Проходя мимо крупного магазина электроники, она заметила, что на всех экранах высвечивается лицо Байрона.
Что-то случилось?
Да, случилось. Больше он никогда не будет преследовать Хейзел.
23
Наутро Хейзел вернулась в закусочную и надела фартук. Он лежал там же, где она его и оставила.
– Эй ты! – позвала миссис Шишка. – Я знаю, это ты. Только ты так тихонько закрываешь дверь и ходишь как мышка. Как будто съемкой диких животных подрабатываешь или что-то в этом роде. Ты, наверное, вернулась на волонтерских началах помогать? Может, за сэндвичи? Ха. Ха-ха. Шучу. Они там занимаются утренней чисткой фритюрницы. Чтобы отметить возвращение на работу, можешь отдраить плиту.
Вчерашняя новость подействовала на нее как наркотик, такой наркотик, который вызывает хорошо приправленную паникой эйфорию. В середине смены дежурный повар Бенни заметил, что у Хейзел постоянно дрожат руки, хотя на кухне жарко.
– Помнишь, как становится больно, когда тебя слишком долго щекочут? – спросила его она. – У меня такие же ощущения, только без щекотки.
Денни кивнул.
– Ты ведь в курсе, что невозможно щекотать саму себя? Потому что мозг понимает, что сейчас будет.
– Ты когда-нибудь принимал так много таблеток от простуды…
– Да-а-а, – потянул он.
– Что у тебя возникало это ощущение на коже головы, как будто волосы в голову втыкаются иголками?
Именно в этот момент на кухню вошла миссис Шишка.
– Хейзел, тебя там спрашивал какой-то парень, когда все носились с обедом. Ну я ему и сказала: «Тут вам что, офис? У вас с Хейзел назначена встреча после полудня? Вам приходило имейл-уведомление? Сомневаюсь!» Он схватил ручку и написал записку на салфетке. Подмигнул мне и пошел на выход, ничего не заказав. «На вашем письме нет обратного адреса, – сказала ему я, – Думаете, я его доставлю без марки?»
Теперь Хейзел дрожала всем телом, так сильно, что боялась, что не сможет проглотить слюну. Она пыталась было заговорить, но не смогла. Как будто с полным ртом воды. Значит, все, что она видела в новостях – какой-то изощренный трюк. Изощренный для всех, но не для Байрона. Конечно же, ему захотелось дать ей надежду перед тем, как за ней придут.
– Чего ты дрожишь? – миссис Шишка повернулась к повару. – Ты ей что-то дал?
Он отрицательно замотал головой и пожал плечами. Миссис Шишка театрально положила салфетку на разделочную доску и всадила в нее гигантский кухонный нож.
– Я тут бизнес вести пытаюсь, – сказала она. – Сама понимаешь, хороших сотрудников найти непросто. Отдохни немного. Успокойся. А когда в следующий раз увидишь этого типа, скажи, чтоб не заходил в твою смену.
Хейзел осела на пол. На самом деле, неплохая идея сказать Байрону прямо перед тем, как он ее убьет, похитит или что там он еще хочет с ней сделать: «Мне нельзя ни с кем видеться в рабочие часы».
– Что там в записке? – спросила она Бенни.
– Написано «Теперь ты свободна», – он помолчал. – Он что, тебя бросил?
Хейзел встала и потянулась к ножу. Бенни на всякий случай отошел подальше.
– Не делай ничего не подумав!
Она вытащила нож и взяла записку. Она была не от Байрона.
Джаспер ждал ее снаружи, когда она вышла из закусочной после смены.
– Хейзи! – крикнул он.
Он забрался на капот машины, поднял вверх руки и стал выкрикивать что-то радостное и торжествующее, а Хейзел оглянулась на закусочную. Миссис Шишка наблюдала за ними из-за шторки. Хейзел заметила струйку сигаретного дыма, которая поднималась мимо нахмуренных глаз.
– Пойдем отметим куда-нибудь? – предложила она. – Может, ко мне? Посмотрим новости?
Часы напролет они сидели в номере Хейзел, пили пиво и смотрели репортажи СМИ. Произошла утечка видеозаписи со смертью Байрона с камер видеонаблюдения в спальне Центра (тех самых, которые Байрон клялся отключать на ночь, когда Хейзел только переехала, – но, конечно, не отключал). На видео Байрон и Фиффани лежали в постели бок о бок, оба в шлемах для сна, потом Байрон резко сел и застонал, хватаясь то за шлем, то за грудь. Фиффани сняла шлем, потрясла головой и попыталась выяснить, что случилось. Байрон никак не мог снять шлем. Что-то пошло не так – и ему было очень больно.
– Сомневаюсь, что дело в поломке шлема, как они утверждают, – сказала Хейзел. По официальной версии, шлем по какой-то причине не снимался. Из-за сбоя в программе или другой технической проблемы, может быть, он даже воздействовал на его мозговые волны. В результате Байрон так запаниковал, что у него случился сердечный приступ.
– Это невозможно, – сказала Хейзел. – Череда проверок исключает поломку. Что бы ни произошло, это было намеренно. Фиффани его убила. И, должно быть, перед смертью он это понял. Что она его перехитрила.
– О. Какая прелесть, – сказал Джаспер.
Да уж, прелесть, не могла не признать Хейзел: теперь весь мир считал, что Байрона убил гаджет, который он же и изобрел. Темная сторона Хейзел даже хотела бы, чтобы так оно и было.
