Я думаю, любой человек, взрослым заставший мир «до Интернета» (остальным придётся поверить на слово), вспомнит это ошеломляющее чувство, когда он впервые запустил программу, называющуюся браузер, — и экран компьютера, воспринимаемого как продвинутая печатная машинка и игровой автомат, вдруг начинал покрываться словами и картинками, пришедшими откуда-то из-за границы! И никакое КГБ не в состоянии отследить, что́ вы смотрите и читаете! Мало того — что вы ПИШЕТЕ!
И подобное чувство испытывали не только мы — простые юзеры, пришедшие в русский Интернет на всё готовое, но и его создатели. Вот свидетельство одного из основателей «Демоса» Алексея Руднева, относящееся к 1990 году:
Я приехал из отпуска, а мне говорят — смотри, мы прорубили окно в Европу: слышал о таком-то? Вот его статьи в новостях, а вот новости про «Unix», а вот… Как будто упал железный занавес: до того мы были в своей пещере, куда иногда долетал гул извне, после того — оказались включены в этот самый мир, что был снаружи и имел свои горести и свои радости…[124]
Интернет прочищал мозги не хуже тамиздата. Просто самим фактом своей доступности, вне зависимости от содержания. Да, собственно, он и был тамиздатом. Только несравнимо большего масштаба. И с несравнимо бо́льшим эффектом. Причём эффектом неотменяемым.
Интернет нельзя отключить потому, что он сегодня — не в кабелях, а в сознании людей.
Благодаря Интернету люди просто поняли какие-то вещи про себя, про страну и общество. <…>
Людей, один раз поживших в информационно открытом и свободном мире, невозможно заставить об этом забыть. Не придумано такой кнопки[125], что стирала бы опыт свободы из памяти.[126]
Всего несколько лет спустя, но уже в иную историческую эпоху, в мае 1997 года, Евгений Горный, главный редактор только что вышедшего[127] «Zhurnal.Ru», первого «обозрения сетевой культуры», заявил мне на презентации журнала в Библиотеке иностранной литературы:
Интернет совершенно стирает физические и политические границы, мир приобретает новое качество.
— А вы можете, пять минут пообщавшись с человеком, определить, не спрашивая его напрямую, «сетевой» он или нет?[128]Я эту «особость» хорошо чувствую, но никак не могу её вычленить.
Сложно сказать… Вон стоит Антон Носик, жуёт бутерброд. Можно, глядя на него, определить, сетевой он или нет? Я думаю, здесь нет никаких прямых корреляций. Можно сказать только то, что, как показывают опросы, люди, активно использующие Интернет, — это люди демократических взглядов, среди них практически нет националистов и мракобесов. Девяносто с лишним процентов опрошенных считают, что не должно быть правительственной цензуры.[129]
Неожиданный «коанический» ответ Горного про бутерброд — возможно, первое упоминание в неспециализированной прессе Антона Носика не как автора конкретной статьи и не как автора остросюжетного романа, а именно как интернет-гуру, по которому можно и нужно ровняться. А мой тогдашний неуклюжий вопрос был вызван явственным ощущением — пришли какие-то совсем новые люди с новым мышлением.
Что совсем не новость ни для русской истории, ни для русской литературы.
Явились новые судебные учреждения; нужны были новые люди.
И Иван Ильич стал этим новым человеком.[130]
Реформы девяностых не меньше реформ шестидесятых требовали новых людей и новых «учреждений».
И Антон Борисович стал этим новым человеком.
В 2002 году в интервью Шаулю Резнику Носик вспоминал свой путь в Интернет фаталистически:
Если бы я в 1990 году не пошёл работать к Феликсу Дектору в издательство «Тарбут», и если бы это издательство не выпускало бы гранки в иерусалимском районе Меа-Шеарим, и если бы ребята из Меа-Шеарим не возили бы из Америки контрабандные модемы, — я бы никогда не освоил технологию передачи данных по телефону. Потом BBS, Интернет…
Но при этом он не просто «принимал создавшиеся обстоятельства», но и сам активно способствовал их созданию. Съездив осенью 91-го года на заработки в Гонконг (в качестве переводчика на бизнес-переговорах), он привёз оттуда модем и стал активным участником IRC-каналов.
IRC, то есть Internet Relay Chat, или попросту «Ирка», — это групповой текстовый чат в режиме реального времени. Можно сказать — предтеча (в обоих библейских смыслах: предшественник и вдохновитель) всех дальнейших онлайн-форм коммуникации. Самопрезентация Носика 1996 года на IRC-канале #russian, сохранившаяся на сайте Марата Файзуллина, тоже содержит библейскую аллюзию.
