кие ботинки, которые в эти дни носят название туристических, и заправил в них низ штанин. Справа на бедро я подвесил ремешок с ручным лазером, а по поясу за спиной прикрепил гирлянду маленьких гранат. На шее у меня покачивался медальон с бомбой внутри, а на правое запястье прицепил хронометр, имевший способность извергать парагаз, если потянуть за соответствующий штырек. В карманы были уложены носовой платок, расческа и остатки тысячелетней давности кроличьей лапки. Я был готов.
Но мне нужно было обождать. Я хотел совершить спуск ночью, черной пушинкой опуститься на континент Великолепия, в точке, удаленной не более трехсот и не менее ста миль от цели моего назначения. Я влез в лямки моего рюкзака, закурил и направился к отсеку дрифтера. Загерметизировав его изнутри, я занял место на борту аппарата. Надвинув полусферу, я закрепил соединения, чувствуя, как легкий ветерок шевелит волосы и под ногами прокатывается приятная волна тепла. Потом нажал кнопку, поднимавшую створку люка. Открылся выход, и я увидел под собой полумесяц планеты. «Модель-Т» должна была запустить дрифтер в соответствующий момент. В мою задачу входило управление скольжением дрифтера, как только он войдет в атмосферу. Сама машина вместе со мной будет весить всего несколько фунтов — благодаря антигравам, встроенным в корпус. У дрифтера имелись рули высоты, элероны, стабилизаторы, а также паруса и парашюты. Но он меньше похож на лайнер, чем можно подумать, услышав его описание. Скорее, это парусник для плавания в трехмерном воздушном океане. Я ждал, сидя внутри него, и смотрел вниз, где волна ночи смывала день с лица Иллирии. В поле зрения показался Мопсус, а Каттонталус, наоборот, исчез. У меня зачесалась правая лодыжка. Пока я ее чесал, над головой загорелся голубой сигнал. Едва я застегнул ремни, как этот сигнал сменился красным. Я расслабился, послышался звонок, красный цвет погас, и в спину меня лягнул мул, а вокруг уже были звезды, передо мной темнела Иллирия, и не было уже рамки из краев люка. Потом был дрейф — не вниз, а вперед. Не падение, а скольжение, и настолько незаметное, что я закрыл глаза. Планета стала входом в темную шахту, черным отверстием, которое медленно увеличивалось в размерах. Капсулу наполнило тепло, и я слышал лишь собственное дыхание, биение сердца и шуршание струи воздуха над головой.
Когда я обернулся, то уже не увидел «Модели-Т». Хорошо.
Я очень давно не пользовался дрифтером, кроме как для развлечения. И всякий раз, как и сейчас, в памяти моей возникало серое предрассветное небо, волны, запах пота и соли, и горький привкус драмамина в горле, и первые «Угх» артиллерийского огня, и наша десантная баржа, приближавшаяся к берегу. И как сейчас, я вытер тогда ладони о колени и потрогал старую кроличью лапку в левом боковом кармане. Смешно. У брата тоже была такая же лапка. Ему наверняка понравились бы дрифтеры. Он любил самолеты, планеры, парусники. Он любил кататься на водных лыжах и нырять с аквалангом, и еще любил акробатику и аэробатику — поэтому, видимо, и пошел в авиацию. Поэтому, видимо, и повстречался со старухой. Много ли можно ожидать от одной-единственной паршивой лапки!
Звезды сияли как слава Божия, холодные и далекие, потому что я надвинул на купол фильтр и отгородился от солнечного света. Мопсус же продолжал отражать лучи и отбрасывать их вниз, в яму. Эта луна была средней. Флопсус располагался на более низкой орбите, но сейчас находился по другую сторону планеты. Благодаря тройке лун на Иллирии моря были относительно безмятежными, и лишь раз в несколько лет они сообща поднимали впечатляющую приливную волну. Отхлынувшие воды явят вдруг острова кораллов посреди неожиданно возникших оранжевых и пурпурных пустынь. Воды, взгорбленные в зеленую гору, прокатятся вокруг планеты, и камни, кости, рыбы и всякое плавучее дерево будут лежать на дне, подобно следам ноги Протея. За водами последуют ветры и колебания температуры, инверсия, скопления туч, вздыбление облаков. В небе соберутся облачные соборы, и придут дожди, и водяные горы разобьются о берега, рухнут сказочные города и волшебные острова вернутся на морское дно, и Протей, спрятавшись бог знает где, станет смеяться, как гром при виде добела раскаленного трезубца Нептуна, что станет вонзаться в волны, а они будут отвечать шипением. Удар — шипение, удар — шипение. Потом вам придется тереть глаза.
Сейчас Иллирия казалась уже тонкой кисеей, на которую падают таинственные лунные лучи. Где-то там, внизу, скоро пробудится ото сна похожее на кошку существо. Оно проснется, потянется, поднимется и примется крадучись обходить окрестности. Немного погодя оно на миг взглянет на небо, на луну, куда-то дальше луны. Затем по долине разнесется бормотание, и на деревьях забеспокоятся листья. Они почувствуют. Они, рожденные от моих нервов, выделенные из моей собственной ДНК, получившие лик в первичной клетке благодаря лишь Силе моего мозга, они почувствуют, все до одного. Предощущение… Да, дети мои, я иду к вам. Ибо Белион осмелился появиться среди вас…
Если там, внизу, меня ждал обыкновенный человек, все было бы просто. Все мое оружие — это просто бутафория. И я понимал это. И если бы там был просто человек, то я даже не стал бы с ним возиться. Но Грин Грин не был человеком. Он даже не был пейанцем, что уже довольно страшно. Собственно, он был чем-то большим, чем первое и второе.
