— Двинули, — буркнул я, поднимаясь и бросая сигарету в мой бывший Ахерон, ныне сточную канаву. — Покажи, где ты оставил лодку.
Мы двинулись по берегу влево, к тому месту, где, как он помнил, была им вытащена на берег лодка. Только на месте ее не оказалось.
— Ты уверен, что это то самое место?
— Конечно.
— А где же лодка?
— Очевидно, один из толчков сбросил ее обратно в озеро и она уплыла.
— Ты смог бы доплыть до острова с раненым плечом?
— Я пейанец, — ответил он с таким видом, словно спокойно мог бы переплыть Ла-Манш с обеими ранеными плечами, а потом развернуться и переплыть его в обратную сторону без отдыха. Я его специально спрашивал, чтобы поддеть.
— … но плыть до острова нельзя, — добавил он.
— Почему?
— Там горячие потоки от вулкана. И чем ближе к острову, тем горячее.
— Тогда будем строить плот. Я буду срезать пистолетом деревья, а ты пока найдешь что-нибудь подходящее, чтобы связывать бревна.
— Например? — поинтересовался он.
— Ты лично довел местные леса до такого безобразия, так что тебе лучше знать. Я заметил по пути еще крепкие лианы.
— Они несколько шероховатые. Мне понадобится нож.
Я на секунду заколебался.
— Ладно. Держи!
— Вода может покрыть плот. Будет горячо.
— Тогда воду придется охладить.
— Как?
— Скоро пойдет дождь.
— Но вулканы…
— Дождь будет не такой сильный.
Он пожал плечами, кивнул и направился резать лианы. Я начал валить и обдирать деревья, выбирая одинаковые, дюймов шести в диаметре, не меньше. При этом я не забывал, насколько возможно, следить за происходящим у меня за спиной.
Скоро начался дождь.
В течение последующих нескольких часов с небес непрерывно падал мелкий холодный дождик, промочив нас до костей. Дождь усыпал оспинами поверхность Ахерона, смыл частично пыль и пепел с прибрежной растительности. Я выстругал два широких весла и срезал пару длинных шестов, пока поджидал Грин Грина, набиравшего достаточный запас связочного материала, чтобы скрепить плот. Пока я его ждал, земля вдруг страшно дернулась и жуткого вида расселина появилась в конусе вулкана, рассекая его до половины. Река лавы цвета неба на закате стала изливаться из прорехи. В моих ушах еще несколько минут звучало эхо взрыва. Затем поверхность озера вздыбилась и в виде небольшой приливной волны, миниатюрного цунами, стремительно понеслась с мою сторону. Я бросился бежать изо всех сил и успел взобраться на самое высокое дерево, растущее вблизи.
Вода добралась до подножия дерева, но выше чем на фут не поднялась. За двадцать минут прошло три таких волны. Потом вода начала отступать, оставив мне вдоволь ила взамен бревен и уже вырезанных весел.
Я разозлился. Я знал, что дождь не загасит вулкана, и может даже подстегнуть его деятельность, и все же…
Я был зол, как черт. Смыло всю мою работу.
Я прильнул к земле и в нескольких сотнях ярдов слева почувствовал ощутимое притяжение энерговвода. Откуда-то издалека донесся крик пейанца, но я не стал обращать на него внимания. В общем, в этот момент я уже был не совсем Фрэнсис Сандау.
Я двинулся в сторону энерговвода, взобрался на небольшой холмик, чтобы достигнуть самого узла. С этой точки у меня был отличный вид на все озеро и на сам остров за гранью встревоженных вод. Видимо, моя зрительная чувствительность возросла. Я вполне ясно видел это шале. Мне представилось, что я даже заметил какое-то движение в том месте, где поручень огораживал конец двора, выходившего на обрыв над водой. Глаза землян уступают по остроте зрения пейанцам. Ведь Грин Грин сказал, что ясно различал Шендона после того, как переплыл на берег с острова.
Я стоял над одной из крупных вен Иллирии, или небольшой артерией, и чувствовал ее пульс, и в меня вошла Сила, и я послал ее вперед.
Довольно скоро моросивший дождик перешел в мощный ливень, и когда я опустил поднятую ладонь, сверкнула молния и прокатился гром, словно кто-то бил в жестяной барабан. Ветер, внезапный, как прыгнувший кот, и холодный, как арктический ореол вокруг солнца, ударил мне в спину и, проносясь мимо, погладил щеку.
Грин Грин вновь что-то закричал. Кажется, он находился где-то справа от меня.
Затем небеса принялись с шипением слать вниз тяжкие дождевые потоки, шале совсем исчезло из виду, и сам остров превратился в серый призрак. Пламя вулканов виднелось слабой искрой над водами острова. Вскоре ветер понесся вперед, как грузовой поезд, и его завывания слились с раскатами грома в непрерывный жуткий грохот. Воды Ахерона собрались в волны вроде тех, что получили мы, и двинулись в противоположном направлении — туда, откуда пришли раньше. Если Грин Грин что-то и кричал мне, то я уже не мог его слышать.
