В это же время Крымский обком ВКП(б) решил создать в партизанском лесу обласной подпольный партийный центр (ОППЦ), на который возлагались функции по руководству партизанским и подпольным движением непосредственно на полуострове (возглавлять его назначался секретарь обкома Р.Ш. Мустафаев)[607]. Иногда ОППЦ также называют «подпольным обкомом», что особенно утвердилось в мемуарной литературе.
Из оперативной сводки ЮШПД при Военсовете СКФ о действиях в Крыму, датированной 5 октября 1942 г., известны масштабы эвакуации и снабжения партизан в сентябре: «Производил вывоз больных и раненых партизан и забрасывал продовольствие. Всего вывезено из Крыма в Сочи партизан – 100 человек, заброшено в отряды: концентратов – 2563 кг, сухарей – 7970 кг, муки – 160 кг, соли – 360 кг, консервов – 960 банок, табак, сахар и пp. Боевых действий партизанские отряды Крыма не вели»[608]. По существу партизанские отряды Крыма в августе и сентябре никакой боевой деятельностью не занимались. За этот период они проводили «только продовольственные операции, отбили у румын до 100 голов лошадей, 15 коров и 150 коз»[609].
Сброски «дугласами» и последующие посадки были осуществлены по инициативе главнокомандующего партизанским движением маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова и начальника ЦШПД П.К. Пономаренко, изложенной в просьбе к начальнику ГУ ГВФ об авиационной поддержке партизан Крыма от 13 октября 1942 г., в которой говорилось о крайне тяжелом положении крымских партизан[610]. Просьба о выделении 5 самолетов ПC-84 для выполнения работ по оказанию помощи партизанам Крыма была выполнена частично – выделены три летательных аппарата из состава МАГОН (Московской авиагруппы особого назначения ГВФ)[611]. Но еще 28.09.1942 г. на Караби-яйлу снова[612] совершил посадку тяжелый бомбардировщик ТБ-3PН и эвакуировал 23 партизана; а в ночь 03.10.1942 г. транспортный самолёт ПC-84 впервые приземлился на посадочной площадке на Караби-яйле. Были перевезены грузы и отправлено на Большую землю 14 партизан. В ночь на 4.10.1942 г. транспортный самолёт вторично свершил посадку на площадке и вывез ещё 14 человек[613]. В эту же ночь прилетали и четыре санитарных самолёта, эвакуировав 10 человек. На одном из них в лес прилетел секретарь обкома ВКП (б) П.P.Ямпольский – c широкими полномочиями[614]. В целом именно c 4.10.1942 г. началась практическая деятельность подпольного обкома партии (правильнее – ОППЦ), продолжавшаяся в крымском лесу до дня освобождения Симферополя 13.04.1944 г. Он включал в себя Н.Д. Лугового, И.Г. Генова и P.Ш. Мустафаева, позже в его состав вошли П.P. Ямпольский (утвержден секретарем), Е.П. Степанов, Е.П. Колодяжный. В октябре 1942 г. подпольный обком утвердил подпольный обком комсомола.
Вывоз партизан самолётами и катерами породил эвакуационные настроения не только у раненых и больных, но и у части командного состава. Это в целом негативно сказалось на морально-психологическом климате партизанских отрядов. В свою очередь, это вызвало перемещения более 100 человек раненых и поданных на эвакуацию из старокрымских лесов и переход отрядов 3‑го партизанского района (начальник района Г.Северский объяснил это поджогом лесов заповедника противником); общая численность партизан в лесах 2‑го района составила 710 человек, из которых триста больных и раненых.[615] Количественное пополнение партизанами из 1‑го и 3‑го районов относительно небольших по площади зуйских лесов (где базировались принятые с самолётов грузы и продовольствие) привело к концентрации отрядов в одном месте, а также к дополнительному расходу запасов, особенно продуктов.
Самолётами МАГОН c 24 по 27.10.1942 г. было совершено 17 вылетов, из них 10 – c посадками, доставлено в Крым более 21000 кг грузов и 12 человек, вывезено 217 человек[616]. В крымский лес для работы непосредственно в партизанских отрядах прилетел секретарь обкома партии P.Ш. Мустафаев[617]. Успешная эвакуация 259 человек самолётами различных типов за три ночи и доставка продовольствия подняли моральный дух партизан и укрепили их физически. Однако эвакуационные настроения продолжали оставаться. Командованию партизан Крыма пришлось настойчиво работать с командирами отрядов – теми, кто оставался на крымской земле. Отбирались выносливые, сильные психологически люди. Много делалось для базирования продуктов и боеприпасов. После эвакуации в крымских лесах осталось 432 партизана[618]. Из них по партийной принадлежности было 241 коммунист и 28 комсомольцев[619].
