Численность личного состава батальонов «Schuma» значительно превышала и в последующем постоянно была больше численности бойцов в партизанских отрядах, что при явно небольшом количестве регулярных войск оккупантов на полуострове фактически превращало добровольческие батальоны в сильное и эффективное средство в борьбе с партизанами.
В конце сентября – октябре 1942 г. после активизации полетов советской авиации к партизанам штабом антипартизанской борьбы принято решение на проведение очередной локальной операции «Ledershtrumpf» («Кожаный чулок») c целью уничтожения партизан с последующей блокадой посадочных площадок и основных стоянок отрядов, чтобы не допустить их возвращения. В результате после начала операции один батальон блокировал «Большой аэродром», Малая площадка также была блокирована охранным батальоном, отдельными отрядами противник занял все господствующие вершины, начал рыть окопы с пулеметами и минометами, сооружать проволочные заграждения, минные поля[634].
Партизаны. Вследствие действий противника и потери возможностей получать грузы и эвакуировать туда раненых и больных, партизанское командование приняло решение уйти отрядами из зуйских лесов в Крымский заповедник. 4 ноября был отдан приказ о подготовке к переходу. Но в условиях наличия более ста раненых партизан было принято решение искать новую посадочную площадку. 5 ноября 1942 г. группа поисковиков во главе c C. Мозговым обнаружила подходящее место для приема самолётов в северной части Долгоруковской яйлы. Координаты площадки и ее особенности были переданы в разведотдел ЧГВ фронта[635].
Партизанское командование пересмотрело сроки перехода в леса заповедника, и отрядами перешли ближе к обнаруженной площадке. 10 ноября П.P. Ямпольский провел совещание командного состава и подвел предварительные итоги деятельности переформирования секторов и всего движения[636]: эвакуацию раненых и больных не завершили, из выделенных 100 тонн продовольствия с «Большой земли»» смогли доставить только 22 тонны. Не успели полностью получить зимнее обмундирование и, самое главное – не обеспечили отряды боеприпасами к стрелковому оружию, ручными гранатами, взрывчаткой и специальной техникой для производства диверсий. Вместе с тем в Крым не были заброшены 88 подготовленных разведчиков, подрывников, радистов, врачей, медсестер, партийных и редакционных работников (c соответствующей техникой и запасами бумаги), а также – связных с подпольем. Кроме того, до 10 ноября так и не была установлена прямая радиосвязь с командующим движением Г. Северским и обкомом ВКП (б). Был взят курс на строгую экономию продовольствия.[637] В начале ноября начальники разведок отрядов приступили к отбору диверсантов для действий на железных дорогах, соединяющих ст. Джанкой с Керчью и Кубанью, Симферополем и Севастополем. Первыми отбор подходящих бойцов завершили в 4‑м отряде[638]. 10 ноября был создан подпольный областной комитет ВЛКСМ. В его состав вошли С.И. Мозгов, А.А. Белан и позже – Е.Н. Камардина. Функционерам обкома были поставлены задачи комсомольцам, исходя из текущей обстановки, и обращено особое внимание на создание молодежных подпольных групп в населенных пунктах, окружавших партизанскую зону.
Невозможно переоценить роль медицинских работников. Только за первый период партизанской борьбы в Крыму (ноябрь 1941 – октябрь 1942 гг.) в крымском лесу находилось боле ста медиков, в том числе 12 врачей, 5 военфельдшеров. За свой труд в самую первую волну награждений были орденами и медалями отмечены 9 медработников, в том числе – орденом Ленина – главный хирург и начальник медико-санитарной службы П.В.Михайленко[639]. При этом за этот же период 40 % медперсонала погибло, 4 человека тяжело ранены, 12 – легко, трое захвачено в плен, четверо – зверски убиты. В период перехода части партизан в подполье 15 медработников (в т. ч. 1 врач и 2 военфельдшера) ушли из леса на подпольную работу, но практически все погибли. 27 человек медперсонала, в основном раненых и обессиленных, осенью 1942‑го удалось эвакуировать на Большую землю; при этом несколько врачей вернулось в 1943 году в партизанский лес. На зиму 1942–1943 гг. в Крыму оставалось всего 11 медиков, среди которых три врача, один военфельдшер, семь медсестёр)[640].
Во вторую декаду ноября открылась старая проблема: неудовлетворительная организованность в отправке грузов и слабое взаимодействие cо стороны обкома с воинскими структурами не позволила летать самолётам именно в погожие ночи. К организационной проблеме добавилась ещё и специфическая задача по четкой и быстрой организации радиосвязи. 14 ноября состоялся интенсивный радиообмен с обкомом ВКП(б). Булатову и Северскому сообщили окончательные итоги прочеса 28–30.10.1942 г., потери свои и противника, дислокацию партизанской группировки. Было также отмечена необходимость качественной радиосвязи между опытными радистами[641].
