[2895], – вспоминает выжившая хиросимская писательница Йоко Ота. Тишина была уделом мертвых. О них следует помнить, говоря о том, что случилось после этого с живыми. Они находились ближе к месту событий; они погибли потому, что принадлежали к другой государственной системе, и потому их гибель официально не считается убийством; то, что с ними произошло, наиболее точно представляет самый худший вариант нашего общего будущего. В тот день в Хиросиме они были в большинстве.
Речь по-прежнему шла только о вспышке, не об ударной волне. Хатия:
Я спросил доктора Кояму, что́ он обнаружил у пациентов с повреждениями глаз.
«У тех, кто смотрел на самолет, выгорело глазное дно, – ответил он. – Световая вспышка, по-видимому, проникала через зрачки и оставляла слепой участок в центральной части поля зрения.
Поскольку ожоги глазного дна по большей части третьей степени, лечение невозможно»[2896].
Немецкий священник-иезуит рассказывает об одном из своих братьев во Христе:
Отец Копп… стоял перед женским монастырем, собираясь пойти домой. Внезапно он заметил свет, почувствовал волну жара, и на его руке появился большой волдырь[2897].
Белый ожог с образованием волдыря соответствует ожогу третьей степени.
Затем к свету прибавилась ударная волна; тем, кто находился близко к взрыву, показалось, что они возникли одновременно. Другая ученица техникума говорит:
О, это мгновение! Мне показалось, что меня ударили в спину чем-то вроде большого молота и бросили в кипящее масло… Меня, видимо, отбросило далеко на север, и мне показалось, что все направления поменялись местами[2898].
Первая девушка из техникума, учительница которой сказала всем посмотреть вверх:
Вокруг непроглядная тьма; яркое красное пламя поднимается из глубин мрака и с каждой секундой распространяется все дальше. Лица моих друзей, которые всего секунду назад энергично работали, покрылись ожогами и пузырями, их одежда порвана в клочья; с чем сравнить то, как они, шатаясь, ковыляют вокруг меня? Наша учительница прижимает к себе своих учеников, как наседка, защищающая цыплят, – и ученики жмутся к ней, стараясь спрятать головы под ее руками, как маленькие цыплята, парализованные ужасом[2899].
Свет не обжег тех, кто был внутри зданий, но ударная волна добралась и до них:
В момент взрыва этот мальчик был в комнате на берегу реки и смотрел в окно на реку. В это мгновение, когда дом развалился на части, его отбросило из задней комнаты на другую сторону дороги, которая шла вдоль набережной, и он оказался на следующей улице. По пути он пролетел сквозь несколько окон, бывших внутри дома, и его тело было полностью покрыто осколками стекла. Поэтому он и был настолько залит кровью[2900].
Ударная волна, прошедшая первые несколько сотен метров от эпицентра со скоростью более трех километров в секунду и замедлившаяся затем до скорости звука, 340 метров в секунду, подняла огромное облако дыма и пыли. «Мое тело казалось совершенно черным, – сказал Лифтону один хиросимский физик, – и всюду кругом была темнота, полная темнота… Тогда я подумал: “Это конец света”»[2901]. Писательница Йоко Ота испытала такой же ужас:
Я просто не могла понять, почему все вокруг нас так сильно изменилось в одно мгновение… Я подумала, что это, возможно, не имеет никакого отношения к войне, что земля провалилась – как, говорят, это должно случиться при конце света[2902].
«В самом городе, – отмечает Хатия, который получил тяжелые ранения, – небо казалось покрашенным суми [т. е. тушью для каллиграфии], и видна была только резкая, слепящая вспышка света; за городом же небо было прекрасного золотисто-желтого цвета, и раздался оглушающий грохот»[2903]. Те, кого взрыв застал в городе, называли его словом пика, «вспышка», а те, кто находился на большем расстоянии от него, называли его пика-дон, «вспышка и гром».
Дома падали как подкошенные. Вспоминает ученик четвертого класса:
Меня отбросило по меньшей мере метров на семь, и, когда я открыл глаза, было так темно, как будто я уперся в покрашенную черным стену. После этого постепенно стало светлеть, как будто кто-то отдирал слой за слоем тонкой бумаги. Первым, что я увидел после этого, была плоская земля, от которой поднимались только облака пыли. За это мгновение все разрушилось и превратилось в улицы обломков, многие и многие улицы развалин[2904].
