— Прелестный белый цветок. Вот почему я его выбрала и приколола к своим волосам…
— Но это вовсе не так. Это не цветок. Во всяком случае для меня. Ваши глаза восприимчивы к свету с длиной волны от четырех тысяч до семи тысяч двухсот ангстрем. Глаза же веганцев восприимчивы к ультрафиолетовым лучам почти до трех тысяч ангстрем — с одной стороны. С другой стороны, мы не различаем цвет, который вы называете «красный», а в этом «белом» цветке я различаю два цвета, которых нет в вашем диапазоне зрения. Мое тело покрыто узором, который вы не видите, но он очень похож на узор на коже других представителей моей семьи, и поэтому другой веганец, знакомый с родом Штиго, при первой же нашей встрече может назвать мою фамилию и местность, откуда я родом. Некоторые наши картинки вам, землянам, кажутся кричащими или даже одноцветными, обычно синими, так как земной глаз не различает тех оттенков, которые различаем мы. Почти вся наша музыка покажется вам заполненной довольно длительными промежутками тишины. На самом же деле эти пробелы заполнены мелодиями, не различимыми вашими ушами. Эти места, заполненные замедленными движениями, очень приятны для уха. У нас чистые города, логически распланированные. Они улавливают дневной свет и долго удерживают его ночью. Все это очень много значит для нас, но я не знаю, как все это описать… человеку.
— Однако люди… я имею в виду людей Земли, живущих на ваших планетах…
— Но на самом деле они не видят их. Они не слышат или не чувствуют так же, как мы! Существует пропасть, которую мы можем оценить и понять, но которую не можем переступить. Вот почему я не в состоянии рассказать вам, каков на самом деле Таллер. Для вас это совершенно другой мир, чем для меня.
— И все же мне хотелось бы увидеть его. Очень сильно. Я думаю, что мне даже понравилось бы там жить.
— Я не уверен в этом. В том, что вы были бы там счастливы.
— Но почему?
— Потому, что эмигранты на Веге есть эмигрант!)! не с Веги. Вы здесь не являетесь представителем низшей касты или расы. Я знаю, что вы не пользуетесь этим термином, но именно он наиболее подходящий. Персонал вашего Управления и его семьи являются наивысшей кастой на этой планете. Затем идут состоятельные люди, не входящие в штат Управления, затем те, кто работает на этих состоятельных людей. Еще ниже те, кто зарабатывают себе на жизнь, обрабатывая землю. Затем, у самого подножия пирамиды, те неудачники, которые обитают в старых местах. Здесь, на этой планете, вы на вершине пирамиды. На Таллере же вы будете на самом дне общества.
— Почему же?
— Да потому, что вы цветок видите именно белым…
И он вернул ей цветок.
Наступило долгое молчание, прерываемое шелестом прохладного ветерка.
— И все-таки я счастлива, что вы сюда прилетели, — сказала она.
— Да, здесь очень интересно.
— Рада, что вам здесь нравится.
— Человек, которого зовут Конрад, на самом деле был вашим любовником?
Я был совершенно ошарашен таким неожиданным вопросом.
— Я не понимаю, почему, — сказал он, и мне стало не по себе, будто я попал в положение человека, подглядывающего физическую близость мужчины и женщины (или еще хуже — наблюдая за тем, кто подглядывал).
— И почему же?
— Потому что вы стремитесь к необычному, полному сил, экзотическому. Потому что вы никогда не испытаете счастья где бы то ни было. Просто вы такая, какая есть.
— Неправда… А может быть, так оно и есть. Да, однажды он сказал мне нечто подобное.
В этот момент даже мне было очень жаль ее. Затем, не сознавая того, поскольку я хоть как-то хотел утешить ее, я протянул руку и взял ее руку в свою. Только рука эта была рукой Миштиго, а он вовсе не думал действовать так. А я заставил его!
Неожиданно мне стало страшно. Хотя скорее это чувство возникло у него, и я почувствовал это. Я ощутил, что в его мозгу все поплыло, как после мертвецкой пьянки, как только он почувствовал чье-то присутствие в своем разуме.
Я быстро отпрянул назад и снова оказался спиной к скале, но только после того, как она уронила цветок и я услышал, как она прошептала:
— Держите меня…
«Ох уж эта чертова псевдотелепатия! Это исполнение желаний! — подумал я. — Когда-нибудь я перестану верить в то, что это свойство мне присуще…»
И тем не менее я все-таки на самом деле видел два цвета на том цветке… цвета, для которых у меня не было слов.
Я пробрался назад в лагерь. Пройдя через него, я двинулся дальше. Добрался до противоположного конца нашего незримого, но охраняемого периметра, сел на землю и закурил.
Ночь была прохладной и черной.
После того, как я выкурил две сигареты, я услышал позади себя голоса, но не обернулся.
— В огромном здании, Здании Огня, в тот далекий день, когда все дни и годы получат свой номер, о, пусть тогда мое имя будет возвращено мне, — произнес голос.
— Очень для вас неплохо, — сказал я. — Цитата вполне подходящая. Только вы зря здесь цитируете «Книгу мертвых».
— Почему зря? Я намерен опоздать на эту церемонию. Да и что толку в имени.
— Ну, это зависит от того…
— Предположим, оно… «Карагиозис».
