И если на поляне не встречалось ни одного Лифта, то их отсутствие с лихвой восполнялось количеством эскалаторов. Их тут были десятки – они вели на верхние этажи трех и четырехэтажных домов, на их крыши и террасы. Широкие и узкие, грузовые и пассажирские, со ступенями и без, эскалаторы и травалаторы (это такие движущиеся тротуары) поднимались как в обычные здания, так и в изолированные, приподнятые над полом на опорах.
– Вот это да! – выдохнула Настя, зачарованно оглядываясь. – Как красиво…
Вокруг и правда было красиво, даже несмотря на то, что Лаборатория выглядела запущенной и давно не используемой. И пусть система Светоча работала только на половину мощности, а улицы, стены и ступени эскалаторов покрывал густой слой пыли, сверкание хрустального поселка ученых вызывало самые радостные и возвышенные чувства.
А еще тут оказалось тихо, как в музее или библиотеке, – тишину не нарушало ни гудение двигателей, ни скрежетание шестеренок, ни шипение пара. Только голоса двух детей, оказавшихся на пороге величайшего открытия.
– Да, красиво, – признал Виктор, жадно рассматривая установленные в стеклянных домах приборы. – Но мы должны спешить. Если Озорника уже допрашивают, скоро они будут тут, времени нет…
– Да, конечно! – поддержала Настя. – Но куда же нам идти? Тут все такое одинаковое…
– Посмотри на прибор, что дал тебе Афанасий Валентинович, – посоветовал мальчик.
– Ну, разумеется! Туда! – Его сестра указала в центр уровня (если вы помните, жители Спасгорода могли безошибочно угадать центр поляны, как некоторые из нас с вами могут наугад определить, где находится север или восток). – Стрелка указывает туда, хоть я и не понимаю, что это значит.
– Тогда идем, – решительно скомандовал брат, устремляясь вперед.
И они направились в самое сердце стеклянного городка, не переставая осматриваться и прислушиваться к пыльной тишине, давившей на сознание. В ней даже робкие детские шаги казались громкими и неестественными.
Путники все брели и брели между стеклянными зданиями, не решаясь приблизиться ни к одному из них. Брели и только жадно крутили головами, пытаясь угадать назначение странных агрегатов и механизмов, наполнявших прозрачные комнаты.
Теперь брат и сестра зашли в сам поселок – внешняя стена и аналог Пустыря остались позади, и со всех сторон наших путешественников окружали только сверкающие постройки. От их безлюдности, запустения и запыленности заботинцев начало охватывать чувство подавленности, незаметно пришедшее на смену восторгу и восхищению.
– Наверное, нам тут нельзя находиться, – осторожно заметила Настя, все время поглядывая на запястье с прибором.
– Можно подумать, нам можно было входить в Усыпальницу или на Реакторную Станцию, – едко ответил ей мальчик, стараясь не расчихаться от пыли. – Или выбираться на поверхность, ага…
И они двинулись дальше, сворачивая снова и снова, чтобы еще глубже проникнуть в центр этого чарующего и таинственного этажа. В лежалой пыли на полу оставались две цепочки их маленьких следов.
Переламываясь на острых стеклянных углах, близнецов окутывало легкое призрачное сияние, испускаемое Светочем. Все это было очень похоже на дивный сон, если бы не колкое ощущение опасности и тревоги, витавшее над Лабораторией.
– Я могу ошибаться… – Настя остановилась, внимательно наблюдая за подрагивающей стрелкой. – Но мне кажется, что теперь прибор ведет нас туда.
И она снова протянула руку, указывая на огромное (очень-очень большое, без преувеличения) здание в самом центре научного поселка.
Оно, как и многие постройки Лаборатории, не имело фундамента, а было вознесено ровно к центру купола на широких опорах (выполненных, нужно отметить, не из стекла, а из хромированного железа). Зато по площади прозрачный куб сильно отличался от остальных, обступивших его строгими кольцами. Отличался так, что сразу становилось понятно, что это самое главное строение, вроде Ратуши – в нем был всего один этаж, но гигантский, словно платформа, парящая над другими блоками Лаборатории.
Со всех сторон к Центральному Зданию вели эскалаторы, очень многочисленные и самые разные, сейчас спящие. А внутри, и это было заметно сквозь невидимый пол, оно напоминало настоящую головоломку – с множеством комнат, коридоров, переходов и дверей.
– Нам туда, – уже более уверенно сказала девочка.
Она вдруг испугалась одной только мысли, что, если бы не диковинный прибор старого повара, они с братом могли бы целую вечность бродить среди стеклянных домов, не находя выхода.
– Надо подняться наверх, как я понимаю…
Но ребята не успели дойти даже до ближайшего эскалатора, потому что в следующую секунду случилось событие, ставшее первым звеном новой цепи напряженных, жутких, волнующих и героических происшествий, последовавших далее.
Где-то далеко-далеко, у самого края поляны, у внешней стены, куда выводили шахты Лифтов, послышался страшный шум. До центра долетело только его эхо, но окружавшая тишина позволила расслышать все в мельчайших подробностях. Металлический грохот, словно на пол уронили что-то тяжелое. Например, крышку люка, ведущего в технические отсеки стены…
Оба вздрогнули, разом окаменев.
