[647]. При внимательном рассмотрении документа становятся понятными причины вынужденного стремления членов бюро обкома партии свалить свою вину за провал политической работы среди татарского населения в довоенные годы на тщательно подобранных и цинично назначенных «козлов отпущения», которыми оказались А.В. Мокроусов и С.В. Мартынов. Следствием такого провала стали значительные масштабы политического, экономического, религиозного и военного коллаборационизма со стороны различных слоев населения, внешние признаки которого в достаточной степени проявились с первых дней войны, однако не были профессионально оценены функционерами ОК ВКП(б) и НКВД Крымской АССР. Практические проявления пособничества оккупантам – разграбление партизанских продовольственных баз, массовое дезертирство и совместная с захватчиками вооруженная борьба против партизан произвели ошеломляющее воздействие на весь личный состав партизанских районов и отрядов и сразу же породили взаимные подозрения, ожесточение, временами переходящее в ненависть, искусно подогревающуюся спецслужбами оккупантов и политическими лидерами крымских татар.
Постановление не содержало никакой стратегии и даже тактики по решению пресловутого «татарского вопроса» и предназначалось в основном для назначения «козлов отпущения» и возложения на них вполне определенной вины Крымского ОК ВКП(б) за довоенный провал политической работы среди татарского населения. Все лозунги и призывы, которыми было перенасыщено постановление, по итогам второй трагической партизанской зимы 1942–1943 гг. оказались не реализованными. Стоит также отметить, как решения по «татарскому вопросу» воспринимали непосредственно в партизанском лесу. После длительного перерыва в полетах с декабря 1942 г. по июнь 1943 г., только в июле 1943 года в Крым было доставлено письмо В. С. Булатова, написанное в развитие постановления бюро обкома партии от 18.11.1942 г., которое должно было, по мнению обкома, активизировать работу с татарским населением, и тем самым хотя бы частично подтвердить эффективность и действенность довоенной работы Крымского обкома партии по воспитанию татар в соответствии с требованиями государственной идеологии. Постановление и письмо должны были еще раз убедить самих себя, партизанскую общественность и ЦК ВКП(б) в том, что «неправильное поведение крымских татар» с началом оккупации стало возможным не только из-за системной репрессивной и пропагандистской работы оккупантов, но более из-за политических ошибок, допущенных партизанским руководством в лице А. В. Мокроусова и С.В. Мартынова.
А.В. Мокроусову особенно не в чем было оправдываться, потому что о неудачах партизанского движения в Крыму до падения Севастополя говорить не приходится. В тяжелейших условиях и несмотря на жертвы партизаны действовали достаточно эффективно. Однако Мокроусов воспринял постановление как удар не только по себе, но и по всему партизанскому движению. В июле 1943 г. он доводит до сведения обкома своё письмо, значительная часть которого вновь посвящена «татарскому вопросу». «Когда читаешь протокол обкома ВКП(б) от 18 ноября 1942 г., волосы дыбом становятся, ибо существо решения сводится к тому, что партизаны шли на поводу у фашистов и своими провокационными действиями против татар восстановили население против партизан»[648]. Далее Мокроусов анализирует постановление (по понятным причинам, несколько сумбурно), давая ответы на различные пункты обкомовских обвинений в свой адрес. Прежде всего это касалось главного «упрёка» – в неправильной оценке поведения «большинства» крымских татар. Мокроусов пытается объяснить обкому, что у него не было реальной возможности получить какие-либо цифры, могущие подтвердить размах коллаборационизма: «Когда мы писали отчёт, мы не выводили процентов». Своё заключение о враждебности к партизанам «большинства» татарского населения горной зоны командование движения строило на основе фактов, с которыми столкнулись партизаны лицом к лицу: «…а) почти во всех татарских деревнях сформированы фашистские отряды из татар, главным образом из дезертиров из Красной Армии..; б) разграбление большинства продбаз татарским населением самостоятельно, а иногда совместно с фашистами, а не только фашистами, как утверждает протокол бюро обкома; в) при всём желании и стремлении партизан установить связь с татарским населением из этого ничего не вышло, (так как) татары к нам на связь не шли, а если мы посылали к ним связных, их выдавали..; г) отряды, сформированные в деревнях: Капсихор, Ускут, Кучук-Узень и других, а также Куйбышевского района за исключением одиночек не пришли в лес партизанить..; д) мы не встречали отрядов, сформированных немцами из других национальностей, правда, старосты и полицейские были во всех деревнях Крыма, но их нельзя смешивать с отрядами». Бывший командующий партизанским движением Крыма совершенно справедливо упрекал обком партии, в том, что тот не обеспечил прибытие в лес партийных