На связь с Мартиросяном ходили обычно И.П. Ванеев и А.И. Хлопонин. Привлечены для разведработы были также некоторые жители Старого Крыма. Активно работал против оккупантов двоюродный брат Гайка – Антраник Мартиросян[1166]. Будучи призванным в армию в 1941 году, он участвовал в обороне Перекопа, Севастополя, после ранения воевал на Крымском фронте, где попал в мае 1942 г. в плен, но бежал. С ноября 1942 по ноябрь 1943 г. – в подполье с. Шейх-Эли, осенью 1943‑го пришел в 7‑й партизанский отряд, был в нем командиром боевой группы. В конце декабря вместе с радистом Орловым (заброшен ранее в разведгруппе Полежаева («группа Николаева»)) был направлен в Шейх-Эли для обеспечения разведработы Г.А. Мартиросяна (Майдеросова). Из-за несоблюдения конспирации радист был арестован и выдал информацию о разведгруппе. В результате Гайк и Тамара Мартиросян были арестованы ГФП и казнены в Симферополе в марте 1944 г., а Антраник расстрелян в Старом Крыму в феврале[1167].
В феврале 1944 г. сотрудниками ГФП-312 был арестован Ларишкин, а затем Ванеев. Оба после допросов были расстреляны. И все же с помощью всех разведчиков отряда «Николаева» впоследствии в штаб армии было отправлено около 300 радиограмм с ценной информацией. Капитан А. И. Полежаев, старшина В. М. Бастынец, разведчик А. И. Горяйнов были награждены орденами Красного Знамени[1168], медали получили и другие разведчики.
Разведгруппа «Верного» от разведки штаба Северо-Кавказского фронта также выпоняла свои функции в преддверии боев на полуострове. 6 сентября 1943 г. севернее поселка Зуя, близ дер. Бешарань-Атары (ныне Новожиловка), самолетом была заброшена диверсионная группа в составе 9 человек: А. Вуколова, И. Анненко, В. Пропастина, Л. Щукина, А. Добровольского, И. Мотузко, П. Бондаренко, А. Поплавской и командира Ф.Т. Илюхина («Верный»)[1169]. На протяжении восьми месяцев разведчики осуществляли диверсии на железных дорогах – только с сентября до декабря 1943 г. пущено под откос 4 эшелона, захвачены ценные документы и контрольные пленные, перевербован начальник полиции, на Большую землю по рации было передано около 300 донесений о дислокации частей и техники врага[1170]. Группе «Верного» неоценимую помощь оказывали патриоты Крыма: В.М. Рыбовалов, Н.М. и К.Н. Кравцовы, И.Ф. Дерюгин, В.Е. Корецкая, Ф. Никитюк[1171]. Много сделали для приближения победы над врагом Сима Кляцкая и ее муж Алексей. По заданию командира спецгруппы они ходили в разведку, доставив 50 донесений из Симферополя и окрестностей. 4 января 1944 г. при выполнении одного из заданий Кляцкая с мужем в селе Бочалы (ныне Ударное) были преданы провокатором. Укрывшись в школьном здании, они отстреливались до последнего патрона. Не желая сдаваться в плен, подорвали себя гранатой[1172]. Гибли и другие разведчики, и их агенты.
Однако одним из серьезных недостатков в зафронтовой работе стало отсутствие должной согласованности и взаимодействия между органами, осуществлявшими работу на оккупированной территории. Это отрицательно сказывалось на эффективности разведывательной, диверсионной и контрразведывательной деятельности в тылу противника, а иногда приводило и к провалу операций и гибели разведчиков. Во многих случаях на сравнительно небольшой территории работало сразу несколько советских оперативных подразделений, относившихся к тому же к разным ведомствам.
Например, при штабе Северного соединения и ОППЦ, базировавшихся и действовавших в Зуйских лесах, с середины 1943 г. находилось большое количество различных спецгрупп, опиравшихся на партизанскую зону, но проводивших разведработу в интересах своих ведомств. Это были: московская группа НКВД СССР, московская группа НКГБ СССР «Соколы», группа зафронтовой разведки СМЕРШ Отдельной Приморской армии, оперативная группа 4‑го Украинского фронта, оперативные группы НКВД и НКГБ Крымской АССР и группы войсковой разведки Отдельной Приморской и 51‑й армий. В результате отмечались случаи параллелизма, несогласованности в работе: в некоторых спецслужбах противника советские разведывательные подразделения имели по несколько источников, в других же они совершенно отсутствовали.
По словам бывшего заместителя командира Северного соединения по политчасти Н. Д. Лугового, район расположения штаба соединения и ОППЦ временами представлял собой «спецлагерь НКВД – НКГБ», в котором собирались до 100–120 сотрудников этих организаций с 8-10 действующими радиостанциями[1173].
