с. Я наблюдаю за собой. Я люблю делать работу, и когда мы подходим к концу, и у нас премьера, для меня это что-то вроде веселых поминок. Все закончилось, и ты будешь скучать по людям, с которыми работал. Ты будешь скучать по работе. И есть еще один момент, который ты должен пережить, когда идешь, чтобы спрятаться в зрительном зале и смотреть фильм с настоящими зрителями. И это те, для кого я работаю. Я работаю для людей, которые тяжело трудятся, чтобы заработать денег и купить билет в кино. И я хочу делать свою работу для них хорошо, потому что я знаю, что мир – это жесткое место, и я несу ответственность за то, чтобы делать лучшее, на что я способен.
И единственный способ сделать самое лучшее – это встряхнуть их. Нам нужно пойти и встряхнуть их. Мы должны пойти и изобрести заново. Мы должны пойти и попытаться сделать это. Иногда у меня получается, иногда – нет, но я стараюсь изо всех сил. И это то, что заставляет меня двигаться. Возможность создать что-то новое. Я не всегда попадаю в яблочко, но я пытаюсь.
Когда вы слышите музыку, которую написали 5 или 10 лет назад, что происходит у вас в голове? У вас когда-нибудь бывает мысль «О чем я тогда думал?»
Я думаю, все так делают – слушают что-то из 20-летней давности и говорят: «О чем же я тогда думал?» или «О чем я тогда не думал?». Но в то же время, они тебе как дети. На них нельзя злиться на полном серьезе. Ты учишься, ты пробуешь, и ты становишься лучше. Проблема в том, что ты до конца не знаешь, что такое «лучше». И единственное, в чем, надеюсь, вы становитесь лучше, это в общении или в экспериментировании, а также в том, чтобы вовремя прекращать экспериментировать.
Но да, конечно, я слушаю грехи моей молодости и говорю: «Да». Некоторые из них, конечно, смущают. Но это часть меня. Нужно с этим жить. Мы старались изо всех сил тогда. И стараюсь изо всех сил и сейчас. Это не так уж плохо. Я не убил никого.
Вам часто нужно успевать к очень строгим дэдлайнам, которые некоторые композиторы считают хорошей вещью. Вы бы могли работать без дэдлайнов, или вы бы постоянно что-то поправляли в своей работе до конца времен?
Я сделал что-то около 120 или 130 фильмов, или около того. И я всегда сдавал музыку с чувством: «О, было бы еще совсем немного времени, совсем чуть-чуть, и могло бы быть еще лучше».
Впервые у меня не было этого чувства на «Интерстелларе». Мы просто работали совсем по-другому. Без вопросов «как» и «почему». Одна из вещей, которую мы делали – каждую пятницу мы смотрели весь фильм со всей музыкой, и мы просто подправляли или сочиняли несколько вещей. И наступил момент, когда неделю назад мы должны были закончить, и Крис сказал: «Хэй, у тебя есть какие-нибудь идеи? Ты хотел бы изменить что-нибудь?» И впервые в жизни я ответил: «Нет, я думаю, что я поставил все точки над «i». И впервые в жизни я почувствовал, что закончил что-то. И я сразу перешел на какой-то новый этап, который на самом деле не был новым, вообще-то я не перешел прямо на следующий этап. Вообще-то я дал себе немного времени. Но это было интересное чувство, «нет, это все, что я хотел сказать по этой теме». Но я не думаю, что собираюсь снова в спешке работать над фильмом про космос. Я стараюсь выбирать темы так, чтобы они были настолько разнообразны и настолько далеки друг от друга, насколько это возможно.
Я имею в виду, что «Шофер мисс Дэйзи» и «Черный дождь» были написаны в один месяц. Но оттого, что они были написаны в одно и то же время, не думаю, что между ними есть что-то общее.
Перед тем, как начать интервью, мы коротко поговорили о Томасе Ньюмане, но я хочу формально спросить вас о его монументальном влиянии на индустрию музыки в кино.
Каково его монументальное влияние на индустрию в кино? Элегантность. Это первое слово, которое приходит мне в голову. Я думаю, что его музыка настолько невероятно элегантна, настолько красива и настолько оригинальна, но оригинальная не обязательно хорошая. Оригинальность может не очень хорошо подходить под повествование, но ему блестяще удавалось совмещать в себе все. Не поймите меня неправильно, но в тот год, когда я получил «Оскара» за «Короля-льва», был номинирован «Побег из Шоушенка». Это монументальное произведение искусства, «Шоушенк». Я не чувствовал себя плохо. Я не чувствовал вину, но в глубине сердца я знал, что он заслужил его.
Вы также коротко рассказали о Джоне Уильямсе, каково его монументальное наследие в мире музыки в кино?
Я не хочу говорить о его монументальном наследии. Я могу только сказать о том, что он значит для меня. Я думаю, что кроме Эннио Морриконе меня создал Джон Уильямс, в первую очередь, показав, что музыка в кино может быть качественной и разной, и такой же великой, как музыка классических композиторов, на которых я вырос. Для меня, правда, это не «Звездные войны» и не «Индиана Джонс». Это «Близкие контакты». И это не те ноты, которые мы все знаем. Вся музыка оттуда, это одна из самых великих симфонических поэм 20 века. И он постоянно выходит за рамки. Мы принимаем его мастерство за должное, а оно такое невероятное и превосходящее что угодно. Но это такой вид рассказывания истории, который в то же время никогда не отступает от качества музыки. Ему удалось сделать невозможное. Он служит кино и превозносит его, и в то же время никогда не предает свою собственную эстетику и свой собственный стиль.
