Пять дней спустя Трумэн встретился с военным министром. Как отметил Стимсон в своем дневнике, президент «сказал, что Бирнс уже сообщил ему о [решении Временного комитета] и что Бирнс, кажется, чрезвычайно доволен проделанной работой»[2639].
1 июня Гарри Трумэн не отдал приказа о применении атомной бомбы. Кажется, однако, что решение он принял именно тогда, причем не без помощи Джимми Бирнса.
После заседания Временного комитета 31 мая Роберт Оппенгеймер разыскал Нильса Бора. «На меня произвела глубочайшее впечатление мудрость генерала Маршалла, – вспоминал он в 1963 году, – а также министра Стимсона. Я поехал в британское представительство, встретился там с Бором и попытался его успокоить. Он, однако, был слишком мудр и опытен, чтобы успокоиться, и почти сразу же после этого уехал в Англию безо всякой уверенности относительно того, что теперь произойдет и произойдет ли что-нибудь»[2640].
Перед отъездом, в конце июня, Бор в последний раз попытался встретиться с высокопоставленным представителем правительства Соединенных Штатов – а именно Стимсоном. 18 июня Харви Банди отправил министру сообщение: «Не хотите ли Вы попытаться найти на этой неделе, до Вашего отъезда, время для встречи с датским профессором Бором?»
На полях этой записки Генри Стимсон написал жирными буквами – которые подчеркивали то ли его изнеможение, то ли раздражение, то ли понимание, что это дело полностью вышло из-под его контроля, – свой окончательный ответ: «Нет»[2641].
В том, что из всех возможных конструкций сработает по меньшей мере «Малыш», не сомневался никто. Эксперимент «Дракон» Отто Фриша доказал действенность цепной реакции на быстрых нейтронах в уране. Пушечный механизм был неэкономным и малоэффективным, но 235U – материал нетребовательный. Оставалось провести испытания имплозии. В процессе этих испытаний физики могли также сравнить свою теорию развития такого необычного высвобождения энергии с гигантским, ослепительным реальным событием. Испытания «Тринити» должны были стать крупнейшим из всех физических опытов, поставленных до этого момента[2642].
Тяжелая работа по поискам достаточно пустынной и изолированной площадки и ее подготовке выпала на долю физика-экспериментатора из Гарварда Кеннета Т. Бейнбриджа. Его задачей, как говорится в технической истории Лос-Аламоса, «было создать в безжизненной пустыне сложную научную лабораторию, причем в условиях строжайшей секретности и чрезвычайной спешки»[2643]. Бейнбридж хорошо подходил для такого дела. Он родился в Куперстауне, штат Нью-Йорк, в семье оптового книготорговца, работал у Эрнеста Резерфорда в Кавендишской лаборатории, а впоследствии спроектировал и построил гарвардский циклотрон, служивший теперь Манхэттенскому проекту на Холме. Летом 1941 года он привез Вэнивару Бушу сообщение об отчете комитета MAUD. Кроме того, он работал с радарами в МТИ и Великобритании. Летом 1943 года Роберт Бахер завербовал его в Лос-Аламос. Начиная с марта 1944 года, он стал ответственным за «Тринити».
Ему нужна была плоская пустынная площадка в месте с хорошим климатом, расположенная настолько близко к Лос-Аламосу, чтобы до нее было удобно добираться, но в то же время настолько далеко, чтобы связь между этими объектами не была слишком очевидной. Изучив карты, он отобрал восемь участков, в том числе полигон в пустыне Южной Калифорнии, покрытый дюнами участок в Мексиканском заливе у берегов Техаса, известный сейчас как остров Падре, и несколько безжизненных, сухих долин на юге Нью-Мексико. В мае 1944 года Бейнбридж с Робертом Оппенгеймером и группой армейских офицеров начали исследование площадок в Нью-Мексико, пробираясь по позднему снегу на легком грузовике. Как он вспоминает, они везли с собой еду, воду и спальные мешки, «следуя по не обозначенным на карте скотоводческим тропам мимо пустынных участков высохшей сельскохозяйственной земли, уплотнившейся за слишком много лет засух и сильных ветров»[2644]. Оппенгеймеру эта поездка дала редкую возможность сбежать от повседневных забот директора Лос-Аламоса; другого такого случая ему уже не представилось. Проведя несколько разведочных выездов, Бейнбридж выбрал поросший кустарником участок километрах в ста к северо-западу от Аламогордо, между Рио-Гранде и горами Сьерра-Оскура. При испанцах эта сухая и потому опасная местность получила зловещее название Хорнада-дель-Муэрто – «путь мертвеца», «маршрут смерти». Хорнада, расположенная в 337 километрах к югу от Лос-Аламоса, образовывала северо-западный сектор бомбардировочного полигона Аламогордо; получив согласие командующего 2-й воздушной армией Узала Энта, Бейнбридж выгородил из нее участок размером тридцать на сорок километров.
