я
Юлиус Корпс ощущал себя Сизифом. С таким трудом, практически уже из последних сил, он вкатил камень на гору, но, как оказалось, все было зря.
Нет, камень не сорвался и не покатился вниз, заставляя мошенника бежать, спасая свою шкуру. Но вот достижение превратилось в бесполезное и никому не нужное. Выяснилось, что наверху есть лебедка, с помощью которой этот камень поднимался на раз. А все, что проделал Юлиус, – это так, баловство одно.
Но самое страшное заключалась даже не в этом. Виновник происходящего оказался богом. И не заурядным божком, но тем самым, кому мошенник, подобно тысячам своих собратьев, возносил хвалу и которого почитал больше других. И, более того, все это время Корпс был частью его планов. Шестеренкой в огромном механизме, которая воображает себя центральным маховиком, но даже не подозревает о том, чем на самом деле этот механизм занят.
В общем, на лице Юлиуса, последовательно сменяя друг друга в загадочном хороводе, мелькали то недоумение, то удивление, то радость, то злость, то отчаяние, а то лютая ненависть.
Однако оказалось, что самые яростные чувства бушуют внутри другого человека.
– Ну, за что опять-то, а?! – взорвалась вдруг Флавия. – За что, я вас спрашиваю?!
Под хищным взглядом жрицы наверняка увяли бы цветы, вздумай они здесь оказаться. Хихикающий Оракул примолк; Леонид сделал вид, что занят Александром; Гераклид принялся копаться в карманах; даже Юлиус внезапно почувствовал, что все его переживания ничего не стоят.
И вот, взгляд Флавии упал на Парокла, оказавшегося Гермесом.
– Зачем ты так со мной поступил? – произнесла она тем тоном, который сам собой не предполагает какого-либо ответа на вопрос, ибо его просто отметут.
– Как? – тем не менее переспросил Гермес.
– По-свински! Использовал меня и любовь, что я тебе дарила! Были подозрения,, что ты можешь сбежать, но сейчас… Бог он, видите ли. Какое тебе дело до простой жрицы, да еще Диониса? А ведь у нас могли быть такие прекрасные дети.
– Ну, вообще-то они еще могут быть. Смекаешь?
– И ты думаешь, что они будут расти без отца? Чтобы все обзывали их бастардами и незаконнорожденными?
– Хм, пожалуй, такой судьбы я им не желаю, – несмотря на печальный тон, Гермес не прекращал улыбаться.
По мнению Юлиуса, одно это доказывало, что перед ними стоит бог. Люди не способны долго сохранять спокойствие в подобной ситуации.
– А у нас мог быть такой прекрасный дом. Ферма. Коровы, куры, овцы…
– А с ними что не так?
– Ты хочешь, чтобы я одна со всем управлялась?! – совсем рассвирепела Флавия. – Чтобы ты, значит, там у себя на Олимпе прохлаждался, а я тут, в поте лица…
И тут Гермес доказал, что несмотря на собственную божественность, он знает, как обращаться с человеческими женщинами. В несколько шагов оказавшись рядом с жрицей, Гермес прижал ее к себе и поцеловал. Поначалу Флавия молотила кулаками по его груди, вырывалась, пыталась лягнуть в коленку… но вскоре растаяла в крепких объятиях.
– И все-таки, – слегка откашлявшись, произнес Леонид. – Давайте для начала разберемся, что здесь происходит. Так сказать, соотнесем чертеж и готовое изделие.
…
– Задуматься об этом стоило сразу по окончанию Троянской войны. По крайней мере, такое мнение сложилось после.
Диос… точнее, уже Гермес сидел на скамейке в парке и покачивал скрещенными ногами. Рядом устроилась Флавия – свернулась в клубок, как довольная кошка, и положила голову богу на колени. Жрица быстрее всех оправилась от потрясения и теперь неплохо чувствовала себя в роли подруги небожителя.
Гераклид не переставал таращиться на Гермеса. Являя собой материализацию искреннего восхищения, он будто забыл даже о своей геройской доли в этой истории, и если пытался вставлять в разговор какие-то реплики, то на девяносто процентов они состояли из «ах!» и «неужели».
Александра было не видно и не слышно, Леонид затянул шнурки на сумке с кротом и, поглаживая ее короткими отрывистыми движениями, сверлил бога сосредоточенным взглядом. Он даже будто помолодел, скинув десяток лет, усталость на лице была почти не заметна, разгладились морщины на лбу и вокруг рта.
Юлиус пытался заставить себя быть внимательным, запоминать и тут же анализировать информацию. Ему приходилось делать вид – в первую очередь, перед самим собой – что нервы в порядке, а готовность слушать – на высоте. Благо, пример в лице Леонида сидел рядом.
– Уже тогда стало понятно, что одинаково разрушительно как делить песочницу своими силами, так и играть в шахматы с людьми. После того, как с троянской конягой взяли город, на Олимпе был знатный мордобой, и многие потом щеголяли с фингалами. Да еще с бравадой, будто прыщавые подростки, а не боги. Решили заняться игрой на своем поле, как Одиссей устроил монстрам и нимфам веселую жизнь – не по своей воле, прошу заметить, а из-за козней Посейдона. В итоге все кругом виноватые, половина друг на друга дуется, другая половина – мечтает отомстить. Нужно было навести порядок на Олимпе, но как? Проверенный финт с призывом титанов слишком разрушителен – а главное, людей жаль… Ну, то есть мне, например, было жалко их хитростей и гильдию ленивых кузнецов в Спарте, которая изобрела отмычки, Афине – прогресса, Аполлон носился со статуями… И так далее. У каждого свой интерес. Посейдон пробовал отцовские методы, но в итоге после того, как затонула Атлантида, Зевс применил авторитет и пару молний. И предложил все упорядочить.