— Извольте сесть так, чтобы я мог вас видеть. Я не люблю, когда кто-нибудь стоит у меня за спиной.
— Хорошо. Ну так как?
— Что «как»?
— Как вы относитесь к имени «Карагиозис»?
— Почему оно должно меня волновать?
— Потому, что оно кое-что значит для вас. По крайней мере, некогда значило.
— Карагиозис был одним из персонажей греческого театра теней, нечто вроде Петрушки средневекового театра Европы. Он был неряхой и шутом.
— Он был греком и очень умным поэтом.
— Ха! Он наполовину был трусом, слюнтяем и вообще каким-то скользким типом.
— Но также наполовину героем. Коварным. В чем-то необузданным. С чувством юмора. Он сорвал с места пирамиду. И кроме того, когда ему хотелось быть сильным, он был сильным!
— И где же он теперь?
— Мне самому хотелось бы это знать. Но почему же об этом вы спрашиваете у меня?
— Потому что этим именем вас называл Хасан в тот вечер, когда вы боролись с роботом.
— О… понимаю… Что ж, это было просто к месту сказано. Это просто синоним дурачка. Кличка, что ли. Подобно тому, что я называю вас «Красный». Вот теперь я думаю о том, как вы выглядите в глазах Миштиго? Веганец ведь не видит цвета ваших волос. Вам это известно?
— Мне безразлично, каким я представляюсь веганцу. Меня больше занимает то, как выглядите вы. Я понимаю, что у Миштиго заведено на вас весьма пухлое досье. Он как-то говорил, что думает, что вы живете уже несколько столетий.
— Преувеличение. Без всяких сомнений, преувеличение. Но, похоже, вам многое известно. А у Миштиго есть на вас досье?
— Да, но пока не такое пухлое.
— Кажется, вы ненавидите Миштиго больше, чем кого-либо. Это правда?
— Да.
— Почему?
— Он с Веги.
— Ну так что же?
— Я ненавижу веганцев, вот и все.
— Нет. Здесь что-то еще.
— Правда. Вы очень сильны, вы знаете это?
— Знаю.
— Фактически вы самый сильный из людей, которых я когда-либо видела. Сильный в таком мире, чтобы сломать шею крысс-пауку, а затем, свалившись в залив, доплыть до берега и спокойно после этого позавтракать.
— Вы взяли очень странный пример.
— Разве?
— Почему вы выбрали именно это?
— Я хочу знать! Мне нужно знать…
— Простите!
— Извинениями вы не отделаетесь. Поговорим еще.
— Я сказал все, что хотел сказать.
— Нет. Нам нужен Карагиозис.
— Кому это нам?
— Рэдполу… не…
— И все-таки, почему?
— Хасан стар, как само время. Карагиозис еще старше. Хасан был с ним знаком, помните и вы его. И он окликнул вас этим именем. Значит, вы и есть? Вы — убийца, мститель, защитник Земли, вы нам сейчас крайне нужны. Очень нужны! Армагеддон уже грянул, но не с громом и молнией, а с чековой книжкой. Веганцы должны погибнуть, другой альтернативы нет. Помоги нам!
— Что вы хотите от меня?
— Пусть Хасан его уничтожит.
— Нет!
— Почему? Кто он вам?
— Никто. Мне он очень не нравится, поверь. Но кто он для вас? — недоуменно спросил я.
— Наш разрушитель.
— Тогда скажите, почему и как, и тогда, возможно, я дам вам ответ получше.
— Я не могу.
— Но почему?
— Потому, что не знаю.
— Тогда пожелаю вам спокойной ночи. И это все.
— Подождите! Я действительно не знаю. Это мнение пришло с Таллера через тамошнего связного Рэдпола. Приказ — он должен умереть! Его книга вовсе не книга. Да и личность — это не личность, а много… Я не знаю, что означают эти слова, но наша агентура никогда прежде не ошибалась. Вы были когда-то на Таллере, на Бакабе и на других планетах — вы ведь Карагиозис. Вы знаете, что наши агенты никогда не лгут. Если вы Карагиозис, то сами знаете, почему так. Ведь вы сами устанавливали эту шпионскую сеть. Теперь вы слышите их слова, но уже не обращаете на них внимания. Я говорю вам, что они сказали: он должен умереть. Он представляет собой сосредоточение всего того, с чем мы боремся. Они говорят, что он инспектирует то, что не должно подлежать инспекции. Вы знаете их систему. Деньги против Земли. Еще большее усиление эксплуатации со стороны веганцев. Что-либо более определенное нашим агентам выяснить не удалось.
— Мне очень жаль, но я связан обещанием оберегать его. Изложите мне более веские причины, и я, может быть, дам вам другой ответ. Кстати, почему Хасан пытался убить меня?
— Ему было приказано только остановить вас. Лишить вас возможности помешать нам уничтожить этого веганца.
— Ну, разве так… но все равно. Идите своим путем, и я вас позабуду.
— Нет! Вы должны нам помочь! Что для Карагиозиса жизнь одного веганца?
— Я не допущу его гибели без определенной на то причины. А пока вы мне так ничего и не сказали.
— Но я больше ничего не знаю.
— Тогда спокойной ночи.
— Нет! У вас два профиля. Справа — вы полубог, слева — вы демон. Один из них должен помочь мне. И мне все равно, кто из них.