В 3:15 Хаббард уехал из базового лагеря в южный бункер. Дождь уходил. Он позвонил на нулевую отметку; один из бывших там его сотрудников сказал, что облака расходятся и появилось несколько звезд. К 4:00 направление ветра стало смещаться к юго-западу, все дальше от бункеров. В южном бункере метеоролог подготовил свой последний прогноз. В 4:40 он позвонил Бейнбриджу. «Хаббард дал мне полную метеосводку, – вспоминает директор “Тринити”, – и прогноз, из которого следовало, что в 5:30 утра погода на нулевой отметке будет не идеальной, но достаточно хорошей для испытаний. Мы хотели бы, чтобы инверсионного слоя на высоте 5000 метров не было, но не настолько, чтобы ждать ради этого еще полдня. Я позвонил Оппенгеймеру и генералу Фарреллу и получил их согласие на назначение момента взрыва (Т = 0) на 5:30 утра»[2689]. Каждый из четверых – Хаббард, Бейнбридж, Оппенгеймер и Фаррелл – имел право отменить испытания. Все они согласились с этим решением. Взрыв «Тринити» должен был произойти 16 июля 1945 года в 5 часов 30 минут утра – перед самым рассветом.
Бейнбридж должен был сообщать в южный бункер о каждом шаге процесса окончательной подготовки бомбы к взрыву на случай возникновения каких-либо проблем. «Я отвез Маккибена на точку W-900, чтобы он включил переключатели синхронизации и последовательности операций, пока я отмечал его действия в контрольном списке». Вернувшись на нулевую отметку, Бейнбридж объявил следующий этап «и разомкнул специальный переключатель готовности, который не относился к линиям Маккибена. Пока этот переключатель был замкнут, из южного бункера нельзя было запустить детонацию бомбы. Последней операцией было включение ряда установленных на земле фонарей, которые изображали “прицельную точку” для тренировочных полетов В-29. ВВС хотели знать, как взрыв будет воздействовать на самолет на высоте 10 000 метров и расстоянии в несколько километров… Включив фонари, я вернулся в машину и поехал в южный бункер». С ним ехали Кистяковский, Маккибен и охранники. Они уехали с площадки последними. За ними остались прожекторы, наведенные на вышку.
Группа боевой готовности приехала на отметку S-10000, в бетонный командный бункер, покрытый землей, около 5:08. Хаббард передал Бейнбриджу свой подписанный прогноз. «Я отпер главные выключатели, – завершает свой рассказ Бейнбридж, – а Маккибен начал обратный отсчет времени за 20 минут до взрыва, в 5 часов, 9 минут и 45 секунд утра»[2690]. Оппенгеймер должен был наблюдать взрыв из южного бункера вместе с Фарреллом, Дональдом Хорнигом и Сэмюэлом Аллисоном. С началом окончательного отсчета времени Гровс уехал на джипе в базовый лагерь. В качестве меры предосторожности на случай всеобщей катастрофы он хотел находиться на физическом удалении от Фаррелла и Оппенгеймера.
В 2 часа ночи на холм Компанья, смотровую площадку в тридцати километрах от нулевой отметки, начали прибывать автобусы с гостями из Лос-Аламоса и других мест. Там были Эрнест Лоуренс, Ханс Бете, Теллер, Сербер, Эдвин Макмиллан, Джеймс Чедвик, приехавший посмотреть, на что способен его нейтрон, и множество других, в том числе сотрудники «Тринити», присутствия которых в долине больше не требовалось. «Темнота и ожидание в холоде пустыни делали напряжение почти невыносимым»[2691], – вспоминает один из них. Коротковолновое радио, которое они взяли с собой, чтобы узнавать о графике испытаний, не желало работать и включилось только после того, как Аллисон начал транслировать обратный отсчет. Ричард Фейнман, будущий нобелевский лауреат, который увлекся физикой еще подростком, возясь с радиотехникой, повозился и с этим радио и вернул его к жизни. Собравшиеся начали занимать места. «Нам сказали лечь на песок, – говорит Теллер, – повернуться лицом в сторону, противоположную взрыву, и закрыть голову руками. Никто этого не сделал. Мы твердо решили заглянуть чудовищу в глаза»[2692]. Радио снова замолчало, и им пришлось ждать запуска сигнальных ракет от южного бункера. «Я не хотел отворачиваться… но, произведя все эти расчеты, я думал, что взрыв может быть мощнее, чем предполагалось. Поэтому я намазался кремом от загара»[2693]. Теллер пустил свой крем по рукам, и эта странная мера предосторожности встревожила одного из наблюдателей: «Было жутковато видеть, как некоторые из самых крупных наших ученых с серьезными лицами втирали в свои лица и руки крем от загара – в непроглядной ночной тьме, в тридцати километрах от ожидавшейся вспышки»[2694].
