Создание Таджикистана
Бросается в глаза почти полное отсутствие таджикского вклада в полемику о размежевании[749]. Образовать Таджикскую автономную область в составе Узбекистана предложил Ф. Г. Ходжаев, а не таджикская комиссия, которой не существовало. В мае 1924 года, приступив к непосредственному осуществлению процесса размежевания, Средазбюро учредило отдельные подкомиссии для всех национальностей, которые были признаны территориально. Таджикской подкомиссии среди них не было. А. Р. Рахимбаеву было поручено помочь таджикским партийцам, если они пожелают провести собственное совещание по этому вопросу[750]. Из этого предложения ничего не получилось, и процесс продолжался без таджикской подкомиссии и даже без считающих себя таджиками членов узбекской подкомиссии[751]. Когда Средазбюро сформировало территориальную комиссию для уточнения новых границ, таджикской подкомиссии еще не было, пока в нее не были назначены А. X. Ходжибаев, Ч. И. Имамов и М. Ю. Саиджанов. Ходжибаев родился в Худжанде в 1900 году и учился в русско-туземной школе, а в 1918 году переехал в Ташкент и поступил в недавно основанный Народный университет, где изучал агрономию. Будучи студентом, был отправлен в Закаспийскую область для создания местных советов. Провел год в Мерве и Красноводске, где в основном преподавал, после чего вернулся домой. Деятельность Ходжибаева в Закаспийской области привлекла к нему внимание советской власти, и он был переведен на работу в Худжандский уездный земельный отдел. Ходжибаев поднялся по служебной лестнице и в 1923 году стал членом исполкома Ферганской области, а в декабре был назначен заместителем наркома земледелия Туркестана. По работе он никогда не был непосредственно связан с таджиками, и нет никаких оснований полагать, что до назначения в территориальную комиссию в качестве таджикского делегата Ходжибаев идентифицировал себя как таджика[752]. Его траектория мало чем отличалась от траекторий многих других членов партии, считавших себя узбеками. Практически такой же была карьера Имамова, за исключением того, что он жил и работал по большей части в Самарканде. Саиджанов происходил из влиятельной бухарской семьи и был видным младобухарцем. Таджикскую подкомиссию составили назначенцы из узбекской делегации. Поэтому неудивительно, что первоначальное предложение о создании Таджикской автономной области было утверждено без изменений и возражений.
Это предложение отложилось в архивах в виде недатированного и неподписанного, но явно исходящего от узбекской стороны документа[753]. В нем отражены многие суждения, лежащие в основе вышеприведенного взгляда Вадуда Махмуда на таджиков. Документ начинается с утверждения, что точные статистические данные недоступны, однако в нем признается, что во всей Средней Азии проживает 1,24 млн таджиков. Единственной протяженной зоной преобладания таджиков являются Восточная Бухара и соседние с ней территории Самаркандской области, где и должна быть образована Таджикская автономная область. «Что касается остальных таджиков, то их пока нецелесообразно присоединять к Таджикской области». – утверждалось в документе, поскольку основная их масса проживает в городах Зеравшанской долины, где они даже преобладают, но, поскольку города эти являются центрами узбекских районов, тесно связанных с окружающим узбекским населением экономическими и торговыми интересами, а также условиями водообеспечения, «не представляется поэтому возможным выделять эти таджикские центры хотя бы в отдельные автономные округа или районы». Таким образом, основная часть таджикского населения не должна была войти в состав Таджикской АО, которую, в свою очередь, предполагалось сформировать из аграрных, самых экономически неразвитых и изолированных районов Туркестана и Бухары. Таджики Таджикистана оказались синонимом «горных таджиков», олицетворением отсталости и угнетения. В том же узбекском документе утверждалось:
Предоставление автономии этой области имеет особенно большое значение, так как ни один народ в мире не испытывал, пожалуй, такого продолжительного и тяжелого гнета, как горные таджики. Вытесненные победителями-тюрками в высокие горные ущелья, они вынуждены были нести там полуголодное существование, страдать от малоземелья и вечно бороться с суровой горной природой. Раздробленные на мелкие и изолированные группы, они постоянно подчинялись деспотической власти мелких ханов чуждого им происхождения. Принадлежа к одной из самых культурных народностей Азии, имеющей многовековую культуру и богатейшую литературу, они сами были исключительно невежественны. Грамотные мужчины среди них являются редкой и счастливой случайностью, а женщины почти все поголовно неграмотны[754].
Хотя документ признавал существование таджиков в городах Зеравшанской долины (то есть Самарканде и Бухаре), он также положил начало процессу их ассимиляции.