По поводу такого скопления спецгрупп Ямпольский и Луговой пожаловались в КШПД, а Булатов направил представление в ЦШПД. 14 сентября 1943 г. последовал ответ от заместителя Пономаренко: «14.9.43 г. Булатову – из ЦШПД. Скопление 7 раций в бригаде, безусловно, вредно. Вероятно, группы остаются у вас в бригаде, так как получают от ее командования развединформацию. Исключите возможность получения группами такой информации, что будет стимулировать их выбор для себя самостоятельных районов дислокации. Окажите содействие группам в выборе и оседании в новых районах. Бельченко»[1174]. ЦШПД предлагал разумное решение вопроса, полагая, что хозяевами основной развединформации из Крыма должны остаться партизаны.
Вместе с тем, такое решение не учитывало, что реальные условия для эффективного использования партизанского движения в разведывательных целях затянулись в силу определенной линии на обретение необоснованной полной самостоятельности Штаба партизанского движения во главе с В.С. Булатовым. Даже в августе 1943 г. при постановке задач партизанским формированиям крымский обком (В.С. Булатов) и подпольный обком (П.Р. Ямпольский) на первое место выдвигали усиление политической работы среди населения, затем – диверсионной деятельности, и на последнем месте – разведывательных мероприятий. Когда же речь заходит о действиях разведотрядов и разведгрупп, руководимых кадровыми военными, можно уловить разницу в расстановке акцентов относительно задач разведывательной работы. Так, о направленности действий группы майора Ш.Б. Чернянского на основании архивных материалов, можно понять, что заброска негласных помощников на территорию Северного Крыма осуществлялась им в первую очередь с целью сбора разведданных, а уж затем – агитационно-пропагандистской и, наконец, диверсионной работы[1175]. Активизация глубокой разведки начиная с осени 1943 года на территории Северо-Западного Крыма и в его восточной части (Керченский полуостров) была связана напрямую с подготовкой массированного наступления наших войск с целью уничтожения немецко-румынской группировки войск в Крыму и освобождения полуострова. Именно в этот период разведотдел Северо-Кавказского фронта проводил активные мероприятия по заброске разведгрупп и созданию резидентур, оснащенных средствами радиосвязи, на основных узлах железных и шоссейных дорог, в местах группировки войск противника, оборонявшего Керченский полуостров. К этому времени система агентурной разведки армии и флота была восстановлена (напомним, что до весны 1943 г. проведение агентурных операций за линией фронта в звене «армия – фронт» осуществлялись по линии органов НКГБ и военной контрразведки). Усилиями разведки СКФ в сентябре 1943 года были получены данные о появлении в Крыму семи дивизий противника (4 – немецких и 3 – румынских), переброшенных с Тамани; о прибытии на аэродромы Крыма значительного количества бомбардировочной авиации; о переброске войск в Восточный Крым морем, по дорогам и железнодорожным транспортом; о насыщенности побережья окопами, ДЗОТами и другими инженерными средствами. Здесь было сосредоточено до 85 тыс. сухопутных войск при 60–70 танках и 50 минометных батареях[1176].
С целью борьбы с партизанами и советскими разведчиками немецкое командование к августу 1943 года эвакуировало большинство местных жителей из Керчи, Феодосии, сел Керченского полуострова и побережья в северные районы Крыма. В этих условиях появление среди оставшегося населения любого нового человека сразу же привлекало внимание немецко-румынских контрразведывательных органов. Поэтому тактика руководителей разведорганов СКФ сводилась к подбору, подготовке и заброске в нужный район разведчиков из числа местных граждан. Предпочтение отдавалось женской агентуре. Судя по донесениям немецких спецслужб об арестах советских разведчиков в предшествующий период (1942–1943 гг.), советские армейские и фронтовые РО практиковали массовую заброску именно девушек-разведчиц в районы Восточного Крыма. Способ преодоления линии фронта – самолетом с парашютным прыжком[1177]. Это однообразие в тактике советских военных разведорганов помогало немецко-румынским спецслужбам.
В этом отношении, вероятно, более гибкой была тактика специальных разведподразделений, действовавших в интересах 4‑го Украинского фронта. Например, уже упоминавшаяся оперативная группа УШПД при ВС 51‑й Армии в ноябре 1943 года перебросила в Крым ядро разведгруппы в составе: командир С. А. Гусев, комиссар В. П. Зоркин, начальник штаба И.В. Шибаев. Способ заброски – парусной лодкой через Каркинитский залив на территорию Ак-Шеихского района (ныне Раздольненского района). Группа пополнилась за счет местных патриотов. Один из ее опорных пунктов был создан на Садырском (ныне Славянском) молокозаводе. Руководил этой небольшой группой Александр Ким. Кроме того, в нее входили брат Александра – Антон, из соседнего села Бакал – Г. Руденко, работники завода А.П. Маслова и В.И. Озерова. Подобные группы были созданы и в других населенных пунктах. Антон Ким был командиром диверсионной группы. Он дважды переправлялся на лодке через залив, отвозил разведданные начальнику спецгруппы майору Ш.М. Чернявскому, получал инструктаж, оружие, боеприпасы и обратным рейсом доставлял их в Ак-Шеихский район. О результатах боевой деятельности разведчиков и их помощников, объединенных под руководством майора Чернявского, каких-либо обобщенных данных не имеется. Известно только, что этими группами (отряда им. Чапаева) было уничтожено от 640 до 1426 оккупантов