В южном бункере продолжался обратный отсчет. В 5:25 из сигнального пистолета запустили зеленую ракету. По этому сигналу в базовом лагере раздался краткий рев сирены. У южного края водоема базового лагеря были вырыты бульдозером неглубокие защитные окопы; поскольку бывшие там наблюдатели находились на пятнадцать километров ближе к нулевой отметке, чем те, кто был на холме Компанья, они собирались воспользоваться ими. Раби лег рядом с Кеннетом Грейзеном, физиком из Корнелла, повернувшись лицом на юг, в противоположную от нулевой отметки сторону. Грейзен вспоминает, что он «лично нервничал, потому что моя группа подготавливала и устанавливала детонаторы, так что если бы взрыва не произошло, это могло случиться по нашей вине»[2695]. Гровс устроился между Бушем и Конантом и думал «только о том, что я буду делать, если отсчет дойдет до нуля и ничего не случится»[2696]. Виктор Вайскопф вспоминает, что «группы наблюдателей расположили метрах в десяти от нашей наблюдательной площадки маленькие деревянные палочки, чтобы оценить размеры взрыва». Палочки были воткнуты по краю водоема. «Они были расставлены так, чтобы их [высота] соответствовала 300 метрам над нулевой точкой»[2697]. Филипп Моррисон повторял обратный отсчет для наблюдателей в базовом лагере через мегафон.
С шипением взлетела ракета, предупреждавшая о двухминутной готовности. В базовом лагере проревела длинная сирена. В 5:29 запустили ракету минутной готовности. Моррисон тоже хотел взглянуть в глаза чудовища и лег на краю водоема лицом к нулевой отметке. Он надел темные очки и держал в одной руке секундомер, а в другой – сварочный щиток. Сварочный щиток у него был совершенно стандартный, модели Super-Visibility Lens компании Lincoln с тонировкой № 10.
В южном бункере кто-то услышал, как Оппенгеймер сказал: «Господи, такие занятия вредны для сердца»[2698]. Маккибен отсчитывал минуты, а Аллисон передавал отсчет по радио. За 45 секунд Маккибен включил более точный автоматический таймер. «В центре управления было довольно тесно, – отмечает Кистяковский, – и, поскольку делать мне там было уже нечего, я вышел, как только включили автоматический таймер… и встал на земляной насыпи, покрывавшей бетонный бункер. Я полагал, что мощность взрыва будет около 1 кт [то есть 1000 тонн, 1 килотонны], так что расстояние в восемь километров казалось вполне безопасным»[2699].
На холме Компанья Теллер продолжал подготовку: «Я надел темные очки. Я натянул пару толстых перчаток. Я прижал сварочную маску к лицу обеими руками так, чтобы по ее краям не проходило никакого света. После этого я стал смотреть прямо в сторону нулевой точки»[2700].
В южном бункере Дональд Хорниг следил за выключателем, который мог разорвать соединение между конденсаторными батареями, установленными на вышке, и бомбой. Он был последним средством остановки испытаний в случае неисправности. За тридцать секунд до нуля отсчета на панели перед ним вспыхнули четыре красные лампочки, и стрелка вольтметра дернулась под круглой стеклянной крышкой слева направо. Это означало, что конденсаторы полностью заряжены. Фаррелл заметил, что «по мере того, как истекали последние секунды, д-р Оппенгеймер, на котором лежало очень тяжелое бремя, становился все напряженнее. Он почти не дышал. Чтобы не шататься, ему приходилось держаться за столб. Последние несколько секунд он смотрел прямо перед собой»[2701].
За десять секунд до взрыва в командном бункере прозвучал гонг. Наблюдатели, лежавшие в неглубоких окопах базового лагеря, как будто ожидали смерти. Конант сказал Гровсу, что никогда не думал, что секунды могут длиться так долго. Моррисон пристально смотрел на секундомер. «Я следил за секундной стрелкой, пока не осталось 5 секунд, – записал он в своем дневнике в день испытаний, – тогда я опустил голову на песчаную насыпь так, что небольшое возвышение рельефа полностью закрывало меня от нулевой отметки. Я прижал сварочный щиток к правому стеклу темных очков; их левое стекло было закрыто непрозрачным куском картона. Я продолжал отсчитывать секунды и, когда дошел до нуля, начал поднимать голову над закрывавшим меня бугорком»[2702]. На холме Компанья Эрнест Лоуренс собирался смотреть через ветровое стекло автомобиля – стекло должно было отфильтровать вредоносное ультрафиолетовое излучение, – «но в последнюю минуту решил выйти из машины… (что показывает, насколько я был взволнован!)»[2703]. Роберт Сербер, державший под рукой для поддержки свои бутылки с виски, смотрел в направлении находившейся в тридцати двух километрах нулевой отметки ничем не защищенными глазами. Решающее бездействие выпало на долю Хорнига:
Теперь всем происходящим управлял автоматический таймер, но у меня был рубильник, которы