Однако никто из посторонних не прошел мимо, а потому не мог слышать сдавленный шепот Юлиуса Корпса, который искал, разумеется, не вершителя дюжины подвигов, а всего лишь своего непутевого друга Гераклида.
– Гераклид! – шипел мошенник, высматривая отнюдь не маленькую фигуру товарища, но никого не находил.
Это чрезвычайно нервировало Юлиуса – талант приятеля попадать в неприятности был ему известен. Одна из них – освобождение инспектора – уже случилась, а беда, как известно, не приходит одна, предпочитая прихватить с собой ещё парочку товарок.
– Куда же ты подевался, толстощекий баран, Орк тебя забери! – в сердцах воскликнул Корпс.
И тут же, чуть дальше по дороге к берегу, послышался сдавленный стон. Мошенник выругался, затем непоследовательно возблагодарил всех богов разом, после чего поспешил на помощь.
Гераклид лежал на животе под чахлым кустиком, который пытался прикрыть необъятное, по меркам растения, тело. Стон, услышанный Юлиусом, оказался первым в длинной череде ему подобных. И с каждым из них отчаяние, звучащее в голосе, возрастало.
Корпс дернул за веревки, которыми руки Гераклида были замотаны за спиной, и принялся распутывать узлы. Однако горе-скульптор, не видя, кто сидит на его спине, примется колотить ногами и брыкаться, решив, что вернулся связавший его противник.
– Тихо, дружок, это я, Юлиус, – прохрипел мошенник на ухо другу и как бы невзначай ткнул его ладонью под лопатку.
Гераклид дернулся в последний раз и успокоился. В награду за это он уже через каких-то пять минут лежал на спине, шумно дышал, смотрел в небо и потирал затекшие ладони, чуть всхлипывая.
– Ну, рассказывай, – Корпс присел на песок, поглядывая на товарища.
– Они связали меня и пытали! – если судить по тону, Гераклид сейчас рассказывал о великом подвиге, а не о поражении.
– Какие еще «они»?
– Ну, он. Какая разница?
– Большая, – отрезал Юлиус, которому резко захотелось связать товарища обратно, да ещё и впихнув в рот кляп для верности. – Он – это, полагаю, инспектор. И как же он освободился?
– Я его развязал. Да, не смотри на меня так! Он сказал, что ты пленил его нечестным образом. Ударом камня. Со спины! – Гераклид осуждающе взглянул на друга. – Героям не подобает так поступать.
Юлиус чуть не взвыл в голос от нахлынувшей досады. Развязать пленника только потому, что его не предупредили, что сейчас будут брать в плен и не дали защититься – это очень похоже на Гераклида.
– Я рад, что ты раскаиваешься, – по-своему оценил выражение лица мошенника товарищ. – Я развязал его и сказал, что сейчас возьму в плен по всем правилам. Ведь я же тебе друг, а значит, должен исправлять твои ошибки. Я понимаю, ты очень спешил, а потому не мог сделать все по совести, но мне-то торопиться было некуда. А дальше он повел себя совершенно недостойно! Поистине, люди взывают к благородству, а сами ничего в нем не смыслят. Это в наш-то просвещенный век! В общем, когда я развязал его и отвернулся на долю секунды, чтобы отложить в сторону веревку, он набросился на меня, оглушил, а затем, видимо, связал.
– То есть теперь, дружок, ты понимаешь, что не всегда следует поступать по-геройски?
– Нет. Быть героем надо всегда. Возможно, это была расплата. Ведь ты первый повел себя недостойно.
Под очередным осуждающим взглядом друга Юлиус прикрыл лицо ладонью и вздохнул. Да уж, как любил повторять Фавн – дурость, помноженная на благородство, самое мощное разрушительное орудие!
– Ладно, – сказал мошенник, поразмыслив. – Сейчас вряд ли стоит искать виноватых. Пора отсюда уходить.
– Может быть, чуть позже? – робко спросил Гераклид, изобразив на лице страдания. – У меня все тело болит от этих веревок. Я сейчас не очень ходибелен, да и к тому же перекусить…
Корпс поднял руку, призывая друга помолчать. Тот – хвала Зевсу! – послушался. Сквозь шум прибоя, крики чаек и свист ветра до друзей донесся человеческий голос.
– Скажи-ка, дружок Гераклид, а если ты не ходибелен, может быть, ты бегателен? —поинтересовался Юлиус. – А то, чует мое сердце, что сюда кто-то направляется и явно не для того, чтобы смазать твои раны и накормить досыта.
Пригибаясь почти к самой земле, мошенник пробрался чуть выше по тропе и разглядел неунывающего инспектора Лавраниуса в исподнем, за которым бежали стражники алхимиков в серых масках.
– Орково отродье, – выругался Юлиус.
Уже не скрываясь, он бросился вниз, на бегу всерьез раздумывая, не наподдать ли Гераклиду, чтобы тот понял всю серьезность происходящего, однако тот и сам с небывалой прытью вскочил на ноги и бросился прочь так быстро, что Юлиус с трудом нагнал его. По скорости тот вполне мог дать фору марафонцам.
Позади раздались восторженные крики – Лавраниус разглядел обидчиков. Инспектор оказался не такой уж дурак, раз решил искать злоумышленников там, где его пленили. А может быть, они просто возвращались, чтобы увести Гераклида, ни ожидая встретить здесь кого-либо еще. Не желая, вопреки собственным словам, вести себя по-геройски, Аквус на полном ходу мчался в сторону берега. Мошенник окликнул его и взмахом руки указал в сторону. Там виднелся черный провал пещеры.