В связи с имплозивным кризисом осени 1944 года приоритет «Тринити» был понижен и, как говорит Бейнбридж, оставался «почти на нуле… до конца февраля 1945 года»[2645]. К тому времени физика бомбы была вполне освоена, и Оппенгеймер назначил испытания на 4 июля. Бейнбридж принялся за дело. За следующие пять месяцев его группа, сначала состоявшая из двадцати пяти человек, выросла более чем до двухсот пятидесяти. За крупные участки работы отвечали Герберт Андерсон, Ф. Б. Мун, Эмилио Сегре и Роберт Уилсон; Уильям Дж. Пенни, Энрико Ферми и в особенности Виктор Вайскопф исполняли обязанности консультантов.
Военные предоставили в их распоряжение ранчо Дэвида Макдональда, расположенное в центре Хорнады, и отремонтировали его для размещения полевой лаборатории и участка военной полиции. Километрах в трех к северо-западу от ранчо Макдональда Бейнбридж расположил нулевую отметку. Приблизительно к северу, западу и югу от этого центра, на расстоянии чуть более 9 км, подрядчики Инженерного корпуса построили земляные бункеры с крышами из бетонных плит, опиравшимися на дубовые балки, толщина которых была больше, чем у железнодорожных шпал. В северном бункере (N-10000), в 9 километрах от нулевой отметки, предполагалось установить записывающее оборудование и прожекторы; западный бункер (W-10000) предназначался для прожекторов и батарей высокоскоростных фотоаппаратов; южный бункер (S-10000) служил центром управления испытаниями. Еще в восьми километрах к югу от южного бункера выросли палатки и бараки базового лагеря.
На холме Компанья, находящемся в 32 километрах к северо-западу от нулевой отметки, на краю Хорнады, решили разместить наблюдательный пункт для высокопоставленных лиц. На востоке более чем на 1200 метров над высокогорным солонцовым плато поднимались горы Сьерра-Оскура.
В Хорнаде встречались мескитовые деревья и кусты юкки с листьями, острыми, как самурайские мечи, скорпионы и многоножки, которых по утрам приходилось вытряхивать из сапог, а также гремучие змеи, огненные муравьи и тарантулы. Военные полицейские охотились с пулеметами на антилоп – ради свежего мяса и просто для забавы. Гровс разрешил установить для своих подчиненных только холодные души; служа в столь изолированном месте, они вполне могли победить в соревновании на самый низкий уровень венерических заболеваний во всех американских вооруженных силах. Колодезная вода, загрязненная гипсом, была непревзойденным слабительным. Кроме того, она придавала жесткость волосам.
Подрядчики построили две вышки. Одну из них, расположенную в 720 метрах к югу от нулевой отметки, они собрали из тяжелых балок, таких же, какие использовались в бункерах. На верху вышки, на шестиметровой высоте, была широкая платформа, похожая на открытую танцплощадку. Однажды в начале мая, вернувшись из увольнения, в которое их отправили в приказном порядке, строители обнаружили, что вышка исчезла. Бейнбридж приказал нагрузить на нее 100 тонн взрывчатки в деревянных ящиках, сложил в центре канистры с раствором на основе радиоактивных стержней из Хэнфорда и взорвал всю эту конструкцию перед рассветом 7 мая – просто чтобы отработать процедуры и испытать измерительные приборы. Это был самый крупный в истории преднамеренный химический взрыв. Грунтовые дороги замедляли работу; в результате Бейнбридж потребовал у Гровса сорок километров асфальтированных дорог и получил их, продолжая совершенствовать процедуры для одного-единственного запланированного ядерного испытания.
Другая вышка была установлена на нулевой отметке. Она была заранее изготовлена из стали и перевезена на площадку по частям. Четыре ее «ноги», расположенные на расстоянии 10 метров друг от друга, опирались на бетонные основания, залитые в твердую известковую почву пустыни на глубину 6 метров; вышка была укреплена перекрестными распорками и поднималась на 30 метров в высоту. На ее вершине была установлена дубовая платформа с крышей, закрытая с трех сторон листами гофрированного железа. Открытая сторона железной будки была обращена на запад – к бункеру, предназначенному для фотоаппаратов. Съемный участок в центре платформы позволял спуститься с нее на землю. Монтажники, завершавшие сооружение вышки, установили на ее вершине крепеж для мощной лебедки с электрическим приводом, обошедшейся в 20 000 долларов.
Фрэнк Оппенгеймер, физик из Беркли, которому брат поручил теперь выявление и устранение проблем, которые могли бы помешать испытаниям, вспоминает, что в конце мая, когда он приехал на площадку «Тринити», «по всей пустыне лихорадочно протягивали провода, строили вышку, строили маленькие домики, в которых в момент взрыва должны были находиться люди и съемочные камеры»[2646]. В железобетонных бункерах для фотоаппаратов были иллюминаторы из толстого пуленепробиваемого стекла. Сотни трехметровых деревянных опор Т-образной формы, поддерживавшие провода суммарной длиной около 800 километров, расположенные на них так же плотно, как нити на ткацком станке, образовывали линии от нулевой отметки к приборным бункерам, находившимся на безопасном многокилометровом расстоянии. Для защиты других проводов, проложенных под землей, их поместили внутри нескольких километров высококачественных садовых шлангов.