Толстощекий сидел один. Перед ним на столике стоял бокал с чем-то ярким. Я снял очки и спрятал их, пока подходил к столику. Затем произнес фальшивым фальцетом:
— Позвольте присоединиться, мистер Бейкер?
Он подскочил слегка, внутри собственной кожи, и слои жира немного заволновались на мгновение. Он сфотографировал меня своими глазами величиной с блюдце, и я знал, что машинка внутри его черепа уже набрала полные обороты, как дьявол на тренажере.
— Видимо, вы ошиблись… — начал он, улыбаясь, но затем нахмурился. — Нет, это я ошибся, — поправился он, — ведь прошло столько времени, Френк, мы оба изменились…
— … и надели походные сюртуки, — промолвил я нормальным голосом, садясь напротив него за столик.
Ему удалось поймать внимание официанта так легко, словно действовал арканом, и он спросил:
— Что будешь пить?
— Пиво. Любого сорта.
Официант принял заказ, кивнул и удалился.
— Ты поужинал?
— Нет, я сидел напротив и ждал места в ресторане, когда заметил тебя.
— А я уже поужинал, — сообщил он. — И не удовлетвори я желания заглянуть сюда на минутку, я бы мог тебя пропустить.
— Странно, — проронил я. — Грин Грин.
— Что?
— Вер вер. Грин Грин.
— Боюсь, что не понимаю тебя. Это что, какой-то код и я должен дать отзыв?
Я спокойно пожал плечами:
— Можешь считать это молитвой, проклятьем моих врагов. Что новенького?
— Ну, теперь, когда ты здесь, нужно с тобой поговорить, конечно. Можно, я к тебе присоединюсь?
— Само собой.
И когда объявили заказ Л. Коппера, мы перешли за столик в одной из бесчисленных комнат ресторана, занимавшего этот этаж Башни. Отсюда мы могли бы иметь прекрасный вид на залив, но небо затянуло тучами и над темными волнами океана лишь изредка посверкивали огни буев, и вспыхивал случайный режущий луч прожектора. Бейкер решил, что его аппетит еще не погиб окончательно, и заказал полный ужин. Он заглотнул целый холм спагетти в сопровождении кровавого вида колбасы; пока я лишь наполовину прикончил бифштекс, он тем временем перешел к десерту и кофе.
— Да, неплохо, — удовлетворенно откинулся он от стола и тут же воткнул зубочистку в верхнюю половину улыбки, каковую на его лице я видел впервые лет за сорок.
— Сигару? — предложил я.
— Не откажусь.
Зубочистка была извлечена, были зажжены сигары, нам принесли счет. Я всегда так делаю в многолюдных местах, если официанты не спешат со счетом. Закуриваю сигару, один клубок голубоватого дыма — и вот счет уже на столе.
— Плачу я, — объявил Бейкер, когда я принимал счет.
— Чепуха! Ты мой гость.
— Тогда… ладно.
В конце концов Билл Бейкер был сорок пятым богатым человеком в Галактике. Не каждый день выпадает возможность поужинать с удачливым человеком.
Когда мы вышли, он пробурчал:
— Я знаю тут одно местечко, мы можем там поговорить. Я буду вести машину.
И мы поместились в его машину, оставив на стоянке очередную ливрею с досадно нахмуренным лбом, и минут двадцать кружили по городу, освобождаясь от гипотетических «хвостов». В конце концов мы прибыли к многоквартирному дому в восьми кварталах от Башни Барта. Войдя в холл, Бейкер кивнул привратнику, тот кивнул в ответ.
— Завтра будет дождь, как вы считаете? — глубокомысленно заметил Бейкер.
— Будет, ясное дело, — не стал возражать привратник.
Потом мы поднялись лифтом на шестой этаж. Обшивка панелей в коридоре была украшена искусственными самоцветами, часть из них по совместительству работала объективами. Он постучал в одну самого обычного вида дверь: три торопливых стука, пауза, два стука, пауза, два стука. Завтра же сигнал будет другой — я-то знаю Бейкера. На стук дверь открыл молодой человек с суровым лицом и в темном костюме. Он удалился лишь после того, как Бейкер указал через плечо большим пальцем. Мы вошли, и он запер дверь, но я все-таки успел заметить, что между двумя фальшивыми деревянными листами заключена на манер бутерброда металлическая пластина. Еще пять или десять минут он проверял комнату поразительно разнообразным набором детекторов, отыскивая прослушивающие устройства, мне он дал знак хранить тишину, — потом в качестве дополнительной предосторожности включил пару помехосоздающих устройств, вздохнул, снял пиджак, повесил его на спинку стула, повернулся ко мне и сказал:
— Порядок, теперь можно поговорить. Выпить желаешь?
— Ты уверен, что это не опасно?
С минуту он размышлял и неуверенно кивнул:
— Да.
— Тогда налей мне коньяку с содовой, если она у тебя есть.
Он отправился в соседнюю комнату и вернулся через минуту с двумя бокалами. В одном, по-видимому, находился чай, если он собирался поговорить со мной о деле. А меня это мало волновало.
— Итак, в чем дело? — начал я разговор.
— Черт побери, все истории, которые о тебе ходят, оказываются правдой. Как ты узнал?
Я пожал плечами.
— Но на этот раз ты меня так не обставишь, как тогда, с горными разработками на Веге.
— Не понимаю, о чем ты говоришь? — удивился я.
