Наконец, их пригласили в просторный конференц-зал, в центре которого стоял длинный стол, формой напоминающий подкову. Рассадка была свободной. Во главе стола сидел Путин вместе с Михаилом Лесиным и главой Минсвязи Леонидом Рейманом. Солдатов[262] сел справа от него. Носик — напротив. Павловский, придумавший эту встречу, на неё не пришёл.
Путин сделал короткое вступление. Солдатов немедленно поднял руку. Он неторопливо рассказал историю Интернета в России. Затем, следуя заранее одобренному [приглашёнными провайдерами] плану, передал слово известному юристу Михаилу Якушеву, который столь же аккуратно разъяснил присутствующим принципы правового регулирования Сети. Путин кивнул, а затем вдруг выложил перед собой документ за авторством Лесина и согласованный с Рейманом[263]. В нём было всего два пункта: «О порядке выделения и использования доменных имён» и «О создании национальной системы регистрации доменных имён». Вместе они предполагали передать контроль над доменной зоной. ru государству и обязывали все зарегистрированные в России организации, будь то частные компании, СМИ или школы, в срок до 31 декабря 2000 года открыть в этой зоне свои корпоративные сайты.
Путин попросил присутствующих высказать своё мнение об этом предложении. Все изобразили удивление. Руку поднял Носик. «Это именно то, из-за чего мы так боимся правительства, — сказал он. — Вы, словно фокусники, вытаскиваете из рукава какое-то очередное регулирование, после чего все могут просто идти домой!»
Опоздавший на встречу друг Носика, веб-дизайнер Артемий Лебедев, ворвался в зал в сопровождении Марины Литвинович, сотрудницы Фонда Павловского, и занял пустое кресло. Лебедев, сын известной писательницы Татьяны Толстой, с банданой на голове, сразу бросился в атаку на сидевшего напротив него [директора РосНИИРОС[264]] Платонова, обвинив РосНИИРОС в чрезмерно высоких ценах на доменные имена. <…> Предложение Лесина было для Платонова «чем-то сродни рэкету: у вас есть что-то, что приносит прибыль, — отдайте это мне». Платонову показалось, что речь Лебедева, произнесённая в присутствии Путина, фактически давала правительству новые аргументы, почему следует изменить статус-кво. Платонов начал эмоционально отвечать. Градус дискуссии повышался, и вскоре присутствующие стали перебивать друг друга. Одно было понятно: присутствующие за столом — и те, кто моложе, и старшее поколение, — были категорически против предложения Лесина.
Солдатов снова поднял руку. Дождавшись кивка Путина, он сказал: «Предлагаю подвергнуть этот вопрос общественному обсуждению».
«Согласен, — немедленно отреагировал Путин. — Давайте договоримся, что и этот проект, и любой другой, касающийся Интернета, отныне будет становиться предметом общественной дискуссии».
Это означало, что проект Лесина отклонён. Встреча продлилась чуть больше полутора часов. <…>
Для всех людей, пришедших тогда в Белый дом, встреча, по сути, ничего не изменила: правила игры остались старыми. Статус-кво был сохранён, и именно этого они и добивались.
Я прекрасно помню, что, вернувшись из Белого дома, Антон был если не очарован «молодым премьером», то испытывал по его поводу сдержанный оптимизм.
Обычно ведь как бывает, — говорил он нам, сотрудникам «Ленты», собравшимся вокруг своего главреда с пластиковыми стаканчиками предновогоднего шампанского, — подчинённые подсказывают, что делать, своему долдону-начальнику. А тут наоборот! Начальник растолковывает, что надо делать, дуракам-подчинённым!
Но в 2014 году, когда Солдатов-мл. и Бороган интервьюировали Носика и когда у него же брали интервью для 15-летия «Gazeta.Ru», Носик вспоминал этот драматический момент уже совсем по-другому.
Знаете, когда нас в первый раз заметили? Когда появился «джокер» по фамилии Путин, незнакомый и непонятный. Нужно было нарастить ему рейтинг. А что было самое страшное в этом человеке для демократически настроенных элит? Слово «кагэбэшник». В общем, главный упор делался на то, чтобы объяснить интеллигенции: он не стрелял людей по темницам.[265]<…>
И они разыграли изумительный спектакль перед нами. Встаёт Рейман и зачитывает проект постановления правительства о запрете негосударственной регистрации доменов в России. Потом встаёт Лесин и зачитывает проект постановления, что все сайты отныне обязаны регистрироваться в качестве СМИ. А Путин задаёт нам вопрос: что вы, друзья, про всё это думаете? Тут я поднялся и сказал: «Вот, Владимир Владимирович, за что мы, собственно, вас и боимся. Мы выстроили экосистему, в которой работаем и живём, и вдруг федеральный министр, как фокусник из рукава, достаёт закон, который отменяет всё наше существование. И то, чего мы боимся, только что прозвучало».
