— Шикарно, — без всякого энтузиазма сказал я. — Можешь заняться этим. Приготовь зелье при зельеваре, добавь его в базу и продай эти бутыльки. Тебе — расширенный доступ, мне — деньги с возможных отчислений. Идет?
От предложения репутации и жирного куша девушка отказалась, не думая.
— Я не могу так, — помотала головой Даша. — Это твой рецепт, я не могу выдать его за свой. Может, ты не знаешь, от чего отказываешься, но кланы, занимающиеся продажей зелий, за подобный рецепт озолотят. Это зелье, если ты не шутишь насчет его свойств, достойно места в учебниках или профильной литературе.
Я поднял руку, обрывая поток слов.
— Даша. Я прекрасно знаю о доходах зельеваров, как и о внимании кланов к тем, кто способен создавать новые рецепты. Уж можешь поверить, мне подобного внимания не нужно. Я осознаю свое предложение, его плюсы и минусы. Еще раз: ты хочешь получить доступ к новым рецептам государственной базы, стать значимее, как алхимик, и в перспективе — открыть собственный зельеварный цех? И тем самым избавить меня от бумажной волокиты и ненужной известности.
— Я не против.
— Тогда действуй.
Вот и проверим, насколько ей можно доверять. Если найдет, кому продать рецепт и скроется в неизвестном направлении, даже лучше. Это сейчас она не знает практически никаких секретов, за исключением подкупа сотрудника КМА.
— Не хочешь попробовать? — киваю на остывающее зелье.
— Нет, спасибо. Я не знаю, насколько это зелье качественное, — попыталась отвертеться девушка.
— Насколько я знаю, испорченное варево выглядит не так, — красноречиво покосился я на банку. Испорченное зелье или вообще куча сваренных вразброс ингредиентов выглядят скорее как смердящая масса на стенках котла. — Или ты думаешь, что я обманул тебя, а на самом деле под видом зелья памяти сварил магический аналог виагры?
— Я не знаю о его возможных побочных эффектах, — выкрутилась девушка.
А вот тут она права — побочные эффекты действительно есть. В первые сутки легкая интоксикация, тошнота. На месяц другой — бессонница, упадок сил и легкое отупение. Для студентов-прогульщиков, которые готовятся к экзаменам в последние сутки, сойдет и так, а вот для остальных парой к этому зелью шло ещё одно, убирающее негативный эффект. Оно требует дорогих ингредиентов, и изобретено тем же зельеваром, который создал «зубрилу», поэтому можно не беспокоиться, что кто-то быстро подберет парный состав.
— Ладно, проехали. Из побочных эффектов — тошнота, проблемы с концентрацией внимания и бессонница. Я заберу пару флаконов, если дашь тару. Свои можешь сама выпить или угостить кого-нибудь. Через два дня испортятся.
— Всего пара дней?
— Если бы не плесень, вышла бы неделя.
Я подождал, пока девушка нашла тару и ушел с двумя фиалами. Сам использовать поостерегусь, пока не сварю парное зелье. А вообще использовать нужно — выпить в выходной и засесть за разгребание книг в памяти, суток на десять субъективного времени. Если бы я раньше добрался до этой книги, раньше бы нашел этот рецепт. Увы, везде и сразу успеть нельзя. Зато теперь осваивание литературы изрядно ускорится, до и симбионт поднапряжется.
Глава 10
После того, как Степан научился самостоятельно входить в вондер, он перестал звать туда меня. Но едва я приехал от Дарьи и привел себя в порядок, в дверь постучался брат.
— Хочешь, покажу, что я сделал в вондере?
— Давай, почему нет.
Если приглашает, то и правда взгляну. Мне любопытно, что он там наворотил.
Мы зашли в его комнату. Степан лег на кровать, я сел за стол, и через минуту оба были в его вондере.
Когда я был здесь раньше, внутренний мир брата выглядел заледенелым горным склоном, где дул ледяной ветер и можно было поскользнуться и распороть себе руку о ледышку. Над головой висело темное низкое небо, а тучи, казалось, готовы разродиться снегом. Колючий мир для девятилетнего пацана.
Теперь же вондер отличался от прошлого. Атмосфера осталась такой же — я воплотил себе плотную шубу, чтобы не замерзнуть, а вот наполнение поменялось. И самое главное изменение — над нашими головами застыла в воздухе каменная громада.
— Это что? — Спрашиваю громче, стараясь перекричать завывающий ветер.
— Летающий остров! Хочешь, покажу, как там все устроено?
— Давай!
Взлетаю. Что меня удивляет — вслед за мною взлетает Степан, после чего кометой мчится к верхней части летающего острова. Братишкин освоился в вондере куда быстрее, чем я когда-то в своем. Может, потому, что у детей более гибкое воображение?
Сверху парящей глыбы — плоская каменная площадка. Посередине нее находился громадный шар, в котором летали воспоминания. Интересно, что Степа приземлился после меня, причем встал так, чтобы находиться между мной и шаром, будто закрывая его от меня.
— Ну, для пары недель самостоятельной работы — неплохо.
Да это шикарно для пары недель работы! Для пацана, который никогда подобным не занимался, и руководствуется гайдами в соцсетях — потрясающе!
