нный особого отдела – К.Б. Муратов.
В целом, в октябре – ноябре 1943 года в лес прибывает большое число местных жителей. Из боеспособных создаются партизанские отряды. К 25 ноября 1943 года было сформировано 25 новых отрядов, что вместе с прежними шестью составило 31 отряд. Рост численности в партизанских отрядах отражают следующие цифры: в июле 1943 г. в отряды вступило 23 человека, в августе – 70, в сентябре – 170, в октябре – 1637, в ноябре – 2966, в декабре – 1028.[855]В партизанские отряды пришли и некоторые бывшие полицейские, старосты, «добровольцы» мусульманских формирований, которым было заявлено, что их будущее будет во многом зависеть от их боевой активности в борьбе с оккупантами. По-прежнему большое внимание уделялось партизанам, вывезенным на отдых и лечение: после восстановления боеспособности многие из них должны были вернуться в Крым, где возникла острая потребность в присутствии «старых партизан», воевавших здесь в 1941–1942 годах, – они должны были составить костяк создававшихся отрядов).
Учитывая ежедневное прибытие в лес населения, секретарь обкома Ямпольский 11 ноября 1943 г. издал приказ об образовании около казармы № 3 местного лесничества у родника Чеклеук-Чокрак (зуйские леса) пункта партизанских формирований (т. н. «отборочно-формировочного пункта», но в среде партизан эта 3-я казарма быстро получила образное название «Военкомат»). Начальником пункта назначался участник обороны Севастополя Г. Е. Гузий. Всем командирам бригад и отрядов было предписано: после первичного опроса прибывающего мирного населения на заставах всех людей с оружием направлять на пункт формирования для проверки и распределения по отрядам. Чекистам из оперативной группы Ямпольский приказал выделить сотрудников НКВД-НКГБ для надежной проверки прибывающего пополнения. В процессе фильтрации прибывающих в лес было установлено, что разведывательные и контрразведывательные органы противника использовали этот канал для внедрения в партизанские отряды своей агентуры[856].
10 декабря 1943 года в старокрымских лесах состоялось первое заседание созданного Военного трибунала. Тогда же приведен в исполнение приговор трибунала одному из полицейских. С этого времени практически все дела бывших предателей рассматривались Военным трибуналом[857].
Местные жители в лесу. В осенние месяцы 1943 года в партизанском лесу появились целые гражданские лагеря из прибывшего населения окрестных сел и деревень. В результате под защиту партизан ушло в общей сложности не менее 10000 человек: женщин, стариков и детей с домашним скарбом, скотом и запасами продовольствия. Но вот учет пришедших в лес не везде велся должным образом. Так, по данным штаба Южного соединения, только из 13 населенных пунктов, расположенных вокруг Алуштинского заповедника, под защиту отрядов 4‑й партизанской бригады к середине декабря ушли 2701 человек, в том числе из деревень Саблы (ныне Партизанское) – 437, Бодрак (ныне Трудолюбовка) – 529, Мангуш (ныне Прохладное) – 278, Бия-Сала (ныне Верхоречье) – 359 человек и др. Точных данных о гражданском населении Карасубазарского и Зуйского районов, ушедших в леса, не найдено – общие оценки указывают на 3–3,5 тысячи человек, нет точных данных и по Юго-Восточному Крыму. Основным контингентом этих гражданских лагерей были старики, женщины и дети. Для жизни в лесу они забирали с собой необходимое: продукты, одежду, обувь, кухонную утварь, а также домашний скот. Он содержался при лагере в специально созданных укрытиях или загонах. Большое количество продовольствия и скота удалось перебросить в лес. Так, только патриотами села Саблы перевезено к партизанам более 300 тонн пшеницы и ячменя, угнано 50 голов скота, вывезено 3 тонны сахара, 2 тонны меда, 30 ящиков с табаком, 3 бочки смальца, 1500 бутылок водки, 5 тонн муки, 2 бочки спирта, много обуви, большое количество кожи и газогенератор для устройства партизанской мельницы[858].
Гражданские обычно размещались в шалашах. За продуктами питания колхозники пробирались по ночам в оставленные деревни и на огороды. От партизан в лагеря были выделены специальные представители, но часто ими становились бывшие колхозные руководители среднего звена из самих населенных пунктов. Гражданские лагеря стали тылом для партизан – там их кормили, обстирывали, шили одежду. В некоторых лагерях под защитой партизан были выстроены даже водяные мельницы. Жизнь брала свое – тут играли свадьбы, и даже в таких условиях рождались дети – только в гражданских лагерях Южного соединения осенью на свет появилось 4 ребенка[859].
