Если уж завел разговор, нужно рассказывать обо всем: хорошем, плохом, неприглядном.
– Целых два года окружающие не осмеливались произносить в моем присутствии твое имя. – Нервно постукиваю руками по столу, из глаз катятся слезы. – При одной мысли о тебе грудь пронзало неимоверной болью, так, что становилось тяжело дышать. Потом я познакомился с Дженнифер, милой девушкой. Мои чувства к ней с трудом сошли бы за любовь. Они казались ничтожными по сравнению с тем, что я чувствовал к тебе. Однако я понимал: то, что было у нас с тобой, больше никогда не повторится, и решил довольствоваться тем, что есть. – Я грустно улыбаюсь. – И не важно, что мое сердце не билось быстрее, когда она произносила мое имя, и порой мы не виделись по несколько недель. По сути, нас ничего не связывало, однако я убеждал себя, что все нормально, поскольку в глубине души знал: ты единственная пробудила во мне чувства, но тебя я потерял. – Утираю набегающие слезы, стук сердца эхом отдается в ушах. – Однажды отец рассказал мне о том, как понял, что моя мама для него – та самая. Он нервничал, если ее не было рядом, но стоило ей войти в комнату, сразу успокаивался, а любое ее прикосновение дарило радость. Я точно знаю, что он чувствовал, поскольку испытал все это с тобой. С Дженнифер было иначе, наверное, потому, что в жизни бывает лишь одна настоящая любовь, и для меня это ты.
Сидя рядом с Харлоу, глядя на нее, разговаривая с ней, я окончательно сознаю, что другой такой для меня никогда не будет. Она создана именно для меня, и нам всегда было предназначено быть вместе.
– Трэвис. – Харлоу уже не сдерживает слезы. – Все это… слишком.
Покачав головой, отодвигаю стул и поднимаюсь на ноги. Подхожу к Харлоу и, развернув ее вместе со стулом лицом к себе, опускаюсь перед ней на корточки. Она склоняет голову, пряча от меня заплаканное лицо, и смахивает с глаз слезы.
– Харлоу. – Приподнимаю ее подбородок, заставляя на меня посмотреть, и подушечкой пальца стираю слезинку, катящуюся по ее щеке. – Наша встреча много значит. Вновь тебя увидев, я… – замолкаю, когда к горлу подступает ком, – понял, что для меня не существует женщин, кроме тебя.
– Трэвис… – У нее дрожит нижняя губа.
– На этот раз я тебя не отпущу. – Притягиваю ее к себе и целую в губы, ощущая соленый вкус ее слез.
Она касается ладонью моего лица.
– Я уже не знаю, что правильно, – признается Харлоу, глядя мне в глаза и поглаживая большим пальцем отросшую щетину. – Ты причинил мне неимоверную боль. – Осознание этого меня убивает, но чтобы вести разговоры о будущем, сперва нужно разобраться с прошлым. – Принял решение, изменившее наши жизни, даже не посоветовавшись со мной. И я не представляю, как быть дальше.
– Ты права, не найдется слов, чтобы исправить мой поступок. Простые извинения ничего не решат. – Подавшись вперед, трусь носом о ее нос. – Но я изо всех сил попытаюсь…
Харлоу наклоняется и целует меня в губы, прерывая мою речь. Скользит языком мне в рот. Боже, эта женщина в самом деле создана для меня! Склонив голову набок, углубляю поцелуй. Харлоу разводит ноги в стороны, и я устраиваюсь между ними. Она сдвигается к спинке стула, и когда я, обняв ее за талию, встаю, обхватывает ногами мои бедра. Я направляюсь к дому. Оторвавшись от моих губ, Харлоу кладет голову мне на плечо и утыкается лицом в шею.
– Я люблю тебя, – признаюсь, входя внутрь.
– Туда. – Она указывает в сторону коридора, ведущего к спальне.
Войдя внутрь, сажусь на скамью в изножье кровати. Постель уже разобрана.
– Поцелуй меня, – просит Харлоу, оторвавшись от моего плеча.
Застонав, поглаживаю ее затылок, потом запускаю руки в ее волосы. Харлоу запрокидывает голову. Подавшись вперед, целую ее в шею.
– Никаких засосов, – предупреждает она. – Мне всю неделю пришлось носить водолазку.
– Но твоя кожа… – я прикусываю ее, – такая свежая.
– На улице май. – Она приподнимает плечо, чтобы я не оставил очередной отметины. – Можешь ставить их где угодно, только не на шее.
– Где угодно? – уточняю я, размышляя о том, какие места пометить.
Харлоу стягивает через голову футболку и отбрасывает в сторону.
– Ага.
Она выпрямляется, демонстрируя мне грудь. Не сдержав стон, обхватываю полушария ладонями.
– А поточнее? – Подаюсь вперед и беру в рот сосок, прикусываю, затем посасываю рядом с ним кожу, которая тут же краснеет. – Здесь годится? – Перехожу к другому соску и повторяю то же самое.
– Пойдет, – бормочет Харлоу, откинув голову назад и предоставляя мне полный доступ. – Да, вот так.
Оставив на ней еще одну метку, поднимаюсь на ноги, разворачиваюсь и усаживаю Харлоу на скамью, на которой только что сидел, а сам опускаюсь на колени между ее ног.
– Командуй. – Она кладет руки себе на бедра. Я накрываю ее ладони своими.
– Привстань.
Харлоу подчиняется. Стягиваю с нее штаны и трусики и бросаю поверх футболки. Оставшись обнаженной, она вновь опускается на скамью, откидывается на кровать и раздвигает ноги. Узкая полоска волос на лобке притягивает меня, как магнит. Наклоняюсь и целую внутреннюю поверхность ее бедра.