Вода струями бежала у меня по волосам, стекала по лицу и шее. Я ничего не видел, но мне и не нужны были глаза. Меня окутывала энергия. Температура упала, дождь хлестал почти целыми полотнищами, которые с текучим треском разрывались, и звук напоминал удар кнута. День стал темен, как ночь. Я захохотал — и воды поднялись столбами, закачались, как великаны-джинны, и молнии снова швыряли ослепительную перчатку, и вся моя машина еще ни разу не сказала мне: «Предел — полный ход!»
«Френк, остановись, он узнает, что ты здесь!» — пришла мысль, адресованная той части меня, к которой и хотел направить ее Грин Грин.
«Но он и так уже знает, что я тут, разве не так? — примерно так ответил я. — Спрячься, пока это не кончится! Жди!»
И вместе с низринувшимся дождем и поднявшимся ураганом грунт подо мной снова стал вздрагивать. Искра вулкана, плававшая в сумерках передо мной, разгорелась и засияла, как погребенное в море солнце. Затем вокруг него заплясали молнии, клюя макушку острова, покрывая его разными именами, и одно из них было моим.
Следующий толчок бросил меня на колени, но я снова встал и поднял обе руки.
…И теперь я стоял в каком-то месте, состоявшем не из твердого вещества, не из воды и не из газа. Здесь не было света, но не было и тьмы. Было не холодно и не жарко. Быть может, оно находилось внутри моего сознания, а может, и нет.
Мы смотрели друг на друга, и в своих бледно-зеленых руках я сжимал громомолнию, держа ее как винтовку перед грудью наискосок.
Он своим видом напоминал широкую серую колонну, и был покрыт чешуей. У него была морда крокодила и огненные глаза. Когда он говорил, три пары его рук постоянно меняли положение. Но в целом он также не двигался с места.
«Старый враг, старый товарищ», — обратился он ко мне.
«Да, Б е л и о н, я здесь».
«Твой цикл завершен. Избавь себя от унижения пасть от моей руки. Уступи, Шимбо, и сохрани мир, тобой созданный».
«Едва ли этот мир должен погибнуть, Б е л и о н».
Молчание.
И немного спустя:
«Тогда будет противоборство».
«…Если ты не отступишь».
«Я не отступлю».
«Да будет так».
И он исчез.
… И я снова находился на маленьком холме, медленно опуская руки, потому что сила покинула меня.
Это была странная метаморфоза, ничего подобного со мной никогда не случалось. Сон наяву, если хотите. Фантазия, рожденная напряжением и гневом.
Дождь продолжал идти, но уже не с такой силой, как раньше. Ветер потерял долю свирепости. Молнии больше не сверкали, и гром тоже утих. Земля больше не вздрагивала. Огневая активность вулкана прекратилась, оранжевое свечение на макушке уменьшилось, и трещина в склоне уже не кровоточила лавой.
Глядя на все это, я вновь почувствовал холод, и то, что я промок, и что земля под ногами твердая. Наша бесконечная битва была прервана в самом начале. Лично я был этим сейчас доволен: вода в озере стала на вид прохладнее, и серый остров казался на таким уж и недоступным.
Пока я смотрел, сквозь прореху в тучах пробилось солнце и на сверкающих каплях воздушной влаги развернулась радуга. Она изогнулась сквозь промытый воздух, окантовав аркой Ахерон, остров, дымящийся конус, словно картинку внутри блестящего пресс-папье, отчего все стало похоже на нереальную миниатюру.
Я покинул свой холмик и возвратился на место, где находился до этого. Нам еще нужно было построить плот.
Глава 7
Оплакивая с горя отсутствие у себя трусости, я вдруг обнаружил, что последняя прореагировала тем, что навалилась на меня, отчего я опять был напуган чуть ли не до смерти.
Я прожил уже слишком долго, и с каждым новым днем шансы моей гибели все больше увеличивались. Хотя факт этот формулируется иными словами, но отношением к нему моего страхового агентства может служить размер страховой премии. Их компьютер классифицировал меня в один разряд со случаями неизлечимой ксенопатии — в соответствии с их критериями и показаниями моих шпионов. Это придает уверенности, возможно, они правы. Впервые за очень долгий срок я предпринял новое опасное предприятие. И я чувствовал, что немного вышел из формы. Если Грин Грин и заметил, что мои руки дрожат, то никаких замечаний он не сделал. В этих руках заключалась его жизнь, и у него и без того на этот счет мысли имели мрачную окраску. Сейчас он мог убить меня в любое время — если вы подумаете как следует, то согласитесь. Он это знал. И я знал. И он знал, что я знаю. И…
Сдерживал его единственный факт, что он не мог выбраться с Иллирии без меня. Рассуждая логически, это означало, что его корабль остался на острове. Из чего следовало, что, если в распоряжении Шендона имеется корабль, он может отправиться на наши поиски с воздуха, что бы ни имели в виду наши иллюзорные покровители под перспективой противоборства. Что означало, что мы поступим разумно, укрывшись под кронами деревьев на берегу, и что в путешествие следует отправиться под покровом ночи. Соответственно, я перенес наши строительные работы в глубь леса. Грин Грин нашел эту идею великолепной.
В облачном одеяле в тот день появилась проплешина, но полностью небо не очистилось. По-прежнему шел дождь. Стало немного светлее, и над нами проплыли две белые луны, Каттонталус и Флопсус, нельзя было т