Он носил Имя, а Имя-носящий может странным образом воздействовать на вещи и их элементы, когда они каким-то образом взаимодействуют с тенью, лежащей за Именем. Я вовсе не впадаю в теологию. Мне приходилось слышать вполне наукообразное объяснение всего, что касается феномена Имени, если только вас устроит такой диагноз, как самовызванная шизофрения с комплексом божественного величия и экстрасенсорными способностями. Выбирайте, что понравится, но не забывайте о времени, которое уходит на обучение мироформиста, и количество успешно закончивших обучение.
Я чувствовал, что у меня есть преимущество перед Грин Грином, потому что для встречи он избрал мой собственный мир. Конечно, я не знал, как долго он возился с ним и насколько успел его испортить, и это меня беспокоило. Что удалось ему изменить? Он избрал наилучшую приманку. Но насколько хорошо подстроена его ловушка? Какое, по его мнению, преимущество имеет он надо мной? В любом случае в противоборстве с другим Имя-носящим он не мог полностью быть уверенным во всем. Так же, как и я.
Вам приходилось когда-нибудь наблюдать, как дерутся «бетта сплендес», сиамские боевые рыбки? Это ни на что более не похоже: ни на бой петухов, ни на схватку собак, ни на встречу кобры и мангусты. Это уникальное зрелище. Вы подсаживаете двух самцов в аквариум. Они начинают быстро двигаться, расправив плавники, яркие, как алые, голубые, зеленые лепестки, и раздувая свои жаберные мембраны. От этого возникает иллюзия, будто обе рыбы вдруг распустились, наподобие цветка, и заметно увеличились в размерах. Они медленно приближаются друг к другу, бок о бок. Потом быстрое движение, такое быстрое, что глаз не успевает следить за ним. Потом снова медленно и мирно они плывут рядом. Внезапно рыбы сплетаются в разноцветный вихрь. Опять замирают. И так далее, подобным образом. Мелькание ярких плавников. Немного спустя их уже окутывает красноватый туман. Новая схватка. Оба замирают. Они сцепились ртами. Проходит минута, может две. Один из самцов открывает рот и отплывает в сторону. Второй остается недвижим.
Вот так мне представлялось то, что мне вскоре предстояло.
Я миновал луну. Впереди, затемняя звезды, рос темный диск планеты. Когда дрифтер приблизился к планете, его спуск замедлился. Пришли в действие спрятанные под кабиной устройства, и в тот момент, когда я наконец вошел в верхние слои атмосферы, я заскользил вниз очень медленно. Вокруг сияли под луной сотни озер, будто монеты на дне темного пруда.
Я включил монитор, проверил, нет ли внизу искусственных огней. Ничего не обнаружил. Еще одна луна, Флопсус, показалась над горизонтом, помогая своим сестрам. Примерно полчаса спустя я уже мог различить наиболее выдающиеся черты континента подо мной. Я сверился с изображением в моей памяти и начал манипулировать рулями дрифтера.
Словно лист с дерева в безветренный день, я приближался к поверхности планеты. Озеро под названием Ахерон с Островом Мертвых посреди него находилось, как я вычислил, в шести сотнях миль к северо-западу.
Далеко внизу показались облака. Я продолжал скольжение, и они вскоре исчезли. Потеряв совсем немного в высоте, я продвинулся на сорок миль к своей цели. Следят ли за мной снизу какие-нибудь точные приборы, думал я.
Дрифтер попал в полосу высотных ветров. Некоторое время я сражался с ними, но потом пришлось спуститься на несколько тысяч футов, чтобы убежать от самых неприятных из них.
В течение нескольких последующих часов я упорно продвигался на север и запад. На высоте в пятьдесят тысяч футов мне по-прежнему оставалось до цели еще четыреста миль. Следят ли за мной снизу какие-нибудь точные приборы, подумал я.
За следующий час я спустился на двадцать тысяч футов и выиграл еще семьдесят миль. Все шло прекрасно.
Наконец на востоке загорелась высотная заря, и я сбросил милю, чтобы пройти под ней. Скорость увеличилась. Я будто спускался в океан, из освещенной воды в темную.
Но свет преследовал меня. Через некоторое время я снова предпринял побег от зари, пробился сквозь облачный слой, определил свое положение, продолжая спуск. Сколько миль до Ахерона?
Двести, наверное.
Свет настиг меня.
Я опустился до пятнадцати тысяч футов, выиграл еще сорок миль. Я деактивировал еще несколько пластин-антигравов.
Когда я шел на высоте трех тысяч, началась настоящая заря.
Я падал еще несколько минут, подыскал подходящее место и опустился на землю.
В щели расколовшегося горизонта на востоке показалось солнце. Я находился в сотне миль от Ахерона, плюс-минус десять. Я поднял купол кабины, потянул за шнур деструктора, спрыгнул на землю и отбежал подальше.