[2660]. Пузыри можно было удалить шлифовкой, но тогда плутоний остался бы неприкрытым. Металлурги спасли отливку, срезав пузыри лишь частично и заполнив оставшиеся неровности листками золотой фольги. Активный сердечник первой атомной бомбы отправился навстречу своей славе, облеченный в импровизированные приношения никеля и золота.
В точном соответствии с предсказаниями метеоролога испытаний, тридцатидевятилетнего Джека М. Хаббарда, закончившего Калтех, 10 июля над площадкой «Тринити» проходила на север масса тропического воздуха. Хабард возражал против проведения испытаний в понедельник 16 июля с тех самых пор, как впервые услышал об этой дате: он ожидал на эти выходные плохую погоду. В воздухе, пришедшем с Мексиканского залива, были рассеяны мельчайшие кристаллы соли, которые образовывали легкую дымку. 12 июля Гровс, беспокоившийся о Потсдаме, подтвердил время испытаний: утро 16 июля. Бейнбридж рассказал об этом Хаббарду. «В самый разгар периода гроз, – сердито записал метеоролог в своем дневнике, – что за сукин сын это сделал?»[2661] Такие непочтительные предположения о происхождении Гровса высказывались и раньше.
В четверг, получив решение генерала, Норрис Брэдбери и его группы солдат из Особого инженерного подразделения – их так и называли аббревиатурой SED от слов Special Engineering Detachment – начали на двух отдельных площадках в каньонах возле лос-аламосского плато сборку взрывчатых зарядов для «Тринити» и Кройца. Обсуждалось, следует ли заполнять небольшие воздушные зазоры между отливками смазкой. Кистяковский решил, что такого заполнения не требуется, пишет Бейнбридж, «так как отливки в этих сборках были гораздо более высокого качества, чем все, изготовленные ранее, и воздушные зазоры между блоками материала были незначительными»[2662]. Вместо этого заряды, каждый из которых в последний раз просветили рентгеном и пронумеровали, обернули для более плотного прилегания в бумажные салфетки, которые закрепили клейкой лентой. Упрощенная и усовершенствованная оправа устройства, предназначенного для испытаний, которое назвали моделью 1561, отличалась от предыдущего варианта, модели 1222, в котором оправа состояла из скрепленных болтами пятиугольников. Теперь был предусмотрен экваториальный пояс из пяти сегментов, отлитых из дюралюминия и обработанных на станках; к ним крепились болтами большие верхнее и нижнее полушария. Когда взрывчатка, выстилающая нижнее полушарие, была установлена на место, SED Брэдбери опустили в нее подвешенную на кране тяжелую отражающую сферу из природного урана, которая плотно легла в полость подобно косточке в авокадо. В отражателе не хватало цилиндрической пробки; через оставленное ею отверстие должен был быть вставлен сердечник из активного материала. Затем установили блоки взрывчатки, образующие верхнее полушарие.
Для перевозки на площадку «Тринити» один комплект отливок оставили неустановленным, заменив его заглушкой с люком, через который в отражатель можно было вставить сборку активного материала. Отливки для этого сегмента – внутреннюю из твердого «состава В» и линзовидную внешнюю – упаковали отдельно, вместе с запасным комплектом, в котором было по одной отливке каждого типа. В завершение подготовки взрывчатой сборки к медленной перевозке на площадку «Тринити» ее обернули водонепроницаемым бутваром, уложили в укрепленный транспортный ящик из некрашеных сосновых досок и надежно прикрепили получившуюся упаковку к платформе пятитонного армейского грузовика. Затем груз накрыли брезентом, что придало ему неопределенную форму, не позволявшую разгадать его тайну.
Плутониевый сердечник уехал с Холма первым, в три часа дня в четверг, упакованный в походный футляр с резиновыми амортизаторами, закрепленными прочной проволокой. Он ехал с Филиппом Моррисоном на заднем сиденье военного седана, как почетный гость; ехавшая впереди машина с вооруженной охраной расчищала дорогу, а замыкал кортеж автомобиль со специалистами по сборке внутренней части. Моррисон также вез рабочий запал и макет запала. Около шести часов загорелый сержант в белой футболке и летних форменных штанах внес футляр с плутониевым сердечником в комнату на ранчо Макдональда, где ему предстояло провести ночь. Дом окружила охрана.
Из соображений безопасности и чтобы избежать дорожных пробок, взрывчатую сборку решено было перевозить ночью. Кистяковский специально назначил отправку этого, более заметного кортежа на одну минуту первого в ночь на пятницу 13 июля, в пику несчастливой репутации этого дня. Он ехал в передней машине вместе с охраной. Вскоре он задремал и был внезапно разбужен воем сирены своего автомобиля: кортеж поспешно проезжал через Санта-Фе. Военным не хотелось, чтобы какой-нибудь припозднившийся нетрезвый водитель выкатился из переулка и врезался в грузовик, набитый нестандартной взрывчаткой. Миновав Санта-Фе, кортеж снова сбросил скорость и поехал не быстрее пятидесяти километров в час; путь до площадки «Тринити» занял восемь часов, и Кистяковскому удалось поспать.