Нельзя сказать, что в гражданских лагерях все было спокойно. Они также подвергались атакам оккупантов, были вынуждены маневрировать и надеяться на защиту партизан. Еще драматичнее судьба членов семей, ушедших в лес со своими мужчинами – мужьями, отцами, братьями… «До сих пор с гордостью называют жители Алексеевки свое село партизанским. И сегодня не зажили в сердцах людей раны, нанесенные войной. Часто ездит в лес на могилку шестимесячной дочери бывшая подпольщица и партизанка Н.Ф. Пояркова. Через неделю после родов (шёл 1942 год) она возобновила работу в подполье. («И вы не боялись?» – спросила я у неё. – «Если дать волю страху, кто бы тогда боролся? Почти у каждого была семья, дети», – ответила она). Вскоре пришлось уйти с мужем и ребенком в лес, там девочка и погибла...». «Поговорите в Алексеевке с пожилыми людьми, и вам расскажут, как жили в лесу под открытым небом и негде было обсушиться, обогреться. («Только выроешь к ночи яму, устелешь ее ветками, уложишь детишек – снова тревога. Поднимут их матери, ноги тряпками обмотают – обувка давно сносилась – и тащат сонных подальше от обстрела, а мужчины принимают бой»…) Расскажут, как, бывало, получали в виде суточного пайка по два десятка зерен кукурузы и грызли ее сырой: разжечь костёр чаще всего не имели возможности. Но борьба продолжалась, и в отряды вливались новые силы...»[860].
Подполье. Активизировалась деятельность подполья. Группы советских патриотов все более оказывались под партийным контролем, что давало выход на партизанский лес и наоборот. 27 октября ОППЦ отправил в Симферополь с двумя проводниками заброшенного ранее воздушным путем И.А. Козлова, которому было 54 года[861]. Он был назначен руководителем симферопльского подполья – секретарем подпольного горкома ВКП(б). По прибытиив город он возглавил комитет, в который вошли Е.Л. Лазарев и А.Н. Косухин – руководитель молодежной подпольной организации в городе[862].
И.А. Козлов в своей книге «В крымском подполье»[863] и авторы очерка «Симферополь» в книге «История городов и сел Украинской ССР. Крымская область»[864] подвели итоги деятельности Симферопольского подпольного горкома ВКП(б), объединявшего 42 подпольные организации и группы общей численностью около 400 человек. Всего за период с октября 1943 г. и до освобождения столицы Крымской АССР от немецко-румынских захватчиков 13 апреля 1944 г., подпольщиками: совершено 63 нападения на фашистские объекты; взорвано 11 вражеских эшелонов, в том числе: – 7 – с боеприпасами, – 4 цистерны и 4 вагона с горючим (всего более 1000 тонн горючего), – 28 вагонов с различными воинскими вещевым и техническим имуществом; убито и покалечено при взрывах немало фашистов; распространено в городе и на железной дороге до 50 тыс. газет и листовок, полученных из леса и отпечатанных в подпольной типографии.
Свой вклад в разгром оккупантов внесла и Симферопольская подпольная комсомольско‑молодежная организация. Она была одной из 18 комсомольских и молодежных организаций, возникших и действовавших в Крыму в течение всего периода немецко-румынской оккупации и объединявших в своих рядах более 200 молодых патриотов. Так, в своей подпольной типографии с июля 1943 г. по 10 апреля 1944 г. молодые подпольщики напечатали 19 листовок «Вести с Родины», призывавшие население к сопротивлению оккупационным властям, общим тиражом 10 тыс. экземпляров (плюс еще три листовки, написанные от руки и расклеенные по городу до создания организации)[865]. Ведь еще в начале 1942 г. в Симферополе возникают несколько комсомольско – молодежных подпольных групп Василия Бабия, Бориса Хохлова, Лидии Трофименко, Анатолия Косухина, Сени Кусакина, Зои Жильцовой, Жени Семнякова, и других. Состав этих групп по возрасту был различен, в основном, это были молодые ребята и девчата в возрасте 16–18 лет, учащиеся 9-х и 10-х классов средних школ № 1 и № 14. Были и такие, как например, Володя Ланский, участвовавший в обороне Севастополя и 13-летний подросток, Боря Еригов, окончивший 6 классов. Но всех их объединяло одно: любовь к Родине, ненависть к врагу и желание мстить за злодеяния, которые он творил в городе. Например, по словам Зои Жильцовой, она «ненавидела врагов за смерть ее отца – комиссара гражданской войны, за то, что отняли у нее детство, искалечили юность, замучили в застенках ее друзей и товарищей, знакомых и близких, исковеркали всю жизнь ее родного города…»[866].
Противник. Проявление ненависти к оккупантам, всемерная поддержка партизан вызвали новую волну террора против населения Крыма. Жителей, особенно с Керченского полуострова и от Перекопа, угоняли в глубинные степные районы, а молодых вывозили из Крыма морем на принудительные работы. Вражеские войска систематически совершали прочесы, привлекая для этого иногда до двух дивизий с танками и артиллерией. Особенно ожесточенными были бои при прочесе 16.11.1943 г.