Организационные моменты. 5 октября 1942 г. начальник ЦШПД П.К. Пономаренко подписал, а главнокомандующий партизанским движением К.Е. Ворошилов утвердил «Положение об оперативных центрах партизанского движения», которым было определено, что командир и комиссар оперативного центра (ОЦ) являются представителями фронтовых штабов партизанского движения[620]. Партизанские отряды, разведывательные и диверсионные группы, действующие в зоне ответственности ОЦ, подчинялись ему по всем вопросам и видам боевой и специальной деятельности, при этом те задачи, которые требовали совместного участия сил ОЦ, должны были разрабатываться во взаимодействии с командованием соответствующих формирований. На ОЦ возлагались обязанности по определению мест дислокации формирований, постановке и контролю за выполнением боевых задач в соответствии с требованиями ГК ПД. ОЦ должны были руководить партийно-политической работой среди личного состава, местного населения и вести пропаганду в целях разложения оккупационных войск и их карательных формирований.
Обстановка в крымском лесу была непростой. 24 октября комиссар партизанских отрядов Крыма Н.Д. Луговой направил письмо секретарям Крымского ОК ВКП(б) Булатову, Лешинеру и Ямпольскому, в котором говорилось: «Две недели прошло со дня посадки последнего «Дугласа». Этот 2-х недельный перерыв в снабжении и эвакуации дал нам очень тяжелое осложнение. Во 2-ой район мы стянули все отряды до 700 человек, 300 больных. 5–6 суток абсолютного голода и холода, так отразились на людях, что вообще трудно говорить кто здоров, кто болен. Это не люди – нервы! 5–6 суток голода и уже началась смертность. Уже похоронили 6 человек, сотни же потеряли всякое подобие человека, не говоря уже об их боеспособности. 90 % надо вывести и вывести надо очень быстро.
До 200 человек бойцов выходят на охрану аэродрома, голодные и голые лежат в охранении по 10–12 часов ежедневно без смены, без костров. Остальные охраняют дальние подступы к аэродрому. Каждую ночь мы выволакиваем 50–60 человек больных на площадку. Обратно не возвращаются каждую ночь 2–3 человека. Их хоронят на этой же площадке. Партизаны возмущены, говорят: «Площадь спасения (аэродром) превращена в площадь смерти (кладбище)». На радиограммы они отвечают проклятиями, заявляя: «К прежним «кормильцам» обещаниями, прибавился еще один».
Закапывая в землю уже 7‑й десяток своих боевых товарищей, нелепо погибших от голода за последние 3 месяца, партизаны с негодованием говорят: «За гибель 400 человек весной у Северского, Смирнов вместо пули орден получил. За этих 70 погибших героев вместо пуль ордена получат другие Смирновы».
Ну что можно сказать против этих суровых обвинений? Самый опытный адвокат мира, под дулом пистолета не найдет слов для оправдания всей этой гнусной, возмутительной трагедии. Гибнут так бессмысленно люди десятками. А какие люди? Каждый из них, обогащенный таким ценным опытом партизанщины, это ценнейший человек – боец, способный сделать такие большие дела в тылу врага, каких не могли сделать в начале целые отряды и районы. И вот какая- то вражеская рука методически закапывает эти ценные кадры в могилу. Сотни остальных, голодных, истощенных, разутых, вышедших из строя, она держит вне борьбы в ужасном ожидании своей очереди идти тоже в могилу.
Нам передавали выражение Кагановича, что теперь кое-где надо дуло показывать, добиваясь дела. Когда же найдется тот человек, который разыщет вредительскую голову и поставит к ее виску дуло? Когда разгонят от партизанских дел таких «организаторов», как карьерист-дезертир Харченко, уже получивший звание майора за гибель 70 героев-партизан.
700 самых сильных, стойких и неоценимо дорогих Родине героев гибнет тут, з’же введенных в зиму в ужасном состоянии, без грамма продовольствия и боезапасов, уже гибнущих пачками от голода, дождя и снега. 500 из них можно вывести за 3 ночи, остальных обеспечить на зиму.
Но проходят пятидневки бессмысленно. По какой причине потеряна пятидневка с 19 по 24.10.1942 г.? Ведь самолеты для нас выделены.
Неужели так никто и не ответит за все эти тяжкие преступления? Если еще пропадет безрезультатно пятидневка, я с начальником Особого отдела самовольно вылетим к тов. Кагановичу и Берия. Сидеть тут на похоронах считаем бессмысленно и преступно…»[621]. Как видно по тексту, учитывая справедливые требования партизан, следует отметить отголоски «военно-партизанской смуты» весны 1942 года и летних дисскусий о судьбе партизан Крыма.
В этих условиях было принято решение о существенной реорганизации партизанского движения Крыма. В октябре Крымский обком ВКП(б) принял ряд постановлений: «О состоянии и мероприятиях по перестройке партизанского движения в Крыму», «О состоянии и ближайших задачах подпольно-партийной работы в оккупированном Крыму»