– А ссорились-то вы из-за чего? – Флавия задала вопрос, который вертелся у Юлиуса на языке.
– Очевидно, из-за людей. Знаешь, как родители реализуют свои мечты и комплексы через детей, заставляя заниматься игрой на арфе или отдавая в спортивную гимназию, не считаясь с их мнением, так и большинству богов хочется сделать все «как надо». Проблема в том, что у каждого свой вариант «как надо», а человечество, увы, одно. Нужна была система, какой-то договор, который примирил бы всех и дал людям самим выбирать дорогу, по которой они идут. Тогда он и был составлен.
– Ему двадцать пять веков? – благоговейно протянул Гераклид.
– Нет, около двадцати. Все согласились с его существованием и четко прописали пункты только тогда, когда появился молодой наглец, возомнивший себя богом из-за умения ходить по воде и растить на деревьях краюхи хлеба. Аид утверждает, что тот всего лишь сумел пробраться под землю и стащить у Персефоны ее жезл плодородия, а насчет прогулок по морю… сандалии, как у меня, всегда были в моде. Так вот, люди заговорили, что он лучше олимпийцев, потому что в мире с собой, а в пантеоне – вечные ссоры. После этого, как только выгнали нахала в шею на север, за Пиренеи, так и подписали.
– И что, перестали ссориться?
– Ага. Переложили ответственность, – Гермес ухмыльнулся. – На вас. Кому возносишь молитвы, тот и имеет влияние на тебя. Чем больше кузнецов поклоняется Гефесту, тем сильнее бьет его молот.
– Но это же логично, – Леонид пожал плечами. – Кто больше заботиться о людях, тот и вправе считать себя сильным богом.
– Это только на первый взгляд, – бог хитро посмотрел на ученого. – Ведь сейчас на фабриках работает гораздо больше, чем людей искусства. И что получается, только поэтому одни боги лучше других? Несправедливо, ведь это не война, и мы не соревнуемся, у кого армия больше. Да и там умелая горстка храбрецов, всегда может остановить превосходящего в численности противника за счет умения.
– И что же? Надо учитывать, кто искренней и лучше молится? – фыркнул Стадис.
– Конечно, нет. Иной работяга почти всегда опередит актера или того же ученого. Чем больше разума, тем больше и сомнений. Как сказал кто-то из людей: я знаю только то, что ничего не знаю, а другие не знают и этого. Самая главная же проблема в том, что некоторые играют не по правилам. К примеру, Гефест иной раз возьмет и собственное изобретение кому-нибудь подсунет. Да и с чертежами. В прошлые времена он бы просто так не отделался. Запросто разделил бы участь Прометея. А сейчас – все по закону получается.
– Насколько я помню, в договоре прописано, что ничего зазорного в помощи нет. И потом, можно подумать, остальные не вмешиваются.
– Вмешиваются. Например, я, – Гермес улыбнулся. – Но ведь тут еще загвоздка в трактовках договора. Вот, к примеру, человек, который делает театральные маски, – в этот момент бог подмигнул Юлиусу, а тот не смог сдержать нервный смешок. – Этот человек – он кто? Ремесленник или артист? А создатель декораций для театра? Ну, и самое распространенное – вот ученый-изобретатель, который сконструировал новый тип оружия. Он кому поклоняться должен? Гефесту – потому, что все будет сделано на фабрике? Афине – за знания, которыми он воспользовался? Аресу – из-за того, что это оружие будет убивать? Или Аиду, которому изобретение добавит душ в царстве мертвых? Тут все очень тонко, на самом деле. А договор этих тонкостей не учитывает.
– Тебе-то какое дело? – поинтересовался Юлиус, сдержав готовое сорваться «дружочек». – Ты-то как от этого всего зависишь?
– Я? Никак. Мошенники и торговцы никогда не переведутся, – бог поводил в воздухе рукой и, не глядя ни на кого, продолжил. – Нас, на самом деле, много таких. Дионис, Аид, Тихе, Афина, Фортуна, я…
– …так чего же вы хотите? – прервал бога Леонид. – Вас же все устраивает!
– Все так, да не так. Нас лично оно не касается, но мы не хотим революции. Большая война на Олимпе до добра не доведет. Вы же понимаете, что она начнется и в мире смертных. А люди за последнее время поднаторели в искусстве убивать себе подобных. Техники для этого у вас полно.
Это было правдой. Юлиус представил, что может случиться, если сейчас разгорится война. Да не просто война, а настоящая бойня. Каждый будет вынужден выбрать – кому из богов он поклоняется. И это будет похуже гражданской войны, потому что в стороне отсидеться ни у кого не получится.
– Все равно, это не ответ на вопрос «зачем это конкретно вам?» – продолжал напирать Стадис.