Говорил он плохо. Звуки пытались пробиться через нос, что придавало его голосу нечто механическое. Но из-за того что он постоянно читал знакомые молитвы, внимательный слушатель мог соединить звуки в слова.
Кто-то из сестер заспорил об умственных способностях этого мальчика. Некоторые уверяли, что тот, кто выучил наизусть такие длинные стихи, не может быть дебилом. Другие говорили, что даже попугая можно обучить читать стихи. Сестра Милгита вмешалась в разговор и сказала, что звуки, которые мальчик произносит, это никакая не литания, а бред дьявола, засевшего у него внутри. Этими словами аббатиса и разрешила спор.
Но сестра Марта понимала его отчетливо. Она сразу же узнала литанию Святого Иосифа и литанию Святого Духа. Виктор без запинки читал все строки по-французски и по-немецки и делал это даже лучше, чем получалось когда-то у нее самой. Ей тогда пришлось немало потрудиться, чтобы выучить литании наизусть, но все же, когда приходилось читать их перед сестрой Милгитой, она сбивалась на половине или пропускала несколько строчек. Из-за этого сестра Милгита раз за разом откладывала выполнение ее просьбы о посвящении в послушницы. В конце концов ее все-таки посвятили, но аббатиса категорически предупредила ее, что она не может быть пострижена в монахини, если к тому времени не будет знать литании.
Поэтому сестра Марта в ту первую ночь стала повторять за Виктором. Она говорила шепотом, чтобы ее голос не был слышен в коридоре. А если она сама слышала где-то в здании монастыря какой-нибудь звук, то сразу же прекращала литании и продолжала дальше читать из Библии, как от нее и требовалось.
На следующий день после обеда она подменила сестру Ноэль и читала два часа подряд у кровати мальчика. Закончив, она быстро шепнула ему на ухо, что с нетерпением ждет, чтобы ночью читать вместе с ним литании. Но он никак не прореагировал.
Вторая ночь прошла так же, как и первая.
— Ду му-о-ти и а-ума, — говорил Виктор.
— Дух мудрости и разума, — одновременно говорила сестра Марта.
— Ду со-ета и ке-оти, — говорил Виктор.
— Дух совета и крепости, — повторяла сестра Марта. И на исходе ночи она опять погладила его рыжие волосы и спросила:
— Ты молишься об Эгоне?
Он кивнул. И дальше оставался безразличным.
— Это хорошо. Тогда он точно обретет покой, — сказала сестра Марта.
Мальчик никак не отреагировал. Но когда она чуть позже уходила от него, то почувствовала, что он провожает ее глазами. Она бросила на него взгляд через плечо и заметила, что он быстро посмотрел в другую сторону.
— Ты должен поесть, — сказала сестра Марта.
Она держала перед носом Виктора плитку шоколада.
Он резко отвернулся.
Это была уже четвертая ночь ее дежурства у постели мальчика. Предыдущая ночь была необычной. Виктор играл с ней в игру. По крайней мере, было на это похоже. Он то и дело прерывал литанию, которую читал, а она подхватывала и продолжала. Через несколько строк он снова продолжал. Так они повторили несколько раз. Но когда она ошиблась, он покачал головой и поправил ее. В этот момент сестра поняла, что мальчик экзаменует ее. Она, молодая двадцатилетняя женщина, была его ученицей. Он, трехлетний малыш, был ее учителем.
Так они продолжали два часа, три раза делая паузы по нескольку минут, когда Виктор нечаянно засыпал. Он не ел уже неделю, и голод начал брать свое. Аббатиса сказала, что, если он и дальше будет отказываться от пищи, ему начнут делать уколы — раствор глюкозы. Как проболталась сестра Ноэль, это было небезопасно, но в чем именно состоял риск, не уточнила. Поэтому сестра Марта твердо решила убедить Виктора хоть что-нибудь съесть.
— Ты должен, — попыталась она снова. Виктор продолжал плотно сжимать губы.
— Если ты не будешь есть, сестра Милгита опять сделает тебе больно.
Ни малейшей реакции. Как будто она говорила со стеной.
— Если ты не будешь есть, то умрешь.
И эта фраза тоже не вызвала ни одной эмоции на его бледном личике.
— А если ты умрешь, то не сможешь больше молиться за Эгона.
На мгновение Виктор нахмурил брови, на крошечное мгновение, но и этого ей было достаточно.
— И тогда никто не будет молиться за Эгона. Сестры не будут этого делать.
Тут Виктор стал нервно теребить пальцами простыню, которой был укрыт по грудь.
— И пациенты тоже не будут, — продолжала она. — Никто. Ни Марк Франсуа. Ни Анжело Вентурини. Ни Нико Баумгартен. Никто. Никто не станет молиться за Эгона, если тебя не будет.
Сестра увидела, как его голова слегка развернулась в ее сторону.
— Нет, я тоже не буду, Виктор. Потому что если ты умрешь, я должна буду молиться за тебя.
Логика сестры Марты была довольно странной, но, сама того не зная, она ухватилась за единственную логику, которую понимал маленький Виктор Хоппе.
Если. Тогда. Одно для него вело за собой другое. Цепная реакция.
Если. Тогда. Таким образом функционировал его мозг.
Сестра Марта отломила кусочек шоколада и поднесла его ко рту Виктора. Мальчик открыл рот и позволил ей положить шоколад себе на язык.
