— Он хочет меня… — прошептали одни губы.
Я вцепился в меч.
— Отпусти, Дел… Отпусти…
— Бореал, — прошептала Дел.
Я застыл. Я просто превратился в камень.
— Он хочет нас обеих…
Одной рукой я быстро сжал рукоять меча, а другой сильно ударил Дел в грудь.
Дел упала, отпустив меч, неуклюже опрокинулась на свою постель и посмотрела на меня с ужасом.
Не из-за того, что я ударил ее — она все поняла — а из-за того, что она узнала. Из-за того, что почувствовала.
— Ты должен убить его, — сказала она.
— Как я могу…
— Убить, — повторила Дел. — Ты должен освободить меч, избавиться от Чоса Деи, ты должен…
— Я знаю, — кивнул я, — знаю. По-моему я сам тебе об этом говорил.
Дел приподнялась, привела себя в порядок, но так и осталась сидеть на влажной земле рядом с одеялами.
— Он хочет меня, — очень тихо сказала она. — Ты понимаешь, о чем я?
Я понял, и мысль эта была так отвратительна, что к горлу подкатил кислый комок.
— Убей его, — повторила Дел, — пока он не сделал мне хуже.
6
Дел моя идея не понравилась.
— За ним нужно следить, — сказала она. — Его нельзя оставлять одного ни на минуту.
Я продолжал заворачивать яватму в одеяло, вздрагивая, когда задевал за ткань распухшим пальцем. Осмотрев его утром, мы определили, что обошлось без перелома, но болел мизинец как в аидах. Дел сделала плотную перевязку, но боль от этого не уменьшилась.
Я положил сверток к стене и поднялся.
— Я не возьму его с собой, у меня есть меч Вашни. Пусть полежит здесь.
— Ты видел, на что он способен…
— Но ты касалась его. Не надо его трогать, и ничего не случится.
— Девочки…
— Лена их хорошо воспитала. Они не войдут сюда, потому что им не разрешили входить, а они достаточно умны, чтобы не навязываться.
Но Дел я не убедил.
— С ним нужно обращаться очень осторожно.
Я вздохнул.
— Конечно. А почему, ты думаешь, я спрашивал вас о джихади?
Глаза Дел расширились.
— Но ты же не веришь…
— Сейчас я готов попробовать что угодно. Может этот мессия и обычный самозванец, но почему не предложить ему попробовать? Танзиры потребуют доказательств его божественности… Чтобы убедить их, ему придется совершить несколько чудес. Почему не попросить его вылечить мой меч?
— Потому что, скорее всего, он не сможет это сделать.
— Может и не сможет, а может сможет, — я пожал плечами. — Почему не попробовать?
Дел хмуро покосилась на меня.
— Ты сам на себя не похож, Тигр.
— Почему? Потому что не хочу соглашаться с тобой или из-за своего желания попросить джихади помочь?
— Я и не вспомню, когда ты со мной соглашался, так что я не об этом. Я имела в виду последнее. Ты всегда заявлял, что любая религия это чушь.
— Я привык говорить то же самое о магии и смотри, до чего меня это довело, — я продел руки в перевязь и пристроил в ней позаимствованный у Алрика меч Вашни. — Слушай, баска, я не говорю, что верю в богов — и не думаю, что смогу когда-нибудь поверить — но кто знает, может джихади, если он настоящий, не просто мессия?
— Не просто мессия? Ты о чем?
— Ну знаешь, чтобы превратить песок в траву одного божественного обаяния маловато, — я ухмыльнулся. — Может он волшебник… может он Шака Обре.
— Джихади? — изумленно переспросила Дел.
— Да. Разве Шака Обре когда-то не правил Югом? Кто сделал страну зеленой и цветущей? Если он действительно создал Юг, почему у него не могло возникнуть желание возродить этот мир?
— Чоса Деи наложил на него заклятие.
— А он наложил заклятие на Чоса Деи. Но теперь Чоса свободен — в некотором роде — может и Шака освободился. Он мог бы появиться как джихади. Может он и есть тот человек, о котором рассказывал Оракул.
Дел задумалась.
— Если он…
— …тогда он у меня в долгу, — закончил я.
Дел скептически приподняла бровь.
— И ты думаешь, что из благодарности он проявил бы к тебе особую благосклонность?
— Еще немного и Чоса Деи уничтожил бы охрану. Кто знает, сколько яватм он успел собрать и сколько магии из них вытянул. Появись мы на несколько дней позже, получи он твой меч — и он бы вырвался. Пусть лучше сидит в моей яватме, чем бродит на свободе. На месте Шака Обре я был бы очень мне благодарен.
Дел слабо вздохнула.
— Смысла в этом не больше, чем в остальных предположениях.
— А если этот джихади не Шака Обре, какая разница? Может он все же сумеет освободить мою яватму.
Дел посмотрела на меч, скрытый под складками плотно закрученного одеяла.
— Он должен умереть, — твердо сказала она.
— Я был уверен, что ты согласишься… как только поймешь мою мысль, — я поправил перевязь и повернулся к двери. — Какие у тебя планы на сегодня?
— Выяснить хоть что-нибудь об Аджани.
Меня как в живот ударило.
— Но, надеюсь, не найти его самого?
Дел покачала головой.