— Шесть лет назад.
Я рассмеялся:
— Почти не помню. Послушай, я мало слежу за тем, что делают мои деньги, пока они там, где им положено быть. Я доверяю многочисленным служащим заботиться о них и распоряжаться ими вместо меня. Если я совершил выгодную сделку в системе Веги шесть лет назад, то это потому, что какой-то мой хороший служащий постарался на славу для своего хозяина. Я вовсе не возвышаюсь над своим состоянием, как бдительный пастух, в отличие от того, что делаешь ты. Я все передал в другие руки.
— Конечно, конечно, Френк! Я понимаю, ты на Дрисколле инкогнито, и ты ухитрился наскочить на меня в самый вечер перед сделкой. Скажи, кого из моих людей ты подкупил?
— Никого, честное слово.
Кажется, он обиделся.
— Я тебя заверяю, — пропыхтел он. — Я ничего ему не сделаю, просто переведу в другое место, где он мне больше не повредит.
— Но я сюда приехал совсем не по какому-то делу. И тебя я встретил совершенно случайно.
— Что бы ты там ни укрывал в тайне, но весь пирог на этот раз тебе не проглотить, — предупредил он меня.
— Я и не стремлюсь. Честно.
— Проклятье! — воскликнул он. — Все шло так гладко! — и его кулак хлопнул по ладони.
— Я даже не видел его, — проронил я.
Он поднялся, вышел из комнаты, вернулся и протянул мне трубку.
— Отличная трубка! — похвалил я.
— Пять тысяч, — сообщил он. — Дешево.
— Я трубками особенно не увлекаюсь.
— Больше чем на десять процентов в долю не возьму, — произнес он. — Я лично устраивал это дело и не желаю, чтобы ты мне подгадил.
И тогда я разозлился. Этот паразит, кроме еды, думал только о приумножении своего богатства. Автоматически он представлял, что я свое время провожу точно так же, потому что многие листья на Большом Дереве носили имя «Сандау».
— Я беру треть или действую сам, — пригрозил я.
— Треть?
Он вскочил — и началось. Хорошо, что комната была звуконепроницаемой и без «клопов». Многие выражения я слышал впервые за многие годы. Он побагровел и стал мерить комнату нервным шагом. Потом стал при ходьбе подскакивать. А жадное, загребущее «я» сидело за столом и спокойно размышляло на предмет курительных трубок, пока Бейкер старался убедить меня в чем-то.
Человек с моей памятью держит в голове много необычных фактов. В дни моей молодости, дома, на Земле, лучшие трубки делались из пенки или эрики, особого рода вереска. Глиняные трубки слишком нагреваются, а деревянные трескаются или быстро прогорают. В более поздний период XX, века благодаря отчетам хирургического общества о заболеваниях органов дыхания, курение трубок пережило нечто вроде возрождения. Если к началу следующего века мировые запасы были истощены, я имею в виду запасы пенки и эрики, то это благодаря хирургическому обществу. Пенка, или гидроксилат магния, скальная порода осадочного типа, встречающаяся в слоях отложившихся за тысячелетия морских раковин, будучи выработанной, исчезла совсем. Вересковые трубки изготовлялись из корня белого вереска, или по-латыни «Эрика Арбореа», который рос лишь в ограниченных районах вокруг Средиземного моря, и на достаточное созревание одного растения должно было уйти лет сто, иначе никакой трубки из его корня не получится. Белый вереск был подвергнут бурному сбору, а о сохранении ресурсов на будущее никто даже и не подумал. Вследствие чего курильщикам трубок приходится теперь удовлетворяться веществами вроде пиролитического углерода, а пенка и вереск остались лишь в воспоминаниях и в коллекциях. Небольшие запасы пенки иногда обнаруживались на других планетах, и владельцы этих месторождений мгновенно обогащались. Но Эрика Арбореа или подходящий заменитель был пока встречен лишь на Земле, и нигде больше. А в наши дни подавляющее большинство курило трубки. Я и Андре дю Буа являлись отщепенцами. Трубка, которую показал мне Бейкер, была сделана из отличного вереска. Следовательно…
— Черта с два! Этот вереск стоит с десять раз больше своего веса в платине!
— Ты разорвешь мое больное сердце, если потребуешь больше восемнадцати процентов.
— Тридцать.
— Френк, будь благоразумен.
— Мы разговариваем о деле или не о деле?
— Двадцать процентов — это все, что я могу себе позволить. И это обойдется тебе в пять миллионов.
Я захохотал ему в лицо.
Из чистого упрямства и хулиганства я торговался с ним еще целый час, отметая предложения Бейкера, и наконец настоял на своем. Мы сошлись на двадцати пяти с половиной процентах и четырех миллионах, и мне нужно было позвонить Доменику Малисти, чтобы перебросить финансы. Честное слово, мне было жаль его будить.
Вот таким образом я уладил дело с вересковым корнем. Смехотворно — это слово подходит больше, чем «странно», но ведь мы живем в тени Большого Дерева, верно?
Когда все было кончено, он похлопал меня по плечу, сказав, что я хладнокровный игрок и что лучше быть на одной стороне со мной, чем на противной, и вновь наполнил бокалы, намекнув при этом на желание перекупить у меня Мартина Бремена, потому что ему никак не удавалось завести повара-регилианца, и снова спросил, кто дал мне знать о деле с вереском.