о проблемах Металлургической лаборатории. Перед этим, последним в этот день, разговором по комнате вновь вспомнили о Лео Сциларде. Гровс только что узнал об очередном витке сцилардовского заговора. Генерал был в ярости: «Генерал Гровс заявил, что программа с самого начала страдала от присутствия некоторых ученых, проявляющих сомнительное благоразумие и неопределенные политические пристрастия». После разговора с Оппенгеймером Сцилард уехал в Нью-Йорк и утром того же дня, в который проходило заседание комитета, разыскал там Бориса Прегеля, французского торговца металлами русского происхождения, бонвивана, который помогал Колумбийскому университету на начальном этапе работ. Ему же принадлежали рудники на Большом Медвежьем озере, из которых Манхэттенский проект получал урановую руду. 16 мая Сцилард послал Прегелю отредактированный вариант меморандума, который он составил для Трумэна. По словам Гровса, он знал обо всем этом из «секретных разведывательных источников». Встретившись с Прегелем сразу после разговора с Бирнсом, прошедшего 28 мая, Сцилард «выразил мнение, – говорит Гровс, – что некоторые высокопоставленные лица в правительстве [т. е. Бирнс] получили от армии [США] совершенно неверную информацию относительно [имеющихся у России] источников руды. Он утверждал, что эта дезинформация была намеренной»[2631]. Выискиванием заговоров могли заниматься – и занимались в самый разгар споров о необходимости тотального уничтожения людей в тотальной войне – многие.
На следующее утро, 1 июня, Временный комитет встретился с четырьмя промышленниками[2632]. Президент компании Du Pont Уолтер С. Карпентер предположил, что для сооружения производства плутония, подобного Хэнфорду, Советскому Союзу потребуется «не менее четырех или пяти лет». Президент Tennessee Eastman Джеймс Уайт «сомневался, что Россия [вообще] сумеет получить оборудование, достаточно точное для создания [установки для электромагнитного разделения изотопов]». Президент компании Westinghouse Джордж Бухер считал, что Советы смогут построить электромагнитную установку за три года, если привлекут к работе немецких техников и ученых. Вице-президент Union Carbide Джеймс Рафферти предсказал еще более долгие сроки: десять лет на строительство газодиффузионной установки с нуля, но если Советы добудут барьерную технологию через своих шпионов – три года.
Бирнс мысленно прибавил к срокам строительства установок длительность переработки: «Я заключил, что любому государству потребуется для производства бомбы по меньшей мере от семи до десяти лет»[2633]. С точки зрения политики семь лет можно было считать тысячелетием.
Стимсона по-прежнему приводила в ужас мысль об уничтожении атомной бомбой целых городов. Во второй половине дня, покинув заседание Временного комитета, он попытался отдалить от себя этот ужас, еще раз поговорив о точечных бомбардировках со Счастливчиком Арнольдом, которого, по его словам, он «строго допросил»[2634]. «Я сказал ему об обещании, полученном от [заместителя министра обороны по военно-воздушным силам Роберта] Ловета, что в Японии будут применяться только точечные бомбардировки… Я хотел узнать, как обстоит дело в этой области». Арнольд рассказал Стимсону о рассредоточенной японской промышленности. Массированные бомбардировки были единственным средством уничтожения всех этих сверлильных станков. «Однако он сказал мне, что они стараются ограничивать их, насколько это возможно». Несколько дней спустя Стимсон решил пересказать эту историю Трумэну, добавив к ней для полноты картины некоторое количество противоречивых побуждений:
Я сказал ему, что стараюсь заставить ВВС ограничиваться точечными бомбардировками, но с учетом применяемого японцами метода рассредоточения промышленности отказаться от массированных бомбардировок весьма трудно. Я сказал ему, что эта особенность военных действий беспокоит меня по двум причинам: во-первых, я не хочу, чтобы Соединенные Штаты прославились зверствами, превосходящими гитлеровские; а во-вторых, я несколько опасаюсь, что ВВС полностью разбомбят Японию еще до того, как мы будем готовы, и нам будет негде должным образом продемонстрировать силу нового оружия. Он сказал, что понимает меня[2635].
В отсутствие Стимсона Бирнс быстро и решительно подчинил себе весь комитет. «Бирнс считал, что важно достичь окончательного решения по вопросу применения этого оружия»[2636], – вспоминал после войны протоколист Арнесон. Процесс принятия решения описан в протоколе, который он вел 1 июня:
М-р Бирнс рекомендовал, а комитет согласился сообщить военному министру, что, признавая, что окончательный выбор цели относится, по существу, к ведению военных, комитет полагает в настоящее время, что бомба должна быть применена против Японии как можно скорее; что она должна быть применена против военного производства, окруженного жилищами работников; и что она должна быть применена без предупреждения.
Оставалось передать это решение на утверждение президенту. Как только заседание Временного комитета было закрыто, Бирнс отправился прямо в Белый дом[2637]:
Я сообщил президенту об окончательном решении Временного комитета. Трумэн сказал мне, что, получив информацию о разработках комитета и рассмотрении альтернативных планов, он серьезно обдумывал эту тему в течение многих дней и вынужден признать, хотя и неохотно, что не может предложить никакой альтернативы и должен согласиться с рекомендацией комитета, о которой я ему рассказал