В девять часов утра в пятницу сборщики внутренней части собрались на ранчо Макдональда, надели белые халаты и приступили к последнему этапу своей работы. На всякий случай рядом были бригадный генерал Томас Фаррелл, заместитель Гровса, и Роберт Бахер, главный консультант группы. Заглядывали Бейнбридж и Оппенгеймер. Комнату на ранчо, в которой активный материал провел ночь, тщательно пропылесосили, а окна заклеили черной изолентой, чтобы внутрь не попадала пыль, превратив это помещение в импровизированную «чистую зону». Сборщики расстелили на столе хрустящую коричневую оберточную бумагу и разложили на ней детали своей головоломки: две покрытые никелем полусферы плутония с позолоченными поверхностями, блестящий бериллиевый запал с полонием, испускающим альфа-частицы, и несколько кусков природного урана сливового цвета, образующие 36-килограммовую цилиндрическую пробку для отражающей оболочки: она должна была удерживать все эти ключевые элементы устройства на месте. Перед началом сборки Бахер потребовал у военных расписку в получении материала, который вскоре должен был взорваться. Официально Лос-Аламос считался филиалом Калифорнийского университета, работающим на армию по контракту, и Бахер хотел получить документальное подтверждение того, что университет сдал плутоний, который стоил несколько миллионов долларов и вскоре должен был испариться. Бейнбридж посчитал эту формальность бессмысленной тратой времени, но Фаррелл понял ее значение и согласился. Чтобы снять напряжение, Фаррелл потребовал сначала взвесить полусферы в руках, чтобы убедиться, что их масса соответствует нужной. Подобно полонию, плутоний испускает альфа-частицы, но гораздо менее интенсивно; «если взять кусок в руку, – говорит Леона Маршалл, – он на ощупь теплый, как живой кролик»[2663]. Это позволило Фарреллу сделать паузу; он положил полусферы на место и подписал расписку.
Деталей было не много, но сборщики работали очень осторожно. Они вставили запал между двумя плутониевыми полусферами; затем они поместили никелевый шар в полость, оставленную в пробке отражающей оболочки. На это ушло все утро и половина дня. Тяжелый ящик со сборкой погрузили на тачку, и два человека вывезли его к грузовику. В 3:18 дня он прибыл на нулевую отметку во всем своем смертоносном величии.
Там уже была бригада Норриса Брэдбери, работавшая с полутораметровой сферой из взрывчатки, которую привез этим утром Кистяковский. В час дня водитель грузовика подъехал задним ходом под вышку. Деревянный упаковочный ящик сняли стреловой лебедкой и отнесли в сторону, а на сферу опустили окружившие ее массивные стальные захваты, подвешенные к основной лебедке, которая была установлена на тридцатиметровой высоте на вершине вышки. Когда захваты были зафиксированы на сфере, лебедка подняла ее с платформы грузовика; грузовик отъехал, и заранее собранную часть устройства опустили на подставку, установленную на асфальтовой площадке вышки. «Мы смертельно боялись ее уронить, – вспоминает Брэдбери, – потому что мы не верили в надежность подъемника, а другой готовой бомбы у нас не было. Не то чтобы мы опасались, что она взорвется, но падение могло ее повредить»[2664]. Прежде чем открыть верхнюю полусферу и обнажить заглушку с люком, над сборочной зоной установили белую палатку; дальнейшую работу освещал рассеянный солнечный свет.
Операция ввода пробки чуть было не закончилась катастрофой, вспоминает один из членов бригады Бойс Макдэниэл:
Оболочка [из взрывчатки] была собрана не полностью, в ней не хватало одной из линз. Именно через оставшееся от нее отверстие нужно было вставить цилиндрическую пробку, содержащую плутоний и запал… Чтобы максимально увеличить плотность урана в готовой сборке, зазор между пробкой и сферической оболочкой был уменьшен до нескольких тысячных дюйма. В Лос-Аламосе были изготовлены три набора таких пробок и [отражающих сфер]. Однако они были сделаны в последний момент и в такой спешке, что не были взаимозаменяемыми – не все пробки подходили ко всем [отверстиям]. Но детали отбирали очень тщательно, чтобы точно отправить [для «Тринити»] именно подходящие друг к другу компоненты.
Представьте себе наш ужас, когда мы начали вводить пробку в отверстие, в глубине взрывчатой оболочки, и оказалось, что она туда не входит! Мы пришли в смятение и прекратили работу, чтобы не повредить детали, и стали думать. Неужели мы ошиблись?..[2665]
Бахер понял, в чем было дело, и успокоил остальных: пока пробка находилась в жарком доме на ранчо, она нагрелась и расширилась, а отражающая оболочка, установленная в глубине изолирующей сферы из взрывчатки, еще хранила прохладу Лос-Аламоса. Две детали из тяжелого металла оставили в соприкосновении друг с другом и сделали перерыв. Когда сборку проверили в следующий раз, температуры уже выровнялись. Пробка легко встала на место.