Emigrant — Anton Nossik [anton@koan.com]
Jerusalem-based, 30 years old, divorced, ex-journalist, gone nuts and HTML. On IRC since march 1994, undergone serious treatment a coupla dozen times, but could never give up this addiction. Thinks that the Kingdom of God belongs to the Lame and the Clueless[131].
То есть:
Живущий в Иерусалиме, 30-летний, разведённый, бывший журналист, сбрендивший и [на] HTML. На IRC с марта 1994 года, проходил серьёзное лечение дюжину-другую раз, но так и не смог победить эту зависимость. Полагает, что царство Божие принадлежит ламерам и чайникам.
Обратим также внимание на выбранный Антоном ник Emigrant (впоследствии повторенный в ICQ, ставшей в конце девяностых — начале нулевых в России едва ли не главным средством делового общения). Он: a) оказался свободен, что говорит о том, что Носик присоединился к IRC «в первых рядaх» и б) показывает, что в виртуальном русскоязычном мире модный иерусалимский тусовщик оценивал себя иначе…
И здесь мы должны обратиться к самому феномену русского Интернета, изначально, ещё до рождения HTML, оказавшегося литературоцентричным и, шире, логоцентричным в высшей степени. Оказался он таким по причинам вполне объективным. В начале девяностых тысячи молодых людей, имевших амбиции в академических науках, были вынуждены покинуть родину. Просто потому, что хотели заниматься этими науками, а не торговать компьютерами, пусть и с бешеной прибылью.
Неудивительно, что, оказавшись в американских университетах, особенно провинциальных, где последнего русского видели полвека назад, эти молодые русские интеллектуалы отчаянно тосковали. И глушили эту тоску — в онлайн-трёпе. Интернет, доступный простым студентам и аспирантам в американских университетах несоизмеримо раньше, чем в России, оказался для них тем местом, где они могли сохранять русскую речь во всём её богатстве. Отсюда — нарочитое залихватство и «неудобочитаемость» форумов наподобие «Гусарского клуба» (распространившиеся затем на весь Рунет, зародышевым ядром которого эти аспиранты-экспаты оказались).
Носик стал одним из первопроходцев русского «виртуального фронтира». Но до середины девяностых это не оказывало влияния на его профессиональную жизнь: он зависал в текстовых конференциях и на BBS, даже наладил возможность посылать из дома в редакцию «Вестей» тексты при помощи модема (чтобы не мотаться лишний раз из Иерусалима в Тель-Авив), — но офлайн был интереснее и насыщеннее онлайна.
Положение стало меняться после 95-го года — после убийства Медкова, армейской службы и не слишком успешного опыта захода в «бумажную» литературу. Павел Пепперштейн рассказывает про это в своей обычной концептуальной манере, в парадигме «инсайта»:
Смерть Медкова очень сильно на него повлияла. Антон погрузился в сумеречное состояние на какой-то период, как бы выпал в астрал. И именно в этом астрале пребывая, он и набрёл на идею русского Интернета.
Это происходило чуть ли не при мне. Он в какой-то момент привстал и сказал: «Я понял» — «Что?!» — «Через пару дней расскажу». И через пару дней рассказал, как ему открылась идея этих вот сетевых штук. И потом стал этим заниматься.
Александр Шерман и Евгений Горный в 1999 году изложили для сервера современной культуры «Guelman.ru» эту же историю конспективно, без «инсайтов»:
В 1993 году журналист Носик неожиданно замолчал. В прессу он столь же неожиданно вернулся в 95-м, причём тематика его рубрики была полным сюрпризом. Рубрика называлась «Наши Сети». Это была первая постоянная сугубо «интернетовская» колонка на русском языке не только в израильской, но и в мировой русскоязычной прессе. Бывший экономический комментатор предстал в роли сетевого гуру. Он учил новичков ориентироваться в Сети и компьютерах, благо тому способствовал его восьмилетний опыт общения с Сетью (начиная с ФИДО). Многие сочли этот шаг определённым «падением профиля». Носик же упрямо продолжал возделывать нехоженое поле.[132]
Но и это не совсем точно.
Как свидетельствует выложенный самим Антоном архив[133] рубрики «Наши сети»[134], она просуществовала в «Вестях» с 15 апреля по 15 сентября 1996 года. Было написано 66 выпусков, то есть в среднем обзор выходил раз в два-три дня, очень часто. И это говорит не столько о «нехоженности» поля, сколько о харизме и авторитете автора в редакции.
Доступные сейчас материалы свидетельствуют, что в основном это был «ликбез» — совершенно, разумеется, по тем временам необходимый. Достаточно посмотреть названия: «Спрашивайте — отвечаем», «Гусары гуляют», «Все на выборы», «В вечном поиске», «Продолжение поисков», «Вышла новая программа», «Русские идут», «Своя страница», «Netscape против Explorer’a», «Программы для Интернета» и т. д.