функционеров номенклатуры ОК ВКП(б), которые должны были стать комиссарами партизанских районов и отрядов (1‑го, 2‑го, 4‑го, 5‑го районов и Алуштинский отряд) – секретарей джанкойского, судакского, алуштинского, ялтинского горкомов и райкомов партии П. Фруслова, А. Османова, А. Зекирья, М. Селимова соответственно и директора винсовхоза «Массандра» Н. К. Соболева, которые, «по их словам», были отозваны обкомом в Севастополь. В итоге на должность комиссара 3‑го района в лес прибыл только первый секретарь РК ВКП(б) Симферополя В. И. Никаноров, а остальные партизанские районы в сложнейший период становления оказались без партийного руководства. Неприбытие в лес Османова, Зекирья и Селимова – татар по национальности – не содействовало установлению нормальных взаимоотношений партизан с местным населением. Фруслов должен был доставить в лес типографию и необходимый запас бумаги, что не было им выполнено, в результате партизанские формирования Восточного Крыма остались без средств контрпропаганды и агитации. Излагая очередное обвинение, Мокроусов как бывший командир Крымской Повстанческой армией напоминает обкому партии, что: ««[…] в 1920 г. татары горной части Крыма не прошли 21 г. советского воспитания, однако они находили партизан в лесу, поддерживали их и не считали бандитами». Это заявление было констатацией довоенного провала политической работы ОК ВКП(б) среди татарского населения, ставшего причиной случаев проявления коллаборационизма. В. С. Булатов был секретарем Крымского обкома партии с 1939 году, нес личную ответственность за этот провал. Булатов поручил провести тщательное расследование и подготовку аргументированного постановления членам бюро обкома партии – Б.И. Лещинеру и председателю СНК Крымской АССР Исмаилу Сейфуллаеву. Лещинер после принятия решения бюро обкома от 18.11.1942 г. по «татарскому вопросу» в начале лета 1943 г. подготовил «выборочный материал по татарскому вопросу», предназначавшийся для подтверждения правильности принятого постановления. Этот же материал был использован и в ходе расследования по письму Мокроусова. Были собраны пояснительные и рапорта от партизанских командиров и комиссаров, эвакуированых из леса, ставшие комплексом документов по «татарскому вопросу»[649]. Основные возражения Лещинера и Сейфуллаева касались пунктов постановления от 18.11.1942 г. именно по этому вопросу. При объявлении Мокроусову выводов по итогам восьми месяцев противостояния возникла вполне реальная угроза исключения его из рядов ВКП(б), что вообще ставило под угрозу дальнейшее существование в виду предстоящей службы в РККА, куда А. В. Мокроусову предстояло убыть. Чтобы избежать позора, Алексей Васильевич 21.7.1943 г. был вынужден написать так называемое «покаянное письмо», в котором признал решение бюро обкома партии от 18.07.1943 г. На это, по-видимому, также повлиял наметившийся перелом в отношении крымско-татарского населения к партизанам.
В 1944 г. бывший комиссар партизанских отрядов Крыма С.В. Мартынов обратился в бюро Крымского обкома ВКП(б) с заявлением об отмене предъявленных ему в Решении от 18 ноября 1942 г. обвинений. Рассмотрев 21 сентября 1944 г. вновь вопрос, бюро обкома на этот раз установило следующее: «Из имеющихся материалов, видно, что эти сообщения [Мокроусова и Мартынова о враждебном отношении к партизанам крымскотатарского населения горно-лесной зоны. – Авт.] были не личными предположениями, а основаны на материалах, которые поступали от руководителей партизанских отрядов, и изобиловали фактами, подтверждавшими враждебное отношение татар к партизанам и переход их на сторону немецко-румынских оккупантов (докладные записки за 1942 год руководителей районов (соединений), партизанских отрядов, находящиеся в делах Крымского штаба партизанского движения)»[650], в соответствии с этим выводом бюро обкома постановило: 1. Предъявленные Мокроусову и Мартынову обвинения отменить и 2. Признать прежнюю информацию этих руководителей правильной. Но это новое решение было вынесено уже после депортации крымских татар, а также представителей других крымских этнических групп с территории полуострова и под влиянием этого акта, поэтому оно не может рассматриваться в качестве окончательного вердикта.
Подполье. К октябрю 1942 г. в 11 районах были созданы 37 подпольных организаций, которые вели работу в трех городах и 72 населенных пунктах. Всего же по Крыму к этому времени действовали 63 подпольные организации и группы, объединившие около 600 человек[651]. Подпольщиками с апреля по октябрь 1942 г. было распространено среди населения более 9.000 экземпляров советских газет и 14.000 листовок различных наименований. При этом необходимо отметить, что крайне мало было подготовлено и распространено пропагандистских материалов на татарском языке. Не было связи партизан и подпольных групп на Южном берегу Крыма, в Севастополе и других городах, крайне мало было известно о ситуации в степной части полуострова