Эта первичная инициатива по созданию Таджикской АО практически не претерпела изменений на протяжении всего размежевания. Единственная поправка была внесена в самом конце центром: ВЦИК повысил статус Таджикистана до уровня автономной республики (АССР) и присоединил к нему в виде автономной области Памирский район. Таджикистан в версии 1924 года был маленьким, аграрным и безнадежно бедным. В нем не было никаких городов; столицей его стал небольшой кишлак, получивший свое название по еженедельному базару, проходившему там по понедельникам (тадж. Душанбе – «понедельник»). Провозглашение новой республики стало возможным, когда в Душанбе после путешествия, напоминавшего колониальную экспедицию, прибыло новое правительство. I Съезд Советов ТАССР состоялся лишь в декабре 1926 года, до этого Таджикистаном управлял назначенный революционный комитет с широкими полномочиями. Ссылки на исключительную культурную отсталость «таджиков» были обычным делом в периодике той поры. Одним движением политического гения таджики, общепризнанные наследники городской цивилизации Средней Азии, превратились в аграрную, обитающую в горах изолированную общину, заклейменную «культурной отсталостью».
Этот Таджикистан явился абсолютной реинкарнацией Восточной Бухары. Восточная Бухара была базой ультраконсервативных улемов, возглавлявших в эмирате оппозицию реформам, а также бастионом басмачества, которое боролось с младобухарцами и усилиями которого в 1924 году контроль центра над регионом по-прежнему оставался номинальным. Если фундаментом Узбекистана должна была стать Бухара, то Таджикистан задумывался как место, не нужное Узбекистану. Фактически, как мы вскоре увидим, Таджикистан превратился в отстойник для неудачников, проигравших политические баталии в Бухаре. Таким образом, создание Таджикистана стало оборотной стороной создания Узбекистана. Если Узбекистан был наследником тимуридской государственности в Средней Азии, то Таджикистан, по сути, олицетворял мангытский строй в самых отсталых его проявлениях. Образование Таджикистана являло собой акт отлучения, осуществленный узбекским руководством.
Численность коммунистов в новой республике была ничтожна, и подбор людей для управления ею оказался делом непростым. Первый Таджикский ревком возглавил уроженец Гарма Нусратулла Максум, один из немногих способных коммунистов на территории новой республики. Но даже он сформировался в Коканде, прежде чем вступил после революции в Бухарскую коммунистическую партию. В 1923 году Максум посетил Восточную Бухару в качестве заместителя председателя выездного суда, наделенный широкими полномочиями по установлению власти правительства БНСР[755]. В 1925 году он вернулся в регион для установления власти Таджикской АССР[756]. Органы управления новой республики были укомплектованы по большей части аутсайдерами, и лишь немногие из них ехали туда добровольно. В новых таджикских ведомствах было много европейцев, которые принимались за работу со всей ответственностью, но часто разочаровывались в том, что здесь находили [Kassymbekova 2011]. Политическое руководство также включало немало «таджиков» из Туркестана и Бухары. До 1924 года только некоторые из этих людей притязали на принадлежность к таджикам, и большинство из них оказались в Таджикистане потому, что потерпели поражение во фракционных схватках в Ташкенте и Бухаре [Fedtke 2007]. А. М. Мухиддинов, ставший после I Съезда Советов председателем Совнаркома Таджикистана, на протяжении всей своей карьеры младобухарца называл себя узбеком[757]. В 1924 году он в составе узбекской делегации участвовал в полемике о размежевании и ни разу не произнес ни слова (по крайней мере, зафиксированного стенографистами) о таджиках. Однако у него была давнишняя вражда с Ф. Г. Ходжаевым, и образование Таджикистана предоставило последнему возможность окончательно взять верх над противником. Ходжаев воспользовался своим членством в Оргбюро вновь созданной Коммунистической партии Узбекистана, чтобы назначить Мухиддинова в Таджикский ревком [Fedtke 2007: 33]. По бухарским представлениям, это была административная ссылка в Восточную Бухару. Политическое поражение окончательно превратило Мухиддинова в таджика.
В Таджикистан после проигранной политической борьбы в Ташкенте прибыли и многие другие. Первый таджикский нарком просвещения А. Алиев родился в Бухаре в семье иранского происхождения. Его отец был активным членом Иранской демократической партии. Сам Алиев до 1917 года учился в русской и иранской школах в Чарджуе и Ашхабаде, где, по-видимому, принадлежал к социалистическим организациям. В 1917 году его отец был убит, и после основания в 1918 году первой Бухарской коммунистической партии Алиев вступил в ее ряды. Как и многие члены БКП, Алиев в первые годы существования БНСР находился в оппозиции к младобухарцам. Его наказали и в 1922 году отправили в Москву на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока. Он вернулся в 1925 году, когда был назначен в Таджикский ревком