– А это местечко подойдет? – Прикусываю кожу, затем втягиваю ее в себя. Харлоу лишь молча наблюдает. Перехожу к другому бедру и оставляю еще одну отметину. – А здесь можно? – Подавшись вперед, облизываю ее складочки, потом касаюсь языком клитора и беру его в рот.
– Почему это так? – выдыхает она, пока я закидываю ее ноги себе на плечи и продолжаю лизать киску.
– О чем ты?
Чуть подвинувшись, Харлоу опирается локтями на кровать.
– Почему мне с тобой так хорошо?
– Ты создана для меня, – отвечаю я, лизнув ее еще раз.
Тридцать одинХарлоу
Ощутив запах кофе, открываю глаза. В комнату проникают лучи солнца. Вытягиваю руки над головой и не могу сдержать стон: после ночных и утренних кувырканий в постели ноют все мышцы. Мы с Трэвисом вновь и вновь занимались сексом, и как бы я ни пыталась это отрицать, с ним физическая близость приобретает новый смысл. Да и все остальное тоже.
Бросаю взгляд на часы. Чуть больше десяти утра. Переворачиваюсь на бок. Место в кровати рядом со мной пустует, хотя простыни еще хранят тепло его тела.
– Трэвис? – зову я, приподнявшись на локте. Из кухни доносится какой-то шум.
Снова опускаю голову на подушку и, свернувшись калачиком, закрываю глаза.
– Доброе утро.
Трэвис подходит к кровати в одних белых боксерах, с двумя кружками кофе в руках.
– Доброе утро. – С улыбкой приподнимаюсь на постели, прижимая простыню к обнаженной груди.
Трэвис протягивает мне кофе. Беру кружку свободной рукой. Он ставит колено на кровать и, подавшись вперед, целует меня в губы.
– Я тебя разбудил? – Трэвис забирается в постель.
– Скорее, запах кофе. – Прислонившись спиной к изголовью кровати, делаю глоток горячего напитка. – Как спалось?
Он усаживается рядом и тоже принимается за кофе.
– Отлично. Особенно мне понравилось пробуждение, когда член оказался у тебя во рту.
– А что мне оставалось? – С усмешкой пожимаю плечами. – Ты тыкал им мне в задницу. – Наклонившись, целую Трэвиса в плечо. – К тому же ты вроде не жаловался.
– Можешь брать мой член в рот когда захочешь. Жаловаться не стану, – ухмыляется он.
Рассмеявшись, пытаюсь подавить растущее в груди чувство – охренительное счастье, которого я не испытывала в полной мере четыре года и уже не надеялась ощутить снова. От этого почти страшно.
– Чем ты обычно занимаешься в выходные? – спрашивает Трэвис.
– Работаю. – Ставлю кружку с горячим кофе на тумбочку и встаю с кровати.
– Куда ты? – Трэвис садится прямо.
– В ванную.
Чувствуя на себе его взгляд, прохожу через комнату. Дверь закрывать не пытаюсь – он уже и так все видел.
– Твою мать! – бормочу я, переступая через мокрые полотенца на полу. Ванна до сих пор наполнена водой. Выдергиваю пробку, чтобы ее спустить. – Не думала, что здесь настолько сыро. – Вспомнив, как скакала на нем, не обращая внимания на выплескивающуюся через края воду, не могу сдержать смех. А ведь Трэвис первым вылез из ванны и убрал большую часть беспорядка. – В следующий раз не стоит ее сильно наполнять.
– Хорошая идея, – соглашается Трэвис из спальни. Слышится шорох простыней, и он появляется на пороге ванной. – Хочешь, закину полотенца в стирку? – Он прислоняется к дверному косяку. Боксеры отчетливо обрисовывают его член, и мое тело покрывается мурашками.
– Заканчивай с пошлостями. – Подмигнув ему, подхожу к раковине и смотрюсь в большое зеркало, где отражаюсь целиком. – Какого хрена? – Чуть приближаюсь к стеклу, разглядывая красные пятна, покрывающие все тело: смесь засосов и следов от его щетины. – На меня будто напал пчелиный рой.
– Еще парочка на заднице, – со смехом сообщает Трэвис.
Резко оборачиваюсь, и точно: по пятну на каждой ягодице. Пронзаю шутника свирепым взглядом.
– Сама сказала: где угодно, только не на шее, – оправдывается он.
– И ты воспринял мои слова буквально, – усмехаюсь я, подходя к нему. Поднявшись на цыпочки, целую в подбородок. Трэвис опускает руку на мое бедро и притягивает меня к себе. – Нам нужно поесть, – бормочу я и трусь носом о его подбородок, даже не пытаясь высвободиться из объятий. – Ты голоден?
– Чертовски. – Он подхватывает меня на руки, и не успеваю я опомниться, как его губы оказываются у меня между ног.
– Куда ты? – интересуюсь я, подняв голову с подушки, когда час спустя Трэвис выбирается из постели.
– Приготовлю нам завтрак. – Он натягивает боксеры. – А ты пока оденься. Видишь, к чему привела твоя нагота?
– Так тебя оскорбляет моя нагота? – нарочито выпячиваю груди.
Трэвис со стоном отворачивается и поправляет трусы.
– Просто прикрой свои женские прелести, – бросает он через плечо. Я только хмыкаю в ответ.
Вылезаю из постели и натягиваю шорты и майку, не заботясь о нижнем белье. Заправляю кровать и иду на кухню, где Трэвис уже выложил на сковороду бекон и начал жарить яичницу.