Хатия с женой выбежали из своего дома за секунду до того, как он обрушился, и то, что они увидели, превратило их испуг в настоящий ужас.
Поскольку самый короткий путь на улицу лежал через соседний дом, туда мы и бросились. Мы бежали, спотыкались, падали и снова бежали, пока не запнулись обо что-то в этом слепом беге и не вывалились на улицу. Поднимаясь на ноги, я увидел, что споткнулся о человеческую голову.
«Извините! Извините, пожалуйста!» – истерически закричал я[2905].
Бакалейщик, которому удалось выбраться на улицу:
Люди выглядели… ну, у всех у них кожа почернела от ожогов… У них не было волос, потому что волосы сгорели, и с первого взгляда нельзя было понять, спереди или сзади ты на них смотришь… Они держали руки [перед собой]… и их кожа обвисала – не только на руках, но и на лицах и телах… Если бы таких было всего несколько человек… возможно, впечатление было бы не таким сильным. Но я встречал таких людей всюду, куда бы я ни пошел… Многие из них умирали прямо на улице – я до сих пор вижу их – как ходячие призраки… Они не были похожи на людей нашего мира… У них была особая походка – очень медленная… Я тоже был одним из них[2906].
Кожа обвисала на лицах и телах этих сильно обожженных людей, переживших взрыв, потому что тепловая вспышка моментально создала на ней волдыри, а ударная волна отделила ее от плоти. Говорит молодая женщина:
Я ясно услышала голос девочки, раздававшийся из-за дерева: «Помогите мне, пожалуйста». У нее полностью сгорела спина, а кожа на бедрах разорвалась и свисала вниз…
Спасатели… принесли домой [мою мать]. Ее лицо стало больше, чем обычно, губы сильно распухли, а глаза оставались закрытыми. Кожа на обеих руках свободно висела, как резиновые перчатки. Верхняя часть ее тела была сильно обожжена[2907].
Ученица техникума:
На обеих сторонах улицы из домов были вынесены постели и куски материи, и на них лежали люди, обгоревшие до красновато-черного цвета; все их тела ужасно распухли. Между ними пробирались три старшеклассницы; кажется, они могли быть из нашего училища. Их лица и все остальное совершенно сгорели, и они держали руки поднятыми к груди, как кенгуру, только кисти были обращены вниз. С их тел свисало что-то, похожее на тонкую бумагу, – это их отслоившаяся кожа. За ними тянулись несгоревшие остатки обмоток, которые были у них на ногах. Они ковыляли в точность как сомнамбулы[2908].
Молодой социолог:
Все, что я видел, производило глубокое впечатление – соседний парк, покрытый трупами, которые сложили там в ожидании кремации… очень тяжело израненные люди, которых эвакуировали в моем направлении… Самое сильное впечатление из всего виденного произвели на меня девушки, совсем молодые девушки, с которых не только была сорвана вся одежда, но и содрана кожа… Первая мысль, которая пришла мне в голову, – что это похоже на ад, о котором я всегда читал[2909].
Пятилетний мальчик:
В тот день, когда мы спаслись и подошли к мосту Хидзияма, там было множество голых людей, так сильно обожженных, что вся кожа на их теле свисала с них, как лохмотья[2910].
Ученица четвертого класса:
По улице идут люди, покрытые кровью, а за ними тянутся лохмотья их разорванной одежды. Кожа, содранная с их рук, висит на кончиках их пальцев, и они бредут молча, держа руки на весу перед собой[2911].
Пятилетняя девочка:
С соседних улиц бежали люди. Почти всех их было невозможно узнать. У некоторых из них выгорела кожа; она висела у них на руках и на подбородках; их лица покраснели и так распухли, что почти нельзя было понять, где у них глаза и рты. От домов по всему небу поднимался дым, такой черный, что он обжигал небеса. Это было ужасное зрелище[2912].
Один пятиклассник составлял список увиденного:
Пламя, вырывающееся там и тут из разрушенных домов, как будто чтобы осветить темноту. Ребенок, кричащий и стонущий от боли; он бредет среди пожаров с дергающимся лицом, распухшим, как воздушный шар. Старик, с лица и рук которого кожа свисает, как картофельная кожура, бежит, спотыкаясь и бормоча молитвы. Другой мужчина, зажимающий обеими руками рану, из которой размеренно капает кровь, носится вокруг как безумный, выкрикивая имена своей жены и ребенка, – даже от воспоминаний об этом мне кажется, что мои волосы встают дыбом. Так выглядит на самом деле война