Переглянулись, словно перепуганные зверьки, угодившие в ловушку. Витька побледнел, а Настя прикусила губу. Не сговариваясь, как это часто бывало в минуты стресса, они вдруг одновременно поняли, что из распахнутого люка на поляну пожаловали вовсе не Смотрители и Стражники.
На Лабораторию пришло что-то гораздо более дикое, неуправляемое и жадное. А спустя короткую вечность, проведенную в напряженном молчании, брат и сестра окончательно убедились в своих догадках, расслышав долетавший издали голос.
Оно говорило медленно, нараспев, словно пыталось на ходу срифмовать новую колыбельную:
– Я знаю, что вы здесь, мои хорошие! – Вкрадчивый женский голос дробился о стеклянные здания, отражался от чешуйчатого потолка и летел, казалось, со всех сторон одновременно. – Я чую вас, мои ненаглядные. Ну зачем же вы сбежали, натравив крысок? Зачем бросили голодную бабушку в Лифт, зачем сделали ей больно?
Девочка и мальчик смотрели друг на друга, не в силах поверить собственным ушам. Страх так крепко приковал их к месту, что они не могли сделать ни единого шага. А вкрадчивый женский голос тем временем становился все громче, решительнее:
– Я проделала такой долгий и сложный путь… Мне было нелегко, а вам? Как же долго я ждала, пока непослушные детишки снова сбегут из дома! Но я дождалась, мои хорошие. Дальше бежать некуда, мы на самом верху. И сейчас вы поплатитесь за обиды, которые нанесли бабушке Красе, сделавшей для вас столько добра!
Настя заверещала так громко, что разом разрушила ледяное оцепенение, сковавшее ее брата.
Тот вздрогнул от неожиданности (признать честно, от этого резкого, пронзительного крика чуть не обмочив штаны) и едва не упал, отшатываясь. Анастасия продолжала вопить, не в силах остановиться от ужаса, охватившего ее в этот миг.
– Теперь я слышу вас, мои хорошие! – неслось со всех сторон. – Раньше я только ловила ваш вкусный запах, его не спутаю ни с чем. А теперь еще и слышу вас, мои драгоценные детишки! Оставайтесь на месте, я сейчас приду…
Подскочив, Витька звонко (он постарался, чтобы вышло не слишком больно) хлестнул сестру по щеке, заставляя замолчать.
Теперь девочка, будто механическая рыбка, смотрела брату прямо в глаза, хлопая светлыми ресницами и разевая рот в беззвучной мольбе. Она так хотела сказать ему, что этого не может происходить на самом деле. Она так хотела попросить Витеньку сделать хоть что-то, чтобы защитить их от страшной бабки Красимиры, сумевшей снова отыскать их в таком огромном городе. Но не могла. Потому что в легких кончился воздух, а новый Настя безуспешно силилась втянуть сквозь сковавший тело спазм.
– Дыши, дуреха!
Мальчик развернул ее к себе спиной. Обхватил обеими руками и резко надавил на грудь, заставив охнуть и с шумом вдохнуть.
Едва обретя возможность дышать, девочка покачнулась, словно была готова рухнуть без чувств. Но Виктор подхватил под руку, быстро сверившись с показателями прибора на запястье сестры.
– Бежим, Настюха, не время раскисать! – яростно зашипел он.
И она услышала. И все поняла.
Медленно, затем все быстрее и быстрее задвигались ожившие ноги, перебирая по полу. С усилием (присущим большинству отважных детей Спасгорода) взяв себя в руки, девочка больше не висела на плече брата безжизненным кулем.
Глубоко вдохнула, затем еще раз, почти приходя в себя. И через несколько мгновений оба во всю прыть неслись к ближайшему эскалатору, уводящему наверх – к Центральному Зданию.
– Что же нам делать? – силясь восстановить дыхание, прохрипела Настя. – Мы же всего лишь дети! Как нам наконец избавиться от этой ведьмы? Уже третий раз она грозится нас съесть! Уже третий раз мы не можем убежать!
– Не бойся… – тяжело дыша, Витя чуть не споткнулся. – Мы обязательно что-то придумаем!
И он, пусть в этом и не крылось большого смысла, вынул из сумки старый нож, что дала им с собой Робкое Перышко.
Конечно, все, что умел делать с ножом мальчик, это порезать хлеб или выстругать из пластика свистульку. Но потертая рукоятка в ладони придавала ему уверенности, и одного этого сейчас было больше, чем достаточно. В конце концов, в прошлый раз оборотня прогнали обычные крысеныши, вооруженные палками и ножиками!
– Я сумею защитить тебя, – убежденно пообещал Виктор сестре, лихорадочно озираясь.
В этот момент они подбежали к эскалатору, застыв в нерешительности. Тот был узким и таким высоким, что от его начала до дверей в Центральное Здание детей отделяло не меньше двадцати метров.
Мальчик первым шагнул на ступени.
В этот же миг эскалатор ожил, зашевелившись под его ногами. Со скрипом активировались скрытые моторы, лента со ступенями дернулась вверх, затем обратно. Рывки механизма были похожи на неуверенные движения просыпающегося человека. Не используемый уже долгие годы, транспортер дождался пришествия людей, вновь приступая к исполнению своих обязанностей.