. На него, несомненно, повлияли коммунистический переворот в Чехословакии зимой 1948 года, блокада Берлина, начавшаяся следующим летом, и казавшаяся неизбежной победа коммунистов над националистами в Китае. Еще более остро он переживал события в Венгрии, в которой на недолгое время вновь установилась под защитой Союзной контрольной комиссии демократическая республика. Но страну по-прежнему оккупировала Красная армия, и к 1948 году к власти пробралась Коммунистическая партия. 15 мая 1949 года прошли безальтернативные выборы, завершившие переворот. Отец, мать, сестра и племянник Теллера пережили уничтожение венгерских евреев и по-прежнему жили в Будапеште. Теперь они оказались отрезаны от него.
Таким образом, Теллер уже вернулся к работе над оружием, когда Гарри Трумэн объявил 23 сентября 1949 года о взрыве «Джо-1»[3097], первой советской атомной бомбы. Как и большинство американцев, Теллер не ожидал, что Советы так быстро добьются успеха[3098]. В тот день, когда было объявлено о советских испытаниях, он позвонил Оппенгеймеру и был настолько взволнован, что Оппенгеймер резко сказал ему: «Остыньте»[3099]. Впоследствии он говорил, что его мысли «не сразу обратились к работе над термоядерной бомбой»[3100], но уже в начале октября он интенсивно обсуждал этот вопрос в Лос-Аламосе с Эрнестом Лоуренсом и Луисом Альваресом, которые заверили его в своей поддержке. Американская ядерная монополия закончилась. У баснословного чудовища обнаружились реальные когти. Если Советский Союз уже испытал атомную бомбу, долго ли осталось до появления советской водородной бомбы? Теллер решил, что надежду на сохранение безопасности страны может дать только максимально интенсивная работа по созданию американской супербомбы.
Первым конкретным действием правительства Соединенных Штатов в ответ на демонстрацию Советским Союзом своего владения секретом взрывного деления ядра было утверждение программы расширения производства урана и плутония в октябре 1949 года. Тем временем в правительстве бушевали тайные дебаты: что следует предпринять Соединенным Штатам? Герберт Йорк, учившийся в это время у Теллера, описывает участников этих дебатов следующим образом:
Особенно с учетом огромного значения этого вопроса – а большинство участников хорошо осознавало, каким огромным было это значение, – число участников этих секретных дебатов было очень невелико: члены ГКС [Главного консультативного совета КАЭ], члены самой КАЭ и несколько их сотрудников, члены [Объединенного комитета по атомной энергии сената и палаты представителей] и несколько их сотрудников, очень немногие представители Министерства обороны и совсем маленькая группа заинтересованных ученых… В общей сложности там было менее ста человек, по большей части считавших – и, вероятно, справедливо, – что они участвуют в принятии одного из самых судьбоносных решений в истории[3101].
Еще одним важным участником дебатов был Дин Ачесон, ставший теперь государственным секретарем. Трумэн прислушивался к Ачесону, министру обороны Луи Джонсону и Объединенному комитету начальников штабов больше, чем к ученым. Начальники штабов сказали Трумэну, не проводя особенно подробного анализа, что появление у Советского Союза водородной бомбы «недопустимо»[3102]. Приблизительно то же самое говорил и Ачесон[3103]. Ни одна из групп, участвовавших в дебатах, не рассматривала возможность того, что результатом американской инициативы может стать гонка вооружений. Сторонники водородной бомбы считали, что она поможет вернуть ядерное превосходство. 31 июня 1950 года Трумэн принял решение о продолжении ее разработки.
Теллер счел решение президента своей личной победой. По меньшей мере с того сентябрьского дня, когда Оппенгеймер советовал ему «остыть», ему, по-видимому, казалось, что его коллега-физик пытается помешать лично ему. Оппенгеймер возглавлял ГКС, к которому руководство КАЭ обратилось в октябре за консультацией по этому вопросу. Теллер поехал в Вашингтон, чтобы попытаться повлиять на решение в обход этого комитета. Одним из его собеседников был Кеннет Д. Николс, ставший теперь генералом и, после выхода в отставку Гровса, главным военным специалистом по ядерному оружию. Одним осенним воскресным утром Теллер так эмоционально вещал на веранде у Николса, что тот в конце концов спросил его: «Эдвард, почему эта ситуация так вас тревожит?» – «На самом деле меня тревожит не ситуация, – ответил Теллер, как вспоминает Николс. – Меня тревожат те люди, которых эта ситуация должна тревожить»[3104].