Я пытаюсь понять, что послужило причиной того, что брат загорелся редактурой своего вондера. Понятное дело, что когда чересчур любознательные и увлекающиеся дети сталкиваются с чем-то интересным, будь то игра про дельфинов, радиоуправляемая машинка или купленный велосипед, они пытаются освоить эту игрушку как можно быстрее, забывая про реальный мир. Но здесь что-то другое, что-то гораздо более глубинное.
Для того, чтобы просмотреть воспоминания, мне теперь не нужно касаться шара. С помощью амулета я создаю иллюзию себя самого, шагающего рядом с братишкой, а сам перетасовываю в невидимых пальцах невидимые воспоминания и узнаю массу нового.
У маленького Степы с детства богатая фантазия и сильное воображение. Его всегда манила мечта убежать от реальности и создать собственный мир — мир, в котором он смог бы укрыться от любых забот и трудностей.
Острова были придуманы больше года назад. Степа просмотрел мультик, в котором по воздуху летали подобные глыбы, и его зацепила мысль о том, что было бы круто оказаться посреди подобного острова — управлять им и быть его единоличным владельцем, у которого никто этот остров не отберет, потому что других людей его остров слушаться не станет.
В его блокнотах и тетрадях есть яркие рисунки усаженных зеленью островов, что плывут в облаках. В мыслях братишка тосковал по придуманному миру, где иначе, чем в жизни, где он абсолютно свободен и ни от кого не зависит.
Его вондер не стал островами потому, что Степан хотел холодного одиночества чуть больше, чем солнечный остров. Все мы мечтаем о разных вариантах будущего, и замкнутость ребенка оказалась сильнее, чем желание покататься на острове. В конце концов, заледеневшая скала тоже принадлежит ему одному.
— Я хочу понемножку изменить этот мир, — восторженно говорит Степан. — Создам еще десятки или сотни островов, чтобы на одних бегали животные, на других росли цветы или деревья какие-нибудь. Еще одни будут просто каменными островами, которые можно будет изменить, как хочется. Слушай…
— Да?
— А можно будет как-нибудь сделать так, чтобы в моем вондере могли оказываться другие люди? Ну, когда я построю достаточно островов, чтобы хватило каждому.
— И чем ты планируешь с ними здесь заниматься?
Когда Степан с горящими глазами принялся гонки на островах, совместную возню с будущими садами, придумывание растений, которых не было на земле, совместную охоту на страшных чудовищ, которых он еще не придумал.
— Я поменяю температуру воздуха, чтобы тут растения росли, и можно будет вместе управлять островами! Лететь куда-нибудь стаей островов,
Ребенок описывал планы с нешуточной страстью, и это было нехорошо. То есть, отлично, когда у человека есть хобби, но не слишком хорошо, если он забывает про реальный мир и тонет в фантазиях. Не совершил ли я ошибку, когда научил его посещать вондер?
— А когда ты в последний раз виделся с другом?
Степан перестал улыбаться.
— В школе каждый день видимся, но приходить к нам домой он почему-то боится, хотя в прошлый раз его никто ничем не напугал.
— А с учебой у тебя как, не забросил?
— Если я заброшу учебу, мама меня как-нибудь накажет, — вздыхает братишка. — Так что оценки у меня хорошие.
— Ладно, поверю. Я не знаю, как открыть твой вондер для обычных людей, но я могу рассказать тебе про то, как сделать его чуть более живым. Есть такие штуки, как фантомы — это случайные фантазии, которые время от времени встречаются в любом вондере. Сознания или личностей они не имеют — это просто мысли, которые существуют недолго. У некоторых это — бабочки или пчелы. У кого-то белки или мыши в лесу. У тебя это могут быть ледяные элементали, или еще что-то, сходное твоему вондеру.
Я создал в ладони сочную желтую грушу и с хрустом откусил кусок. Степа попытался повторить мою иллюзию, но в его ладони появился несуразный желтый шарик, который парнишка быстро выбросил в снег.
— Так вот… Можно создавать иллюзии с нуля, тратя кучу энергии и времени, а можно изменять и прорабатывать эти фантомы. Таким образом ты можешь населить острова придуманными созданиями. Заодно и попрактикуешься.
— Спасибо за совет.
— Да не за что. Дам тебе еще один, раз уж ты начал вплотную заниматься внутренним миром. Дело в том, что в вондере есть место, куда слит весь негатив. Мы называем его «отстойником» или «черной дырой». Если ты расширяешь вондер, отстойник рано или поздно показывается сам — обнаруживаешь ледяную пещеру, или колодец, или провал в скале, которого раньше не было.
У одной моей знакомой вондер занимал с десяток квадратных километров, и выглядел, как старая заброшенная деревня. Отстойник возник в виде заброшенного частного дома, с покосившимися окнами, с щелями на крыше, со стенами, поросшими травой, мхом и плющом. Дверь болталась и скрипела, и сколько знакомая не пыталась ее закрыть или заколотить, дверь открывалась снова. У крыльца, привалившись спиной к стене дома, сидел скелет в пиджаке. Внутри дома сгущалась тьма, иногда оттуда слышались стоны и вой, и девушка никогда не заходила за дверь.