«Она просто обязана иметь другие выходы, – убеждал сам себя Корпс. – Состязаться в чистом беге с охранниками и тренированным инспектором – это безумие. Гераклид сейчас бежит, как горный козел, но уже через пару минут начнет тормозить, плакаться, что у него все болит, а то и вообще встанет. Да и сам я, надо признать, не в лучшей форме, а еще этот дурацкий балахон…»
Балахон и в самом деле мешал бежать. Он был чуть великоват Юлиусу, а потому приходилось приподнимать его, держа руками с боков, чтобы ненароком не наступить на подол. Подтверждением же других мыслей Корпса стало то, что, к тому времени, когда они добрались до пещеры, Гераклид уже дышал так, что заглушал прибой.
– Что остановился? Вперед! – скомандовал мошенник, ныряя в пещеру и увлекая за собой друга.
Не успели волны и трех раз набежать на берег, как следом за друзьями под каменную арку вбежал инспектор, издавая победные крики.
По всей видимости, он вырос далеко от побережья. Либо, когда остальные мальчишки убегали играть на берег, оставался дома, помогая отцу или готовясь к занятиям. Потому что каждый, кто в детстве лазил по прибрежным гротам и катакомбам, обдирая коленки и набивая шишки, знает – залетая в пещеру, жизненно необходимо соблюдать несколько простых правил.
Во-первых, сделав пару шагов, обязательно задержаться хотя бы на мгновение, чтобы глаза привыкли к мраку. Иначе можно споткнуться, налететь на стену…. Конечно, все это может случиться и с теми, кто не соблюдает первого правила, но произойдет это хотя бы не так быстро.
Во-вторых, если ты бежишь за кем-то, в пещеру надо красться буквально на цыпочках, задержав дыхание и уговаривая собственное сердце биться как можно тише. Только тогда у тебя есть шанс услышать эхо шагов преследуемого и понять, в какую сторону он удаляется.
В-третьих, заскакивая в темное и незнакомое место, держи руки вытянутыми перед собой! Лучше поцарапанные ладони, чем расквашенный нос.
– Повезло нам, – выдохнул Юлиус, услышав позади звук удара, крик, а затем – град проклятий. Бедный Лавраниус не знал правил обращения с пещерами, зато его запас цветистых ругательств заслуживал искреннего уважения. – Надо, пока он призывает гнев богов на наши головы, успеть подальше уйти.
– Зачем? – Гераклид пыхтел рядом, крепко держась за плечо друга. – Враг повержен…
Юлиуса так и подмывало прочитать пространную лекцию. Что-нибудь в духе: «Этот человек уже единожды был повержен, но именно благодаря твоему приступу идиотского благородства теперь он гонится за нами…» Или: «Мы не первый день знакомы. Скажи, сколько раз твои умозаключения касательно наших противников оказывались справедливыми?» Или даже: «Закрой рот и молча иди за мной, гарпии тебя раздери! Я бы с удовольствием оставил тебя, толстый человекоподобный якорь, если бы не был уверен, что ты раньше времени разболтаешь тайну первому встречному, и вот тогда всем придется действительно жарко…»
Но одной из первых заповедей, которые Фавн вдалбливал своим ученикам, было: «Упаси тебя Гермес произносить речи, когда за тобой гонятся, когда ты спасаешь прекрасную деву и когда ты готовишься вонзить кинжал в горло злейшего врага… Жизнь хитреца, вора или мошенника вообще не предназначена для лишних слов: чем меньше ты будешь болтать, тем больше у тебя шансов дожить до старости. И уж тогда, вечером у камина, ты можешь вдосталь поговорить – за всю предыдущую жизнь». Воистину, если бы этим нехитрым правилам следовали не только воры и пройдохи, но также боги и герои, то последним бы удавалось прожить куда как дольше.
Поэтому Юлиус молча взял Гераклида за запястье и потащил его дальше, ведя пальцами другой руки по стене темного прохода, чтобы не пропустить неожиданный поворот.
Друзьям везло. Пол коридора был до того ровный, что даже Гераклид почти не спотыкался, пока не встречалось ни острых сталагмитов, ни узких мест, где пришлось бы протискиваться. А льющийся сверху из редких трещин свет и вовсе делал побег приятной прогулкой. Даже Юлиус уже собирался замедлить шаги и немого отдохнуть… как откуда-то сзади и слева послышался собачий лай. Инспектор оказался хорошим противником.
Если бы с ним не было Гераклида, Юлиус наверняка попытался бы ввинтиться в первый же узкий лаз, попавшийся на пути, завалить его камнем и продолжать путь в относительной безопасности. Либо занялся бы изучением потолка, нашел место, где сверху свисают корни растений – или, на худой конец, сталагмиты – и попробовал зацепиться за них. Если бы ему удалось продвинуться на пару десятков метров, ни разу не наступив на землю, собакам пришлось бы сложно. Однако эти прекрасные методы решения проблемы никуда не годились, пока рядом был Аквус.
Тот еще даже не понял, какая опасность им грозила.
«Хорошо хоть, что Лавраниус не услышал, в какую сторону мы ушли. Можно радоваться, что за нами гонится не вся свора специально обученных ищеек, а половина. Или треть», – Юлиус считал, что в каждой ситуации следует находить плюсы. Любые обстоятельства легче переносятся, если смотреть на них с радостью. Даже если доля твоей радости не больше виноградинки в сухой неурожайный год.