Это была блестящая разводка! Потому что дальше Путин, глядя на меня, говорит: «Вот для этого разговора я, Антон Борисович, собственно, вас всех и пригласил. Мы фиксируем то, что сложилось, ничего не ломаем, не экспроприируем. Как с дачными кооперативами после советской власти: у кого что было, за тем то и закрепили… Я эти постановления правительства никогда не подпишу. Мы не хотим, чтобы вы нас боялись. В России не будет ни китайской, ни вьетнамской модели». Вот что мы услышали: развивайтесь, цветите, у нас нет с вами никаких проблем.[266] И так мы жили 12 лет.
Но это понимание «разводки» пришло много позднее. А «съезд победителей» — РИФ-2000 в подмосковном санатории «Лесные дали» — прошёл 15–19 марта на бравурной ноте: к нам прислушиваются в Кремле![267]
Помня об этом, продолжим читать Ашманова:
На РИФ-2000 именно растрёпанные и плохо одетые контентщики впервые стали главной нацией Рунета. Все смотрели им в рот, жадно ждали цифр, как на аукционе. И, как на аукционе, суммы полученных денег каждый раз назывались всё больше и больше, становясь умопомрачительными. <…>
В перерывах фойе бурлило, вскипая вокруг инвесторов и топ-менеджеров Порталов[268]. Энергия и энтузиазм искрились в воздухе. С РИФ-2000 все интернетчики разъезжались с лёгкой душой и убеждением, что наконец-то справедливость восторжествовала, что профессия выбрана правильно и все страдания были не напрасны.
В целом гораздо более сдержанный Соколов-Митрич описывает в «Яндекс-книге» сложившуюся тогда ситуацию столь же восторженно.
К 1999 году крупнейшие мировые инвесторы уяснили, что Интернет — это всерьёз и надолго, но ещё не успели понять, что́ с ним делать и куда развиваться. Все знали одно: надо столбить место на вновь открывшейся планете. Поэтому как ненормальные бросились скупать всё подряд. В США технологический индекс NASDAQ почти ежедневно обновлял рекорды. При достаточной пиар-поддержке можно было назначать семизначные цены в долларах за только что открытый сайт — инвесторы, как хищники, хватали любую блесну. Даже на едва народившемся российском интернет-рынке называть цену ниже миллиона долларов считалось неприличным.
По возвращении со «съезда победителей» такая техническая мелочь, как отсутствие юридически оформленных отношений, никого не смущало. Главное — дело делать!
Несмотря на то, что в моменте это ещё никакой отдачи не приносило. Как пишет Васильев,
Как мы ни старались, но расходы не уменьшались, а доходы не росли. Рекламных денег приходило не более 50 000 долларов в месяц, остальное приходилось покрывать из наших инвестиционных денег.
И в другом месте своей книги-исповеди сам же объясняет причину. Она очень проста: начальники компаний привыкли к распечаткам в кожаных папочках. Зачем им Интернет? Не царское дело.
Крупные бизнесмены тогда не жили в Сети, не чувствовали Интернет и не готовы были тратить там деньги.
Растяжка поперёк Тверской или Арбата была им понятнее.[269]
Заметим в скобках, что гениальный Арсен Ревазов нашёл способ монетизировать и «папочки»:
Ко мне пришёл рекламодатель и сказал, что хочет заказать рекламу Венского бала. Это бал для девушек из богатых семей, которые должны выйти в свет и показать себя, стоимость участия составляла три тысячи долларов. Мы заказали рекламу на новостных сайтах. У каждого сайта тогда была версия для печати, где ничего не было, кроме текста и нашего баннера. Распечатки ложились на стол референтам, которые собирали их в кожаные папочки и относили всем президентам. Получилась крайне успешная кампания. Брали мы, на секундочку, пять долларов за распечатку, то есть пять тысяч долларов за тысячу показов баннера. Не думаю, что этот рекорд будет вскоре побит.[270]
Понятно, впрочем, что реклама венского бала для дочек президентов компаний — это эффектная, но разовая акция, которую нельзя мультиплицировать. Так что фраза из «Яндекс. Книги»: «В течение 2000 года „Русские фонды“ влили в „Рамблер Интернет Холдинг“ 6 миллионов долларов» в другой книге, «#как мы покупали русский Интернет», расшифровывается просто:
Каждый месяц мы исправно привозили в компанию обещанный чемодан с деньгами, около 500 000[271] долларов. Они покрывали расходы на жизнь: зарплату людям, аренду в Научном парке МГУ, закупку серверов, оборудования и прочие расходы вроде консультантов, дизайнеров и юристов.
Ситуация, когда расходы никак не связаны с доходами, а покрываются просто «из чемодана», привела к тому, к чему и должна была привести: инвесторы устали и готовы были продать ставший пассивом «актив» даже в убыток относительно первоначальных взносов. Первыми не выдержали шляхтичи-«стэковцы». Что и понятно: они всё-таки были «дворянами шпаги», а не «дворянами мантии» — инженерами и программистами, а не финансистами.