– Жаль, что он понял, что не ошибся в своем изобретении. Не проиграл.
– Но он умер. Значит, и не выиграл.
– Справедливо, – согласилась Хейзел. – На самом деле, какая-то часть меня все еще не верит. Но видео нельзя не оценить!
Было здорово наблюдать, как Байрона захлестывает паника: как его черно-белая копия, пытаясь снять шлем, бьется головой о стену, а потом встает на четвереньки и стучит головой об пол, пока силы его не покидают. Если он и говорил что-то членораздельное, то слов на записи не было слышно. Шлем глушил любые звуки, и вокруг раздавались только совершенно безумные крики Фиффани. Она была хорошей актрисой.
Хейзел решила притвориться, что на видео Байрон прозревает, как неправильно вел себя всю жизнь, и пробивает головой землю от стыда.
– Как думаешь, запись правда слил кто-то из полицейских? – спросил Джаспер. Он закидывал в рот арахис с таким видом, как будто они сидели в кинотеатре.
Может, и так, но угроза судебного иска от компании Гоголя должна была слишком пугать сотрудников полиции, чтобы так рисковать.
– Мне кажется, Фиффани и к этому могла руку приложить, – предположила Хейзел. Если так, то она как будто извинялась перед Хейзел лично.
Джаспер поднял бутылку в воздух.
– За нового гендира!
Фиффани «попросила дать ей побыть одной в это трудное время», но все каналы подтверждали, что ее собираются назначить новым генеральным директором «Гоголя».
Хейзел все неправильно поняла про Фиффани. Конечной ее целью была компания, а не Байрон. И, убив его, она, можно сказать, спасла мир. Один из ее новых вице-президентов уже рассуждал, какие изменения могут произойти в компании под ее руководством, и ни одна из планируемых инициатив не включала слияния мозгов. Скорее всего, она захочет отказаться от нескольких оружейных контрактов Гоголя и расширить гуманитарные инициативы компании. «Она особенно заинтересована в расширении разработок в области искусства и образовательных технологий», – говорилось в телепрограмме.
– За нового гендира! – поддержала Хейзел.
Позже той же ночью Хейзел с Джаспером оказались за мотелем, у бассейна с зеленоватой водой. Джаспер, недолго думая, бомбочкой прыгнул в воду.
– Что ж, второй шанс… – сказал он, вынырнув. – Что собираешься делать теперь?
После всех ошибок, которые она совершила, казалось чудом просто стоять у этого бассейна под открытым небом.
– Ну… Могу подружиться с кем-нибудь. Теперь можно не волноваться, что Байрон будет выслеживать моих приятелей и сжигать их дома.
– Я тоже не прочь завести друзей, – сказал Джаспер.
– Чего мне не хочется, так это вляпаться в очередные отношения, где мне придется снова постоянно из себя что-то изображать, что равносильно самоистязанию, – сказала Хейзел.
– Да, – Джаспер потихоньку поплыл к центру бассейна, – да-да-да.
Поддавшись порыву, она стянула с себя платье. Джаспер запрокинул голову.
– Залезай скорее, тут лучше, – сказал он. – Правда лучше.
Хейзел улыбнулась, поймав его взгляд, а потом медленно сняла лифчик и трусики тоже.
– Не то что бы я надеялась, что постояльцы мотеля смотрят из окон и видят меня сейчас… – сказала она. – Надеюсь, что нет. Я знаю, что вуайеризм – тема, связанная с сексом, но после байроновой слежки мне гораздо больше в сексе нравится то, что противоположно вуайеризму.
– Тем не менее ты сейчас стоишь голая в общественном месте, – заметил Джаспер.
– Да. Но Байрон меня видеть не может, – она прыгнула в бассейн, вода была теплая, как в ванной. Когда она вынырнула, Джаспер улыбнулся так, что ей стало больно. – Почему бы тебе тоже не раздеться?
Он рассмеялся, стянул боксеры и бросил их на бортик. Они приземлились с влажным шлепком.
Хейзел прочистила горло.
– Итак, если мы с тобой сейчас решим поразвлечься, тебе правда покажется, что ты занимаешься сексом с дельфином?
Джаспер неловко подернул плечами и кивнул.
– Возможно, тебе это не очень понравится. Если тебе нужна эмоциональная близость и прочее. Я, вроде как, в другом мире пребываю.
Хейзел ненадолго задумалась.
– Но мне ведь не обязательно делать вид, что мне понравилось, да?
До Ливера она притворялась, что была влюблена во всех, с кем спала, по крайней мере, в начале, но ничем хорошим это не заканчивалось. Особенно с Байроном. И когда только она успела отрастить это убеждение, что если что-то идет не так, ей нужно просто выстроить мост между реальностью и идеалом – с помощью энтузиазма? Ее энтузиазм был как генератор искусственного снега на горнолыжном курорте. Большую часть жизни он извергал синтетическое восхищение. И почти забыл, как производить настоящее.
Она сама удивилась, насколько ей понравился секс с Ливером: он был средненьким, и не надо было делать вид, что он не средненький.
– Мне очень доставляет спать с людьми, которых я не люблю и не притворяюсь, что люблю, – объяснила Хейзел. Ей бы хотелось заняться с кем-нибудь сексом и сказать: «Было не потрясающе, но приятно», или «У нас с тобой настолько мало общего, что мне интереснее одной, чем с тобой», «Мои потребности не сочетаются с твоими привычками, давай каждый из нас попробует найти кого-то другого, и мы больше никогда не увидимся».