ГКС заседал 29 и 30 октября (в составе Оппенгеймера, Конанта, Ферми, Раби, президента Калтеха Ли Дюбриджа, металлурга Сирила Смита, президента Bell Laboratories Оливера Э. Бакли и инженера Хартли Роу; Гленн Сиборг отсутствовал). В ответ на советское достижение комитет рекомендовал КАЭ рассмотреть возможность дальнейшего расширения производства делимых материалов[3105]. Он призвал к «интенсификации усилий по адаптации ядерного оружия к тактическим задачам». Он предложил построить мощности для производства большего количества нейтронов для исследований и разработки оружия. И настоятельно рекомендовал продолжать существовавшую в Лос-Аламосе программу применения в атомных бомбах малого количества трития для «разгона» этих бомб и получения более эффективных и более мощных взрывов (это изобретение было успешно испытано в мае 1951 года).
Однако помимо этого комитет рекомендовал отказаться от «присвоения высокого приоритета продолжению разработки супербомбы». Обоснование этой рекомендации сводилось, по сути дела, к двум доводам[3106]: что супербомба мощностью десять мегатонн будет исключительно оружием массового поражения и не будет иметь никакого другого очевидного военного применения и что она не обеспечит явного повышения безопасности Соединенных Штатов. Это было связано, в частности, с тем, что для рассматривавшейся тогда конструкции – той же, которую рассматривали на совещании по супербомбе в 1946 году, конструкции Теллера, классической супербомбы, – видимо, требовалось большое количество трития, и его производству пришлось бы конкурировать с производством плутония, так как оба материала производились в одних и тех же ядерных реакторах, мощность которых была ограниченной. Кроме того, производство одного грамма трития стоило в восемьдесят раз дороже, чем производство одного грамма плутония. Американский ядерный арсенал насчитывал в конце 1949 года порядка двухсот атомных бомб[3107]. Замедление производства заведомо действующих бомб ради разработки нового оружия казалось ученым и инженерам ГКС бессмысленным. Как резюмировал впоследствии Оппенгеймер, «программа [создания водородной бомбы], которая была у нас в 1949 году, была жалким, измученным созданием, в котором трудно было увидеть большой технический смысл. Поэтому вполне можно было сказать, что она никому не нужна, если даже и осуществима»[3108].
При составлении пояснительных приложений к докладу от 30 октября члены ГКС разделились на две группы, большинство и меньшинство. Конант написал проект приложения большинства, которое также подписали Оппенгеймер, Дюбридж, Роу, Смит и Бакли. В нем говорилось, что супербомба «может стать оружием геноцида». В нем говорилось, что такая бомба «ни в коем случае не должна быть создана… На утверждение, что в разработке этого оружия могут преуспеть русские, мы ответили бы, что попытка достижения той же цели нами их не остановит. Если они применят это оружие против нас, ответный удар с использованием нашего большого запаса атомных бомб будет сравним по эффективности с применением супербомбы». Раби составил приложение меньшинства, которое подписали он и Ферми. В нем утверждалось, что вопрос о водородной бомбе может служить отправной точкой для новой программы контроля вооружений. Супербомба называлась в нем «оружием, практический эффект которого будет недалек от геноцида», после чего ей выносился для пущей убедительности еще более строгий приговор: «С любой точки зрения такое устройство следует считать злом».
Теллер стал самым активным сторонником создания этого невероятно мощного оружия еще до Перл-Харбора. Его коллеги по Манхэттенскому проекту, входившие в ГКС, – Оппенгеймер, Конант, Ферми, Раби, Смит – поощряли его деятельность и даже работали вместе с ним. Тогда никто не говорил ни о зле, ни о геноциде. Эти люди, получившие высокие посты благодаря участию в создании оружия, использованного для массового уничтожения двух японских городов, осуждали теперь новое, еще более совершенное оружие. Ученые, понимавшие, что возбуждение самоподдерживающейся термоядерной реакции – это исторический эксперимент в области фундаментальной физики, предлагали отложить этот эксперимент на неопределенное время и, вероятно, подарить честь этого свершения русским. Курьер доставил экземпляр доклада комитета в Лос-Аламос перед прибытием делегации заинтересованных этим вопросом конгрессменов, которые его уже видели. С разрешения председателя КАЭ Дэвида Лилиенталя заместитель директора лаборатории и исполнительный секретарь ГКС Джон Мэнли показал доклад руководителям отделов, в том числе и Теллеру. «Эдвард, разумеется, пришел в совершеннейшее негодование, – вспоминает Мэнли, – и предложил мне заключить пари, что, если мы немедленно не начнем срочную программу по разработке супербомбы, он окажется в русском плену прямо здесь, в Соединенных Штатах»