— Может, тебе лучше сесть, — предложила она. — Иначе ты можешь подавиться.
Он приподнял голову, растерянно оглянулся по сторонам, как будто только что понял, что находится не в большом зале, и потом сел в кровати. Сестра Марта с гордостью смотрела, как Виктор жует шоколад. Не говоря ни слова, он взял второй кусочек и положил в рот. Потом еще один и еще. Мальчик ел все с большей жадностью, как будто вдруг почувствовал, как сильно он проголодался.
— Теперь тебе, наверное, хочется пить, — сказала она, когда Виктор доел последний кусочек.
Он кивнул и сказал что-то, что она не поняла.
— Что ты сказал? — переспросила она.
Это был первый раз, когда он воспользовался голосом, чтобы установить с кем-то контакт.
— Да-сес-та, — прозвучало снова. — По-а-лу-та.
Она была поражена. Этому никто из сестер никогда его не учил. Собственно, его никогда ничему не учили, разве что ходить. Все то время, что он молчал, он, должно быть, постоянно наблюдал, и слушал, и накапливал всё в себе. Пока однажды ему не понадобилось заговорить. Или не захотелось.
— Тогда я принесу воды. Я сейчас вернусь.
Сестра Марта прошла в умывальный зал, чтобы набрать стакан воды. Больше всего ей хотелось пойти к сестре Милгите и рассказать новость. Она бы сказала: «Виктор ест!», а затем: «Виктор говорит!»
Но аббатису разрешалось будить только в случае крайней необходимости. А этот случай не казался таким. Вовсе нет. Это была хорошая новость. Не только для Виктора, но и для нее самой. Она сразу же зарекомендовала себя как послушница. Она, сестра Марта, в прошлой жизни Лотта Гёлен, смогла уговорить Виктора поесть. И она, она же смогла заставить его заговорить. Ей удалось то, что не удавалось всем остальным сестрам. И она по праву гордилась собой.
Когда сестра Марта вернулась со стаканом воды, Виктор снова лежал на спине. С его губ снова срывались звуки литании.
— Виктор, — тихонько позвала она. — Виктор, я принесла тебе воды.
Мальчик никак не отреагировал и продолжал молиться. Ей стало нехорошо. Может, всё это ей почудилось. Она бросила быстрый взгляд на обертку от шоколадки на столике у кровати и нахмурила брови.
— Виктор? Ты ведь хотел пить?
Она прислушалась к его голосу. Он читал литанию. Почти заканчивал. Сестра решила дочитать вместе с ним.
«…как не достойны мы этого блага, молим Тебя, даруй нам милость подчиниться указам Провидения Твоего на всем земном пути нашем, чтобы обрести блага небесные. Во имя Отца нашего, Господа. Аминь».
Она не успела перекреститься, как Виктор снова сел в кровати. Не глядя в ее сторону, он протянул руку за стаканом.
— Са-па-си-ба, — сказал он.
— Пожалуйста, — ответила она и, неслышно для Виктора, облегченно вздохнула.
— Давай вместе помолимся за Эгона? — предложила она.
Виктор кивнул. Она обратила внимание, что он по-прежнему старается не смотреть ей в глаза. Хоть мальчик и позволил ей в какой-то степени приблизиться к себе, но все-таки продолжал сохранять дистанцию.
Они вместе прочли литанию Святому Иосифу, а когда закончили, сестра Марта предложила Виктору немного поспать. Было четыре часа утра. Она заметила, что он засомневался.
— Я думаю, Эгон был бы не против, — сказала она тогда. — Я уверена.
И, похоже, мальчика это успокоило. Он закрыл глаза, а она стала тихонько петь:
— И цветочки все заснули, так устали пахнуть. Перед сном и мне сказали: «Ляг скорей в кроватку».
Потом остановилась и сказала:
— Это голландская песенка, Виктор. Мне ее всегда пела моя бабушка.
Но Виктор, похоже, уже заснул.
На следующее утро сестра Милгита смогла лично убедиться в том, как Виктор съел свои бутерброды. Сгорбившись и наклонив голову, он сидел на матрасе, поджав под себя ноги, и держал хлеб у самого рта, откусывая крошечные кусочки. Его зрачки все время бегали слева направо, как будто он боялся, что кто-нибудь может отнять у него еду.
Сестра Марта стояла рядом с аббатисой. Ее глаза сияли. В это утро она поднялась вместе с другими сестрами, хотя могла и выспаться, и сразу же сообщила аббатисе новость. Та отреагировала с недоверием и захотела убедиться лично. Как апостол Фома, который должен был потрогать раны Христа, чтобы убедиться в Его воскрешении, подумала сестра Марта.
Она немного боялась, что Виктор откажется есть в присутствии сестры Милгиты, но как только она протянула ему бутерброд, мальчик сразу же схватил его.
— Пожалуйста, — сказала она.
— Са-па-си-ба, — ответил он.
И теперь она вместе с аббатисой смотрела, как Виктор снова ест. Она чувствовала себя так, будто одержала триумфальную победу.
— Чтение Библии подействовало. Зло повержено, — сказала сестра Милгита. — Я знала, что это поможет. Сестры хорошо постарались.
Сестра Марта не поверила своим ушам. Она только заморгала и, когда увидела, что сестра Милгита смотрит на нее, не смогла скрыть разочарования.