До 18 декабря 1942 г. радисты 2‑го сектора были на связи с опытными операторами PО ЧГВ ЗКФ и, одновременно, cо слабо подготовленными специалистами узла связи обкома, начальником которого был А.И. Евцихевич. C переходом в заповедник по приказу Булатова связь 1‑го сектора c PО ЧФ, а 2‑го сектора – c PО ЧГВ была прекращена. Весь радиообмен стал идти только через узел связи Евцихевича, который за короткий срок не смог организовать связь так, чтобы она стала бесперебойной. Партизаны неделями не могли связаться с обкомом[642]. Длительные перерывы в связи и тяжелое продовольственное положение заставили Ямпольского и Мустафаева потребовать от Булатова организовать связь через узел PО штаба ЧФ на правах одного из агентурных направлений: «22.12. Передать нас на радиостанцию Евцихевича – значит погубить дело. За такую работу его надо судить… 26.12. Переводя нас на рацию Евцихевича, вы совершаете преступление, лишив нас связи с вами. Гробим дело и людей…»[643].
Несмотря на различные недостатки организации снабжения партизан Крыма, все же они понимали роль и значение авиации. 16 ноября секретарь Крымского ОК ВКП (б) и член Южного ШПД В.С. Булатов и председатель СНК Крымской АССР И.С. Сейфуллаев подписали «Боевой отзыв о работе звена самолетов Ли-2 Московской группы особого назначения». В нем говорилось, что «16 октября 1942 года командиры кораблей ИМ. Русаков, A.M. Быстрицкий и Ф. Ильченко получили задание от начальника Аэрофлота генерал-полковника Астахова оказать помощь крымским партизанам. Все 3 корабля прибыли к месту работы и начали летать в Крым. Летали ночью, посадку совершали в горах, на высоте 850 м над уровнем моря в тяжелых метеоусловиях. В крымский лес летчиками было совершено 24 самолето-вылета (10 из них с посадкой), заброшено около 17 тонн груза (продовольствие и боеприпасы), а также 12 человек. Вывезено больных и раненых партизан – 217 человек (Русаков в рейс вывозил по 27 человек, за что его самолет партизаны называли «Большой Дуглас», Быстрицкий – по 20, Ильченко – по 17 человек). Объявляем благодарность личному составу экипажей»[644].
Организационные моменты. В ноябре в обкоме ВКП(б), который размещался в Сочи, проводилась работа по решению т. н. «татарского вопроса». 5 ноября Булатов заслушал Б.И. Лещинера и И.С. Сейфуллаева о ходе подготовки заседания бюро обкома по так называемому «татарскому вопросу»[645] и детально ознакомился с проектом постановления. Некоторые его пункты, несмотря на вынужденное усердие исполнителей, показались Булатову недостаточно аргументированными, и чтобы подкрепить документ фактами «с места» (в дополнение к негативным данным, почерпнутым из материалов, привезенных из Крыма), было решено обменяться мнениями с представителями комполитсостава партизанских отрядов, вывезенными из Крыма на Кавказ для лечения и отдыха. Косвенной причиной такого «обмена мнениями» послужил также и тот факт, что итоговые доклады командующего партизанским движением полковника М.Т. Лобова в адрес ВС ЧГВ ЗКФ от 18.10.1942 г. и начальника 3‑го района майора Г.Л. Северского и его комиссара В.И. Никаноровна в адрес представителя ЦШПД Н.И. Селезнева и обкома партии от 28.10.1942 г. не содержали прямых обвинений А.В. Мокроусова и С.В. Мартынова, однако в них приводилось достаточное количество упреков в адрес обкома за недостатки в подготовке партизанского движения и «значительные упущения в постановке политической работы по довоенному воспитанию татарского населения»[646].
8 ноября 1942 г. совещание состоялось. Кроме Булатова, Лещинера, Сейфуллаева, Фокина и Северского, на нем присутствовало около 25 партизан. После приветственного вступительного слова Булатова, в прениях выступили 15 человек – шесть командиров отрядов и девять кадровых политработников. Несмотря на усилия организаторов совещания, общее направление выступлений командиров и политработников также не содержало прямых обвинений в адрес партизанского командования. Выступающие информировали членов бюро обкома о плохом подборе кадров вообще и базировщиков в частности, следствием чего оказалось большое количество дезертиров, плохое базирование продовольствия и запасов МТО. Многие выступавшие просили подобрать людей (из татар) для работы в Крыму и усилить агитационную работу среди местного населения. Они же называли прилесные села, жители которых помогали партизанам. Но некоторые предвзятые и недостоверные сообщения были Булатовым одобрены и использованы в констатирующей части постановления в качестве основания для иллюстрации якобы неблаговидной роли в Движении А.В. Мокроусова и С.В. Мартынова. 18 ноября вышло знаменитое Постановление бюро Крымского обкома ВКП(Б) «Об ошибках, допущенных в оценке поведения крымских татар по отношению к партизанам, о мерах по ликвидации этих ошибок и усилении политической работы среди татарского населения»