Композитор Дэвид Ньюман сказал нам, что он бы назвал эту эпоху музыки в кино «эпохой Ханса Циммера». Какими терминами вы бы описали эту эпоху музыки в кино?
Даже не представляю. Я думаю, неверно называть это «эпохой Ханса Циммера». Музыка все время развивается. Музыка в кино все время развивается. Это происходит постоянно. Фильмы постоянно развиваются. Почему это не может быть эпохой Джона Пауэлла? Почему это не может быть эпохой Александра Деспла? Я не знаю, что это значит, имел ли он в виду Ханса Циммера в «Шофере мисс Дэйзи» или в «Лучше не бывает»? Он имел в виду Ханса Циммера в «Пиратах»? Он имел в виду Ханса Циммера в «Падении Черного ястреба»? Я повсюду.
Я думаю, есть намного больше открытий. Джон Гринвуд. Для меня то, что он делает, просто потрясающе. Я скажу вам вот что. Я думаю, что сейчас настала эпоха, когда композиторы в кино – это не просто парни, которые приходят в конце. Мы не просто те, кто латает дыры. И это похоже на Джона Уильямса и Джерри Голдсмита, и Элмера Бернштейна больше, чем на кого-либо еще. Мы стали в своем роде популярной музыкой нашего времени. Сейчас дается столько концертов музыки из кино. Тут у меня «Пираты», там у меня «Гладиатор». Наша музыка вышла за пределы той ограниченной среды, для которой была написана. И в то же время, мы делаем так, что люди возвращаются в концертные залы. Это великое дело. Мы привыкли, что музыку в фильмах описывают как фоновую. Я думаю, что такие люди как Джорджо Мородер сделали так, что эта музыка перестала быть фоновой довольно давно.
Мы теперь шумная толпа, и я знаю, что Джерри Голдсмит сказал, что если он написал это, он хочет быть услышанным. Это как «Играй это громко. Играй это гордо. Играй это как положено». Но идею «А что ты делаешь?», «О, а я пишу фоновую музыку», я думаю, нам удалось преодолеть. И это не мы, композиторы, сделали это. Это сделало новое поколение тех, кто создает кино. Это режиссеры.
Эй, мне не один раз приходилось бороться в студии дубляжа «Интерстеллара». Огромная дивизия «О, мой Бог, музыка слишком громкая, она заглушает диалог» или «Я был правда тронут этим фильмом». Мне нравятся крайности, с которыми мы покончили.
Но я ни на секунду не забывал, кто сделал это. Писатель-режиссер, человек, который написал слова, решил, как он хочет преподнести музыку и свои слова. Он увидел в этом баланс. И да, мы устроили рок-н-ролл.
Часть 8Гэрри Маршаллрежиссер
Несносные леди (2016), «Старый» новый год (2011), День святого Валентина (2010), Модная мамочка (2004), Как стать принцессой (2001), Сбежавшая невеста (1999), Другая сестра (1999), Фрэнки и Джонни (1991), Красотка (1990), На пляже (1988), За бортом (1987), Счастливые дни (1974–1984), Лаверна и Ширли (1976–1983), Морк и Минди (1978–1982), Странная парочка (1970–1975), Эй, хозяин! (1966), Шоу Дика ван Дайка (1961)
Четыре номинации «Эмми»
Одна номинация BAFTA
Лавровая премия за сценарные достижения на телевидении от Гильдии сценаристов США
Звезда на голливудской Аллее Славы
Избранный в Зал славы телевидения
Что музыка добавляет в кино?
Я думаю, она очень важна тем, что покрывает все ошибки, которые ты совершил множество раз. Ты используешь ее, чтобы сделать что-то лучше. Я часто использую музыкальную группу U2. Они стоят денег, но, когда U2 исполняет музыку, когда вы их слышите, вам кажется, что вот-вот случится что-то важное. И множество раз, когда ваша картина кажется скучной, вам хочется убедиться, что зритель думает, что должно случиться что-то важное. У меня есть картины, в которых действительно происходит что-то важное! Я люблю U2 за это. Фильмы «За бортом» и «Сбежавшая невеста» открываются музыкой U2. Так что музыка является важной частью кинопроизводства.
Ты стараешься найти людей, с которыми сможешь работать. И противоборство возникает скорее со студией, чем с композиторами.
Что вы можете сказать о потоке креативности, который требуется для создания полутора часов музыки или даже больше?
Я работаю со множеством композиторов. Два моих любимых – Джеймс Ньютон Ховард, с которым мы работали над «Красоткой» и «Сбежавшей невестой», и Джон Дебни, с которым я сделал целую кучу фильмов. Около пяти, мне кажется. Он сделал музыку к пяти моим последним фильмам. Потому ли это, что он креативный художник? Да. Потому ли, что он хороший парень? Да. Но в основном это потому, что он рядом со мной. Он живет в трех домах от моего офиса, и всегда приятно, когда кто-то важный живет по соседству.