— Сначала мне нужно побольше узнать о нем, выяснить, кто он сейчас. Я видела его шесть лет назад и в общем-то так и не узнала, я думала только о том, что он сделал, — Дел пожала плечами. — Я осторожно прослежу за ним, а потом поговорю с ним моим мечом.
— Но ты же не собираешься… снова просить меч вернуть тебе собранность? ТЕПЕРЬ?
Дел широко улыбнулась.
— Ты получил прошлую ночь, разве нет?
— Мы оба получили прошлую ночь, и, должен признаться, я жду продолжения.
Улыбка тут же пропала. Дел снова стала спокойной, сдержанной, серьезной.
— Продолжение будет… если я выиграю.
Я не рискнул испытывать свое терпение, пробиваясь через толпу на лошади, и уж совсем не представлял, что стал бы делать, если бы жеребец решил расчистить себе свободное пространство. Кроме того, когда твоя голова на одном уровне с головами остальных, легче прислушиваться к болтовне, а я хотел узнать последние новости об Оракуле или джихади. Так что я смешался с толпой.
Побродив по аллеям, улицам и базару, я кое-что выяснил. Оракул, по слухам, упрямо продолжал предсказывать скорое появление джихади. Конечно «скорое» понятие относительное — из слов Оракула выходило, что ожидание могло растянуться и на год — но я искренне сомневался, что у кого-то хватит терпения так долго ждать.
Услышал я и о других предсказаниях Оракула. Он рассказывал, каким будет мессия, говорил, что этот человек недавно вернул себе силу. Оракул утверждал, что мессию узнают сразу — он человек многих талантов и твердо решил сделать Юг таким, каким он был в древности.
Не удивительно, что танзиры волновались.
Я подошел к окраине города, где расположились племена, с тяжелым сердцем. Обычно к каждому племени можно найти подход — если они не настроены именно против вас — торговля, обмен, переговоры. Но некоторые племена, такие как Ханджи и Вашни, были настроены враждебно ко всем и их всегда старались избегать, хотя бывали случаи, когда уклониться от такой встречи было невозможно, например в Пендже, где племена, кочевники по природе, бродили где хотели. Я смотрел на хиорты и никак не мог поверить, что так много разных племен уживались вместе. Игра шла по каким-то незнакомым мне правилам.
От этого визита я ничего не ждал. Во-первых, Салсет могли остаться в Пендже, а во-вторых, даже если они пришли сюда, со мной могли общаться как с пустым местом — все взрослые отлично помнили, чем я был, и ни один из них не позволил бы мне забыть об этом.
И уж конечно не позволил бы этого шукар, у которого были свои причины ненавидеть меня. Хотя он мог и умереть. Если бы я знал, что старик умер, мне было бы легче.
Но он был жив.
Я нашел Салсет случайно. Растолкав коз, овец, ослов, детей, собак и цыплят, бродивших между фургонами и хиортами, я уже подошел к городу и остановился на несколько секунд раздумывая, не пойти ли к другому племени, но тут что-то заставило меня развернуться и я увидел знакомый хиорт.
Салсет расположились рядом с сине-зелеными палатками Талариан. Поскольку Талариан были гораздо многочисленнее, не удивительно, что Салсет рядом с ними терялись. Я пошел к хиорту шукара.
Он сидел на одеяле перед открытым пологом. Седые волосы поредели, а зубов у него почти не осталось. Покрытые пленкой глаза старика слепо смотрели на мир. В нем едва теплилась жизнь, но он узнал меня с первого слова.
— Мы дали вам лошадей, — прошипел он. — Мы заботились о твоей больной женщине, мы дали вам воду и еду. Тебе нечего больше требовать от нас.
— Я могу потребовать гостеприимства, его вы обязаны оказать каждому. Это обычай Салсет.
— Не учи МЕНЯ обычаям Салсет! — его голос дрожал от старости и гнева, а не от страха. — Это ты забыл наши обычаи и добился помощи незамужней женщины.
Я тоже разозлился.
— Ты знаешь не хуже меня, что Сула решала сама. Она была свободной, не связанной ни с одним мужчиной. Женщины Салсет живут с кем хотят пока не примут в свой хиорт избранного ими мужа. Ты просто ревнуешь, старик — она предпочла чулу и отказала шукару.
— Ты заставил ее сказать, что это ТЫ убил зверя.
— Я убил его, — ровно сказал я, — ты тоже это знаешь… Но ты никак не хочешь признать, что чула преуспел там, где ты провалился, — взглянув на поношенную одежду и старый хиорт, я понял, что шукара преследуют неудачи. Когда-то он был очень богатым человеком. — Ты уже не владеешь магией? Разве боги отвернулись от тебя?
Я понимал, что старик, сидящий передо мной, скорее всего не проживет и года, и не хотел говорить с такой горечью и надрывом, но я не мог забыть, какой была моя жизнь с Салсет. Я не обязан был с ним любезничать. Я не должен был ему ничего, кроме искренности. Я ненавидел старика.
— Жаль, что ты не умер от яда, — прошептал он. — Еще день, и ты бы сдох.
— И я благодарен Суле, — заметил я и понял, что мое терпение истощилось. — Где ее хиорт, шукар? Скажи где Сула. Обычаи Салсет обязывают тебя помочь гостю.
Он покусал сморщенные губы, показав оставшиеся зубы, коричневые от ореха беза, и плюнул мне под ноги.